сильно осел снег за пару дней. Обратно мы ехали на гусеничном вездеходе — очень удобно, потому что можно спускаться со склонов поперек серпантина. Еще день в Петропавловске — и мы улетели домой. Этот перелет стоил нам немало нервных клеток: ведь в каждом из пяти пунктов посадки надо было снова проходить паспортный контроль. Денег у нас практически не осталось, так что если бы нас поймали с чужим паспортом, дело было бы плохо. Бедный Коля под конец совершенно обалдел и запутался в географии: все пять аэропортов были построены по одному проекту, так что казалось, что мы часами летаем по кругу. Но всему на свете приходит конец. Я был уверен, что Николя никогда больше не пересечет нашу границу, и вообще у него навсегда останется устойчивый страх перед путешествиями. Но задатки у парня были неплохие, и, как выяснилось, эта короткая вылазка все же сделала из него человека: на следующее лето он повез на Камчатку целую съемочную группу. Правда, когда они должны были проезжать Москву на обратном пути, меня в городе не было, и я не знаю, остался ли кто-нибудь в живых.
Отморозки,
история последняя, в которой на автора находит полное затмение.
Жидовскую банду Ельцина-Чубайса-Черномырдина — под суд!
Так получилось, что только в мае 1996 года я снова рискнул прокатиться по стране после нескольких путешествий за границу. Правда, всего один день: вылетел в Калмыкию, посмотрел отђл сайгаков и вернулся. Мне показалось, что ситуация потихоньку нормализуется. Транспорт плохой и дорогой, с билетами по-прежнему проблемы, но все же что-то ездит. Попутки ловятся, хотя и с трудом (в данном случае все шофера боялись «кавказцев», кроме чеченцев и дагестанцев, которые меня и подвозили). Развал промышленности и сельского хозяйства оказался спасительным глотком кислорода для полузадушенных биоценозов, и экологическая обстановка заметно улучшилась — например, еще недавно редкие виды чаек и журавлей теперь довольно обычны. В других отношениях тоже стало веселее. Вот, например, плакаты, установленные на улицах Элисты. Их два, стоят они по очереди. На первом — фото Кирсана Илюмжинова в обнимку с патриархом и подпись: «Единая Калмыкия в единой России». На втором — Кирсан в обнимку с далай-ламой и подпись: «Ом мани падме хум». А кооперативные туалеты в виде буддистских дацанов, а смешные для москвича цены в магазинах… в общем, полно интересного. Глядишь, лет через сорок можно будет нормально путешествовать. Однако лично для меня эта страничка жизни, скорее всего, перевернута навсегда. Устав от проблем с получением виз при поездках за границу, я решил эмигрировать в США — кроме всего прочего, это единственный способ спокойно посмотреть Северную Америку. И очень уж осточертела многолетняя необходимость перебиваться случайными заработками, не имея возможности жить основной специальностью — зоологией, которая, как и почти любая наука, у нас не профессия, а в лучшем случае хобби. Последней каплей стал доступ в Интернет, который я получил на своей очередной работе. Только тут я обнаружил, что именно в Интернете проходит большая часть современной научной жизни. А поскольку в наших НИИ это редкая роскошь, попытки отечественной науки притворяться живой бессмысленны — пора признаться самим себе, что ее больше не существует. Впрочем, как раз моя последняя работа в одной российско-американской фирме оказалась на редкость приятной: симпатичные сотрудники, нескучные обязанности (я оформлял страницы фирмы в Интернете). А главное, возможность путешествовать по компьютерным сетям, общаясь с научными организациями и просто интересными людьми по всему миру. Время, о котором идет речь, запомнится астрономам появлением двух необыкновенно красивых комет. Первая из них, названная по имени японца-первооткрывателя Хиякутаке, пролетела мимо нас в марте 1996 года и отличалась удивительным, почти во все небо, хвостом — правда, таким прозрачным, что ближе ста километров от города его почти не было видно. Осенью того же года стало ясно, что другая комета, открытая американцами Хэйлом и Боппом, будет самой яркой за последние столетия. По мере того, как сорокакилометровый «грязный снежок» преодолевал один миллион километров за другим на пути к Солнцу, вокруг него рос странный ажиотаж. Позже это, как известно, закончилось массовым самоубийством членов американской секты, считавших, что под видом кометы за ними прилетел НЛО из лучших миров. Я решил воспользоваться редким (прошлый раз эта комета появлялась четыре тысячи лет тому назад) случаем для того, чтобы добыть денег на прощальное путешествие по стране. Разослал по выходящим в Интернете астрономическим журналам сообщение, что набираю группу туристов для поездки на БАМ — там, под холодной сенью Сибирского антициклона, будут идеальные условия для наблюдения кометы и подвернувшегося кстати солнечного затмения. Весна приближалась. По ночам я иногда выбирался за МКАД на тещиной «Оке», заезжал на заброшенное кладбище и смотрел в бинокль на комету, которая из туманного пятнышка постепенно превращалась в звездочку с размытым желтым хвостиком. К середине февраля выяснилось, что почти все «любители затмений» (есть такая категория, наряду с «любителями торнадо», «любителями наблюдений за птицами» и другими интересными чудаками) испугались сибирских морозов и поедут в Монголию — там затмение тоже будет видно, хотя и хуже. Только четверо туристов, двое из Канады и двое из Гонконга, рискнули составить мне компанию, и еще примерно сто (из более чем тысячи) решили добираться в Тынду или Читу сами. В последний день зимы, едва успев забежать в ГУМ за слайдовой пленкой, я повалился на боковую полку поезда Москва-Нерюнгри. «Клиенты» должны были присоединиться ко мне в Красноярске, поскольку летели в Сибирь через Пекин. Вагон был заполнен до отказа. К моему приятному удивлению, там ехали даже две группы туристов. А ведь зимний маршрут в горах Восточной Сибири — серьезное мероприятие, требующие долгой работы над снаряжением и солидной физической подготовки. Эти ребята, казалось, по волшебству перенеслись сюда из 70-х годов: те же лица, те же шутки, те же байки, и, конечно, те же песни под гитару — теперь, увы, казавшиеся мне немножко детскими. До Урала, как водится, смотреть было не на что — не считая фантастической распродажи хрусталя на перроне какой-то станции близ Гусь-Хрустального. Когда начались березняки Барабинской низменности, я принялся просматривать придорожные столбы — в этих местах зимой на них часто можно увидеть сов, в том числе роскошного, почти белого западносибирского филина. Снег, мороз и корейская лапша в стаканчиках на станциях, объявления пьяного проводника вроде «Станция Наливайская — стоянка поезда сто грамм», веселые истории грузинских золотоискателей, ехавших по соседству: «Снял я как-то пацанку, привел домой, а она с ног до головы в наколках. — Ты почему синяя? — спрашиваю. — Только из зоны, — отвечает. Ох, и накинулась она на меня — изголодалась, бедняжечка…» Настоящая Сибирь начинается с Красноярска. Подсевшие в вагон «клиенты» с восторгом глядели на седую от инея черневую тайгу, незамерзший почему-то Енисей, а по ночам — на комету, которая стала такой яркой, что ее было отлично видно в окно вагона. Трое из них были молодые ребята, рискнувшие ради этой вылазки всеми сбережениями и ужасно волновавшиеся, что в момент затмения будет плохая погода. Пока за окном сверкало солнце, но каждое облачко заставляло их заметно нервничать. Четвертый, канадец лет сорока, притворялся невозмутимым, но, конечно, тоже беспокоился. Хотя я по два раза объяснял им, что нужно брать с собой, они довольно легкомысленно отнеслись к подбору одежды, а мыла не взял ни один: «— Мы думали, что раз едем на поезде, то в душевой вагона обязательно будет мыло». Мой кусочек мыла они полностью истратили в первые дни, пытаясь отмыться от вагонной грязи, и больше умываться было нечем — тем лучше, после мыла кожа легче обмораживается. Когда свернули с Транссиба на БАМ, погода все же испортилась. Целый день мы тащились сквозь непроглядную метель. На маленькой станции в отрогах Байкальского хребта, где мы решили сделать первую остановку, снег лежал вровень с крышами домов, а телеграфные столбы превратились в причудливые грибы с двухметровыми шляпками. После безуспешной попытки погулять по утонувшей в сугробах пихтовой тайге мы забились в электричку и проехали оставшиеся семьдесят километров до Байкала, где, как выяснилось наутро, было солнечно и снега меньше, чем в Москве. Переночевали в по-застойному уютной вокзальной гостиничке Северобайкальска, наняли мужика с «Нивой» и покатили по льду к противоположному берегу озера, чтобы посмотреть на нетронутую баргузинскую тайгу. Машина резво мчалась на восток мимо синих торосов и кругленьких толстушек-нерп, суматошно нырявших в лунки при нашем приближении. Но едва мы добрались до засыпанного валунами берега, как, оглянувшись, увидели словно молочные ручейки, стекавшие со склонов гор на оставленном
