— Дерьмо! А за каким, спрашивается, долбанным чертом он сорвался с места и улетел, наплевав на ваши запреты? И почему не вернулся?
— Хорошо. А что случилось с вами?
— Никакого грузовика я не обнаружил. А он напал на меня. Повредил сопло. После этого мне не осталось ничего другого, как попытаться дотащиться до Станции.
— А почему он на вас напал?
Энгус с трудом сдержал злобный вой.
— У него и спросите!
— Вы уверены, что это был именно он?
— Нет. Какая уж тут уверенность. Но может, у вас есть догадки насчет того, кто еще мог наброситься на меня из дерьмового «ничто» безо всякого дерьмового повода?
Инспектор пожал плечами, словно список лиц, способных на такой поступок, казался ему бесконечным.
— Так или иначе, капитан Термопайл, вы нарушили запрет. Пусть он был оглашен, когда ваш корабль уже покинул док, но вы находились в контролируемом пространстве Станции и были обязаны вернуться. Вам будет предъявлено соответствующее обвинение. Мы осуществим выемку базы данных.
— Черта с два! Сказано же вам, я гнался за Саккорсо!
— Это ничего не меняет. Вы нарушили запрет.
— Я получил приказ… — Энгус снова повернулся к Мори. — Приказ, которого не мог ослушаться, как не могли бы и вы.
Не промолвив ни слова, Мори продемонстрировала инспекторам свое удостоверение.
Участие служащей полиции — сама возможность того, что она отдала приказ Энгусу Термопайлу, — не позволяло инспекторам отмести его рассказ как не заслуживавший внимания. Они обшарили «Красотку» настолько тщательно, насколько это было возможно без знания ее тайников, и не обнаружили ничего подозрительного. Под конец они осмотрели поврежденное сопло: кажется, результаты этого осмотра были единственным, что их в известной степени удовлетворило.
— Если капитан Саккорсо вернется, мы поступим с ним точно так же, как с вами. И если найдем на его борту что-нибудь — хоть что-нибудь! — с того корабля, упечем его за решетку до конца дней. Но привлекать его к ответственности за нападение мы не станем, пока вы не докажете, что стрелял именно он… — Инспектор ехидно улыбнулся. — То есть пока не предоставите нам для проверки вашу базу данных.
— Премного благодарен, — осклабился Энгус. — Вы так добры. Как приятно иметь дело с живым воплощением закона и справедливости!
Когда он наконец отделался от них, то был слишком вымотан даже для того, чтобы почувствовать облегчение. К тому же это не решало его проблем. Разумеется, ему запретили покидать Станцию, но при нынешних обстоятельствах это являлось лишь мелким неудобством. В остальном его свобода не ограничивалась. Выпроводив инспекторов, Энгус задраил люки, погрузил в сон Мори и завалился спать сам, поскольку ни на что другое уже не имел сил.
Спустя несколько часов он проснулся, весь в поту от страха, с ощущением того, что им забыто нечто важное. Жизненно важное! Во сне Энгус понял, какую роковую ошибку он совершил, но, пробудившись, не помнил ничего, кроме ужаса. Кондиционеры поддерживали на борту «Красотки» прохладу, так что потливость скоро прошла, а вот страх остался.
Впрочем, возможно, кошмары и отвратительное самочувствие объяснялись повышенной силой тяжести на Станции, тем, что он был уже староват для постоянных переходов от перегрузок к невесомости и обратно. Раньше он не думал о себе ни как о молодом, ни как о старом, — вообще не задумывался о своем возрасте и о состоянии организма. Но сейчас эти мысли помогали ему успокоиться
Он не молод. И почувствовал себя плохо из-за повышенной силы тяжести. От этого и кошмарный сон. Вот и все.
Нет.
Он что-то забыл.
В голове прозвучали насмешливые слова Ника:
—
Он по-прежнему не мог понять, почему Ник оставил его в живых.
И упустил что-то важное.
Желая выяснить, что именно, Энгус мысленно вернулся к самому началу.
Разумеется, все дело в Мори. Только такое объяснение и имело смысл. Ник оставил Энгуса в живых, потому что убить его значило убить и ее. Ник мог рискнуть ею ради того, чтобы одолеть Энгуса, чтобы посчитаться с ним, но одержав победу, он не стал добивать врага, не желая повредить ей.
Можно ли было сказать, что это все прояснило?
Скорее всего, нет, но Энгуса подобное заключение удовлетворило, поскольку принесло ему некоторое облегчение. С трудом встав, он налепил на раздувшуюся губу антисептический пластырь и, стараясь не обращать внимания на отчаянно чесавшееся под грязным пропотевшим комбинезоном тело, поплелся в рубку управления.
И почти сразу же увидел на экране сигнальные всплески.
Он застыл.
Согласно заданной программе, таким сигналом компьютер должен был информировать его о любой попытке Мори подать со своей консоли не ту команду.
В первое мгновение — правда, и продолжалось это всего лишь мгновение, — его даже не интересовало, что именно не так. Он был ошарашен самой невозможностью случившегося. Сделать что бы то ни было у Мори не имелось ни единого шанса. Энгус не спускал с нес глаз. Когда она отключала аппаратуру, никаких всплесков не наблюдалось. Точно? Он напряг намять. Точно, ничего такого не было. А сразу после этого он погрузил ее в сон. Так когда же, черт возьми, она могла?…
Нет. Понимание явилось для него еще худшим ударом, чем тревога. Нет, память подвела его. Он предоставил ей шанс.
Когда он впускал инспекторов на борт, она оставалась в рубке управления одна. И когда выпускал — тоже. А после этого усталость не дала ему как следует проверить, все ли в порядке. Он чувствовал себя слишком усталым.
И побитым.
Дерьмо!
Перейдя от размышлений к действию, Энгус принялся нажимать кнопки, чтобы выявить причину тревоги.
Причина оказалась настолько неожиданной, что он не мог поверить своим глазам. Должно быть, компьютер допустил ошибку. Конечно же, она сделала что-то похуже
Но нет, компьютер не ошибался. Мори просто-напросто разомкнула запоры одного из наружных люков и отключила сигнализацию, которая должна была сработать в случае его открытия. Это казалось нелепым. Энгус машинально стер кровь с подбородка, пытаясь сообразить, чем тут дело. Чего она добивалась? Люк так и остался закрытым, герметичность корабля не нарушилась. Только вот…
Любой, имевший скафандр, мог пробраться на борт, пока Энгус спал.
Изумление и растерянность Энгуса были так сильны, что сбили его с толку, подтолкнув к совершенно неверным выводам. Первым делом он бросился к Мори, наполовину ожидая увидеть, что она исчезла. Но женщина оставалась там, где была погружена в сон с помощью зонного имплантата. Тогда он