потрясена так сильно. «Я ослабла от сравнений с тассентассами, — подумала она. — Их обычаи, должно быть, не подходят для нашего народа, но их мир предлагает так много». Сумятица в мыслях из-за чужих людей только добавила ей отчаяния. «Я сегодня же поеду к ним. По крайней мере, когда я с ними, моим мыслям легко», — сказала она себе.
Наконец церемония закончилась. Жрецы направились назад в поселок, а его жители, многие из которых плакали теперь открыто, шли следом. Скорбящие отцы отрежут волосы, а матери осыплют себя золой.
Покахонтас выглядывала среди движущейся массы людей Кокума, но его не было. Ей хотелось избежать встречи с ним. Она не могла перенести сейчас еще и его воздействия на свой разум и тело. Она решила вернуться в поселок другой тропинкой, чуть более длинной.
Дорога, которую она выбрала, спускалась к реке. И когда Покахонтас увидела холодную, чистую воду, ей захотелось искупаться вторично. Она почувствует себя очистившейся после крови и ужаса жертвоприношения. Река унесет прочь ее отвращение. Она пойдет в укромное местечко, где в детстве иногда плескалась с сестрами. Никто ее там не найдет. Она пробежала милю до реки и прошлась вдоль берега, пока не нашла ту бухточку. Даже сейчас, в зимнее время, кусты казались густыми, и невысокие сосны теснились у берега. Она сбросила одежду, вошла в ледяную воду и яростно принялась скрести себя песком и ракушками, пока кожа не порозовела и не заблестела. Под конец она окунулась с головой, потом отбросила волосы с лица.
Выходя из воды, она почувствовала чье-то присутствие. Она не слышала ни звука, лишь ощутила, что тут кто-то есть. Спокойно и быстро она выбралась на берег и оделась. Ей почудился шорох. Бесшумно передвигаясь вдоль берега по камням, она подобралась поближе к маленькой бухте. Теперь ей послышался стон. Может быть, кто-то предается своей печали и набрел на ее тайное место. Держа руку на ноже, она осторожно выглянула из-за дерева. И застыла, пораженная. Там на песке, широко разведя ноги, лежала Мехта. На ней лежал Кокум, его тело двигалось медленно и ритмично. Покахонтас стояла парализованная. Она увидела, что глаза у Мехты закрыты от наслаждения, услышала, как с ее губ слетел стон. Они оба были настолько поглощены, что не заметили ее присутствия. Она отпрянула и молча пошла назад. Выйдя на тропинку, она изо всех сил побежала в поселок.
Покахонтас сказала братьям, что в этот же день отправляется к тассентассам, и приказала воинам собрать необходимые припасы. Потом она пошла к отцу в дом совещаний. Подперев подбородок, он сидел на груде мехов. Рядом с ним стоял Кокум.
Когда Покахонтас приблизилась, ей понадобилось все ее самообладание, чтобы, сохраняя спокойный вид, попрощаться с отцом.
— Дочь, как видишь, Кокум здесь, и он снова умоляет тебя стать его женой.
Покахонтас бросила взгляд в сторону Кокума и увидела, что выражение его лица было искренним и любящим. Тогда она перевела глаза на его руки. Они были прекрасной формы, с длинными, изящными пальцами.
— Это большая честь, отец, — вежливо начала она, — но я не уверена, что готова к замужеству. Он мог бы жениться на ком-нибудь другом из нашей семьи. Мехта стала бы ему хорошей женой.
— Кокум говорит, что будет ждать тебя.
— Но Кокум — молодой мужчина. Женщина нужна ему сейчас.
— Дочь, я уверен, что Кокум может позаботиться о своих нуждах, и ты не можешь обвинять его, потому что проводишь все свое время с тассентассами. Замужество — это совершенно иное дело. Для тебя как для моей дочери это вопрос союзников и твоего положения. Я по-прежнему твердо уверен, что этот брак должен состояться.
Покахонтас стало нехорошо. Но сейчас она не могла спорить. Это было бесполезно, учитывая настроение отца.
— Отец, я внимательно прислушиваюсь к твоим пожеланиям. Но сейчас я должна доставить провизию и исполнить свой долг. Через несколько дней я вернусь.
Сохраняя бесстрастное выражение лица, она попрощалась с ними обоими и вышла из помещения.
