можете не рассчитывать. – Он отвернулся, словно уже все сказал, потом холодно добавил:
– И передайте болтуну Биренфорду, что он мог бы иногда доверять мне для разнообразия.
У Линден тут же появился язвительный ответ. Она хотела спросить его, при чем здесь доктор. А что тогда сказать о нем? Разве он кому-нибудь доверял? Но едва она открыла рот, как ночную тишину рассек ужасный женский крик.
Женщина кричала истошно и дико. В ее голосе чувствовался безумный страх. Казалось, что это визжала сама ночь.
Услышав крик, Линден рванулась к двери. Кавинант схватил ее за руку, но она вырвалась из его неловких пальцев и сердито произнесла:
– Я врач!
Не дав ему опомниться, она проскользнула в прихожую и зашагала по коридору.
Дверь вела в гостиную. Несмотря на ковер и книжные шкафы, комната выглядела пустой и неуютной. В ней не было ни картин, ни украшений; в центре находилась длинная выпуклая софа, рядом с которой стоял кофейный столик. Между мебелью и стенами оставалось широкое пространство.
Быстро осмотревшись, Линден ринулась на кухню, посреди которой стояли стол и два деревянных стула. Она свернула в небольшой коридор. Кавинант торопливо шагал за ней следом.
Пройдя мимо ванной и спальни, она направилась к двери в конце коридора – единственной, которая оказалась закрытой. Как только Линден попыталась открыть ее, Кавинант схватил ее за руку:
– Постойте…
Она ожидала услышать в его голосе отголоски какой-нибудь эмоции – нотки горечи, гнева или протеста. Но голос Кавинанта был монотонным и тихим:
– Поймите, есть только один способ навредить человеку, который уже все потерял. Вернуть ему что-нибудь любимое, но в сломанном виде.
Линден открыла дверь. Он отступил, позволив ей войти. Она переступила порог и осмотрела ярко освещенное помещение.
Посреди комнаты на железной койке сидела Джоан. Матерчатые ленты, привязанные к лодыжкам и запястьям, оставляли ей некоторую свободу, но не позволяли сблизить руки. Длинная ночная сорочка из хлопчатобумажной ткани перекрутилась от конвульсивных движений и задралась вверх, едва прикрывая тонкие бедра. На шее висела серебряная цепочка с обручальным кольцом из белого золота.
Джоан даже не посмотрела на Кавинанта. Взгляд ее устремился к Линден, и бешеная ярость исказила ее лицо. Безумные глаза придавали ей сходство с взбесившейся львицей; из горла вырывались скулящие стоны. Мертвенно-бледная кожа плотно обтягивала выступавшие кости.
Вздрогнув от подсознательного отвращения, Линден почувствовала себя бессильной. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с такой дикой свирепостью, которая в один миг сковала тело животным страхом и разрушила все ее концепции о недугах и болезнях. Эта концентрированная и убийственная дикость не имела ничего общего с обычной болью и человеческой слабостью. Она была квадратурой ненависти и зла. Волевым усилием Линден заставила себя подойти к кровати. Но когда она приблизилась к Джоан и протянула руку, чтобы пощупать лоб женщины, та укусила ее за ладонь, словно озлобленная кошка. Линден непроизвольно отскочила назад.
– О Господи! – прошептала она. – Что же с ней такое?
Джоан подняла голову и пронзительно завизжала. То был крик души, обреченной на вечные муки.
Кавинант молчал. Горе исказило черты его лица. Он подошел к Джоан и, склонившись над узлом, развязал ее левое запястье. Она тут же вцепилась в его руку ногтями, а затем всем телом подалась вперед, намереваясь укусить Кавинанта. Он уклонился и схватил Джоан за предплечье.
Линден с ужасом наблюдала, как он позволял своей бывшей жене царапать его правую руку. На коже проступила кровь. Смочив в ней пальцы, Джоан поднесла их ко рту и жадно слизала красные капли.
Очевидно, вкус крови вернул ей рассудок. Признаки бешенства поблекли на ее лице, взгляд смягчился, и на глаза навернулись слезы. Губы Джоан задрожали.
– О, Том, – произнесла она слабым голосом. – Прости меня. Я снова сделала это… Он в моем уме, и я не могу изгнать его оттуда. Он ненавидит тебя. Он заставляет меня… Заставляет…
Она надломленно зарыдала. Краткие мгновения ясного сознания причиняли ей такую же острую боль, как и периоды помрачения. Кавинант сел на койку и обнял Джоан за плечи.
– Я все знаю, милая. Я понимаю тебя.
В его голосе звучала мучительная тоска.
– Том, – рыдая, просила Джоан. – Помоги мне. Помоги.
– Я постараюсь.
Судя по его тону, он пошел бы ради нее на любые жертвы и испытания. Его любовь и сострадание не устрашила бы никакая жестокость.
– Скоро он пойдет в атаку, – прошептал Кавинант. – Еще пара дней, и я освобожу тебя из его плена.
Рыдания Джоан стали тише. Ее мышцы начали расслабляться. Страх и силы покидали истощенное тело. Как только Кавинант помог ей улечься на постели, она закрыла глаза и тут же уснула, засунув в рот пальцы, словно маленький ребенок.
Подойдя к туалетному столику, Кавинант достал из аптечки ватный тампон и вытер кровь на исцарапанной руке. Потом осторожно и нежно вытащил пальцы Джоан изо рта, привязал ее запястье к спинке кровати и повернулся к Линден – К счастью, это не очень больно, – сказал он с кривой усмешкой. – Как вы знаете, проказа притупляет чувствительность нервных окончаний.
Печаль ушла с его лица, оставив только усталость от неизлечимой боли.
Взглянув на пропитанный кровью тампон, Линден поклялась себе избавить Кавинанта от страданий. Однако ее рассудок уже расписался в поражении, не в силах противостоять болезни Джоан. Она не смела вступать в борьбу с подобным Злом. И не могла понять того, что увидела в этой женщине. В какой-то миг ей захотелось заплакать, но старая привычка к самоконтролю удержала ее от слез. Доктор Эвери не простила бы себе трусливого бегства в ночь.
– Теперь вы должны рассказать мне, что с ней произошло, – произнесла она мрачным тоном.
– Да, – шепотом ответил Кавинант. – Наверное, вы правы.
Глава 3
Беда
Он молча повел ее в гостиную. Его ладонь дрожала на запястье Линден, словно соприкосновение их рук вызывало у него тревогу и страх Когда она села на софу, Кавинант кивнул на свою поцарапанную руку и, пожав плечами, оставил ее одну. Линден не возражала. Неудача с Джоан ошеломила ее до глубины души, и ей требовалось время, чтобы восстановить самообладание.
Так что же ее потрясло? В кровожадном голоде Джоан она увидела признаки одержимости – болезни, в которую Линден как врач никогда не верила. Она привыкла жить в мире лекарств и лечения, где функциональные расстройства вели от здоровья к недугам, а дальше к выздоровлению или смерти Мистический аспект добра и зла не имел для нее никакого значения. Но Джоан.. Откуда взялась эта неудержимая злоба? Как она только могла.
Когда Кавинант вернулся с перевязанной рукой, она повернулась к нему, молча требуя объяснений.
Он отвел взгляд в сторону и печально опустил голову. Сутулая поза придавала ему вид несчастного и всеми отвергнутого человека. Тонкие морщинки в уголках глаз казались шрамами горя. Рот, привыкший к частым отказам, кривился в показном пренебрежении. Помолчав минуту, Кавинант смущенно произнес:
