Ник и Бэзил очень скоро стали врагами, и моя семья оказалась замешанной в их ссоре, потому что все началось из-за дяди Джейка. Бэзил убил его, да так жестоко и подло это сделал, что стал самым ненавистным помещиком во всей округе от Экса до Тэймера.
Под Рождество чуть ли не все торговцы дичью в округе уповали на Джейка, и он не жалел сил, чтобы оправдать их надежды — за счет Кастеров. Конечно, это было нехорошо и противозаконно, однако не давало еще права Бэзилу Кастеру расставлять в лесу капканы на людей. Сторожа — другое дело. С ними у нас шел честный поединок, в котором побеждал наиболее ловкий. Но капкан с зубьями, как у пилы, и с хваткой голодной акулы — от такой штуки хоть у кого душа закипит смертельной ненавистью.
Однажды ночью Джейк не вернулся домой. Он часто проводил под открытым небом по два-три дня — когда охотился, когда отсыпался в одном из своих тайников после особенно бурной выпивки, но теперь его отсутствие очень уж затянулось. Мы отправились на розыски и прочесали чащу до береговых утесов на юге. На второй день поисков мой брат нашел его — мертвого. Дядя Джейк попал в один из капканов Кастера и истек кровью. Его дворняжка Тафти лежала полумертвая от голода рядом с хозяином и жалобно скулила. Если бы Джейк не выучил собаку вести себя тихо на охоте, он еще дожил бы, возможно, до выездного суда.
Хоронить Джейка собралось очень много людей, пришли даже из Попплефорда. Много недобрых слов было высказано, и много сумрачных взглядов обращалось в сторону помещичьей усадьбы, но дальше этого не пошло.
Впрочем, нашелся смельчак, который не побоялся выложить то, что у него накопилось на душе. Это был Ник Аллардайс. Ник не участвовал в похоронах, но когда мы с отцом принялись засыпать могилу, он появился на кладбище и остановился около нас в раздумье, покуривая длинную виргинскую сигару.
Наконец он сдвинул сигару в угол рта и сдержанно произнес:
— Вы, Ганн, по-видимому, не собираетесь посчитаться за брата?
Отец поднял голову и осмотрелся кругом, чтобы убедиться, что его никто не услышит.
— Дом, в котором я живу, принадлежит Кастерам, и ваш отец платит мне из десятины, которую получает от Кастеров. Нас дома тринадцать ртов, и всех-то надо накормить и одеть. Мне ли думать о том, чтобы сводить счеты, мистер Аллардайс?
Он был благоразумен, мой отец, и знал свое место.
Ник ухмыльнулся и пошел прочь, кивнув мне на прощанье. Он знал, как я смотрю на это дело, но знал также, думается мне, что в словах моего отца заключен здравый смысл.
В этот миг за оградой послышался стук копыт, и Бэзил Кастер взбежал по ступенькам и зашагал через могилы туда, где мы работали. Ник замер на месте в нескольких ярдах от нас.
Кастер постоял около свежей могилы, похлопывая по тощей ноге своей тяжелой плеткой с набалдашником из слоновой кости, и вдруг рассмеялся. Это был резкий, скрипучий смех, заставивший меня вспомнить звук бороны, скребущей по гравию.
— Что ж, Ганн, — сказал он, — одним браконьером стало меньше, притом, если я верно слышал, самым отъявленным изо всех них!
— Будь у здешних людей хоть капелька мужества, Кастер, лежать бы и вам в этой могиле! — раздельно произнес Ник.
Змеиный взгляд Бэзила Кастера скользнул по Нику. Краска залила его лицо, тут же сменившись смертельной бледностью.
— Побереги лучше свое остроумие для черни Ковент-Гардена, Аллардайс, а не то как бы не остаться твоему отцу без прихода! — взвизгнул он.
Ник стоял все так же неподвижно, не спуская глаз с Бэзила.
— Если ты расставишь свою западню для меня или для кого-нибудь из нашей семьи, — произнес он наконец, — я вызову тебя на поединок. Мне все едино — кулаки, дубинки, пистолеты или шпаги! Я ведь тебе не какой-нибудь льстивый арендатор, Кастер!
Я ждал, что Бэзил тут же набросится на него. Он подался вперед, потом вдруг остановился, повернулся кругом, сбежал по кладбищенской лестнице, вскочил в седло и поскакал прочь; только искры засверкали из-под копыт его кобылы.
В тот день Ник по-настоящему завоевал мое сердце. Он посеял что-то новое в моей душе, и этому посеву суждено было дать всходы, которые продолжали расти даже тогда, когда от могучего тела Ника остался лишь скелет — этот скелет ты видел сам, Джим…
2
О следующей стычке Бэзила и Ника я узнал с чужих слов. Случилась она в ночь Охотничьего бала, который давали в Большой усадьбе накануне Рождества. На этот раз причиной раздора оказалась женщина, красавица мисс Фейрфилд из Эксминстер-Холл.
По-видимому, Ник произвел на балу выгодное впечатление своей внешностью и искусством танцора. Так или иначе мисс Энн решила стравить его с Бэзилом. Да и какая хорошенькая женщина не поступит так, если представится случай! Кончилось тем, что молодые люди крепко повздорили, и Ник предложил тут же решить дело поединком. Ему явно не терпелось увидеть, какого цвета кровь у Бэзила.
Разумеется, до дуэли дело не дошло. Об этом позаботился сквайр Кастер. Но он не ограничился этим: вызвав священника Аллардайса, сквайр предложил ему на выбор — либо священник отправит своего сына обратно в Лондон, а еще лучше за море, либо расстанется с приходом.
По этому поводу в доме Аллардайсов состоялся семейный совет. Мать Ника была целиком на стороне сына и говорила, что нельзя давать спуску этим Кастерам. Отважные поступки Ника сделали его героем в наших глазах. Каждый из нас, молодых, только обрадовался бы, увидев Бэзила на носилках. Мы ни минуты не допускали мысли, что Ник может проиграть единоборство.
Но священник судил более здраво. Он не собирался терять хороший приход из-за сына, которого буйный нрав сделал притчей во языцех. Короче, он предложил Нику готовиться к новой жизни в колониях, а пока держаться подальше от Бэзила Кастера.
Ник встретил это решение без особой радости. Я подозреваю, что мать и сестра подбивали его не повиноваться отцу.
Мы виделись с ним часто в это время. После случая у могилы Джейка Ник стал относиться ко мне с особым расположением и сделал меня чем-то вроде личного слуги. Главной моей обязанностью было доставлять его по ночам домой из таверны и других злачных мест. Нелегко мне приходилось, когда нужно было заставить его, мертвецки пьяного после очередной пирушки, держаться в седле. Однажды мы пустились вперегонки с плимутской почтовой каретой и чуть было не попали под нее. В другой раз мы загнали стадо коров Кастера на посевы. Следующая выдумка Ника заключалась в том, что мы нацепили черные маски и под видом разбойников остановили карету на Йеттингтонской дороге. Ник отобрал у ехавшего в карете сидмутского нотариуса и его жены кошельки, драгоценности и часы, но на следующий же день отослал добычу владельцам, присовокупив письмо, в котором говорилось, что он прозрел и отныне решил стать честным человеком.
Месяца три-четыре мы тешились такого рода забавами, но тут вмешалась моя мать. Она пошла к священнику Аллардайсу и заявила, что либо это прекратится, либо ей придется обратиться к сквайру. На следующий же день священник Аллардайс отправился в Плимут и оплатил сыну проезд на бриге до Чарлстона. Вернувшись, он вручил Нику сотню гиней на дорогу и дал ему три дня срока на то, чтобы собраться в путь.
Ник решил ехать. Сдается, беспутная жизнь ему не очень-то нравилась — просто он не мог придумать ничего лучшего. Приняв решение, он тут же начал строить планы. А задумал он стать плантатором в Каролине. Не знаю, собирался ли Ник Аллардайс сеять табак или хлопок, или думал вести хозяйство на английский лад, но только планам его не суждено было осуществиться, потому что хотя мы в конце концов и очутились в тех краях, но в обществе таких людей, которые сколачивали себе богатство совсем иными путями и собирали урожай не в поле, а в открытом море.