Передвигаясь по лесу, Покахонтас была непривычно резка со своими сопровождающими. Внутри у нее все кипело. Конечно, она не могла винить Кокума за то, что он взял другую женщину, или много женщин, раз уж на то пошло. Она не могла по-настоящему обвинять и Мехту. Ведь Покахонтас открыто воспротивилась своему браку. Но почему, продолжая настаивать, что хочет меня, Кокум спит с моей сестрой? От этого все только усложняется. Его двуличие хуже всего.
Она заставила братьев и воинов бежать легкой рысцой. Ей казалось, что так она убегает от нелегких дум. К тому времени, как они добрались до своего лагеря, мысли Покахонтас прояснились. Она только беспокоилась за Секотина. Можно ли на него положиться? Кто отправил ее отцу донесение о новых колонистах до того, как она успела сама сообщить ему об этом? Внезапно Покахонтас ощутила одиночество. Отца она рассердила, сестра предала ее, и в брате она не уверена. А что до Кокума... — тут Покахонтас тряхнула головой. «По крайней мере, его поведение освободило меня от его власти над моим телом», — сказала она себе.
Следующее утро было необычно теплым, и солнце светило ярко, когда Покахонтас, ее братья и воины совершали короткий переход в форт, неся провизию от Паухэтана. Крытые тростником крыши форта сверкали в прозрачном воздухе, часовой прокричал приветствие, а несколько человек побежали помочь паухэтанам донести груз. Мужчины радовались в предвкушении пищи, неся на кухню и на склад кукурузу и сушеные продукты. Еды все время не хватало.
Ступив в форт, Покахонтас почувствовала облегчение. Она попыталась скрыть свое оживление, оглядываясь в поисках капитана Смита. Как много новых людей, подумала она, наверное, сотня. Большая их часть собралась у церкви. Вероятно, сегодня особый день богов — воскресенье. Теперь она уже знала, как отличить рабочего от джентльмена. На джентльменах были яркие одежды из блестящего атласа и тафты, богато вышитые и украшенные фестонами, на головах у них красовались большие шляпы с перьями. — «Но перьев несравненно меньше, чем носим мы», — сказала она себе. Рабочие же носили тяжелые башмаки, простые камзолы из домотканого холста или полотна и такие же брюки, головными уборами им служили маленькие плоские береты.
Новые колонисты с любопытством смотрели на оказываемые Покахонтас и ее братьям знаки внимания. Они уже знали, что перед ними принцесса, знаменитая дочь великого короля Паухэтана. В теплом воздухе носилось предчувствие веселья, и мужчины шутили и смеялись, направляясь по тропинке от церкви к речному берегу. Все население форта было приглашено на борт «Сьюзн Констант» на обед с вином и ромом, чтобы отпраздновать день рождения капитана Ньюпорта. Можно было немного отдохнуть: кладовые полны, пятьдесят книг ждут их, и отношения с дикарями относительно добрые. Более того, Лондон не выражает неудовольствия медленным расширением колонии и уверен в будущем их предприятия.
Покахонтас приняла приглашение от Смита и Ньюпорта подняться на борт вместе с братьями, хотя знала, что испытание будет жестоким. Она никогда не сможет привыкнуть к этому запаху. Она как-то сказала Джону Смиту, что хотела бы прислать на корабль паухэтанских женщин, чтобы они отмыли его дочиста, но он только рассмеялся. Своих воинов она оставила ждать на берегу, и они тесной группкой стояли или сидели у ворот.
Солнце, теплый воздух и хорошая еда ободрили людей. Они рассказывали друг другу разные истории, пели песни и передавали по кругу бутылки с ромом. И никто не обратил внимания на спираль дымка, поднявшегося из помещения по соседству с кухней, потому что из груб обычно шел дым. А немного спустя никто не заметил и вырвавшихся следом за дымом языков пламени.
Высокий отчаянный крик наконец ворвался в празднество. Все глаза повернулись к берегу. Воины Покахонтас кричали и махали луками. А позади них кухня была объята огнем.
Люди бросились к веревочным трапам и посыпались в баркасы. Многие прыгали прямо в море и плыли — до берега было недалеко.
— Ведра, ведра! — крикнул кто-то из яростно гребущих к форту.
Быстро образовалась живая людская цепь, по которой от берега в форт стали передавать ведра с
