Теперь Уолли мог поднять голову и улыбнуться. На лице Нанджи застыло удивление и печальное смущение.
— Как ты думаешь, кого он выберет?
— Не знаю, мой повелитель. Мне они не доверяли.
— Боюсь, что это говорит в твою пользу. Но я-то точно не доверяю достопочтенному Тарру. Есть здесь какой-нибудь другой путь?
— Нет, мой повелитель.
— А что будет, если мы переплывем Реку? — Уолли махнул рукой в сторону храма.
— Переплывем Реку? — в ужасе повторил Нанджи.
— Ну да, если получится, — ответил Уолли, слегка озадаченный. Река это Богиня, может быть, есть какие-то табу? Да, случаются водовороты, и ширина здесь немалая, но трое сильных молодых людей вполне могут перебраться на другой берег, даже с ребенком. — А что на том берегу?
— Там только лес, мой повелитель. И утес…
Да, утес — это плохо. Ну что ж, он сам разведает путь.
— А если мы сами выберем себе охрану? Кого бы ты взял? Я знаю, ты скажешь, что все здесь — люди чести, но все же кто из них самый честный?
— Я не знаю, мой повелитель! — Нанджи пытался уйти от ответа. — Я старался ничего не знать об их делах! — Не везет ему сегодня — сначала такое позорное фехтование, теперь — вот это; но Уолли не мог позволить себе быть милосердным.
Скосив глаза на клинок, он размышлял. Проблема Нанджи в том, что он очень честный. Будь в его душе чуть-чуть обычной человеческой греховности, и Уолли без труда разглядел бы, куда тянутся нити, управляющие местными марионетками.
— А если выбрать кого-то одного и попросить, чтобы он организовал для нас охрану? Кого тогда?
— Бриу, — сказал Нанджи и покраснел, встретив удивленный взгляд. — Он сегодня вручил мне мой меч, повелитель.
— Надо же! — удивился Уолли. — Неплохо. Ты молодец, что попросил! Что ж, особой любви к нему у меня нет, но я думаю, попробовать можно.
Нанджи опять поежился.
— Его наставник — господин Трасингджи, мой повелитель.
Это было самое большое обвинение, или предостережение, на которое Нанджи способен. Даже на Бриу нельзя полагаться.
— Я этого не знал, — простонал Уолли. — Как же нам выбраться? Нанджи, мне нужен твой совет. Помнишь, что сказал Фарранулу?
Нанджи усмехнулся.
О БЕГСТВЕ
Суть
Если это не противоречит законам чести, мудрый воин всегда сам выбирает поле боя. Один ли он, с войском ли, но он всегда знает по крайней мере два пути отступления, и в большинстве случаев у него заранее готово место, где можно укрыться.
Пример
Когда жена Фарранулу стала жаловаться, что в спальне холодно, потому что открыто окно, он объяснил, что если его не будет с ней в постели, ей будет еще холоднее.
Сентенция
Когда Смерть приближается, мудрые уходят.
— Мы могли бы как-нибудь потихоньку выйти и запрячь мулов, — предложил Нанджи; придумать какой-нибудь окольный путь он не мог. — Ворота охраняют, — ответил Уолли. — Выйдет специальный приказ, и Тарру сразу же узнает о нашем бегстве. За нами будет погоня, а может быть, они пошлют вперед предупреждение. А что, если у них уже готова засада? Ты видел, как достопочтенный смотрит на мой меч? А другие ворота есть? — спросил Уолли через некоторое время. — Можно как-нибудь обойти стены?
— Ворота только одни, — хмуро ответил Нанджи. — Стены уходят в Реку.
И опять это непонятное нежелание заходить в воду! Запрет, должно быть, очень сильный, но ведь у них есть лодки. На Земле есть религии, которые запрещают входить в храм в обуви; верования не нуждаются в логике. Нанджи изо всех сил хмурил брови, но ничего толкового придумать так и не смог. Хитрость явно не была его стихией.
У Уолли был один смутный план, о котором он пока молчал. Если удастся поговорить с Тарру с глазу на глаз, то его, подобно Нанджи, можно заставить принести клятву крови. В том, кто из них лучший воин, сомневаться не приходится. Потом правитель вызвал бы по одному всех своих подопечных, и они принесли бы ту же клятву. Теоретически он мог бы сделать своими вассалами всю охрану, сверху донизу. Обманщики так и останутся обманщиками, им доверять нельзя, но честные люди сдержат свою клятву, а их, конечно же, большинство? Уязвимой стороной в этом плане было то, что Уолли — гость Тарру, и обнажить меч значило бы нарушить закон. Нанджи сгорел бы со стыда, узнай он, что его герой только подумал о таком.
— Лошади, — сказал Нанджи. — Их в долине около десяти, и все они принадлежат охране. — Он с надеждой взглянул на своего повелителя.
— Превосходно! — воскликнул Уолли. — Черт возьми, превосходно!
Нанджи пытался не показывать своей радости.
— Рассказывай дальше, — попросил Уолли.
Но рассказывать было почти нечего. Дорога так круто поднималась в гору, что торговцы везли свои товары на тележках, запряженных быками, а люди ездили на мулах. Лошадей содержали, чтобы поддерживать связь с переправой, где обычно стоял пикет, состоящий из трех воинов и жреца. Конюшня находилась недалеко от ворот. Ее тоже охраняли трое.
— Завтра можно распланировать все точнее, мой повелитель, — сказал в заключение Нанджи.
— Вряд ли! — заявил Уолли. — Я туда не пойду; это заметят сразу же. Лошадей можно украсть. Это будет преступлением, но не нарушением закона, и никто и не усомнится в том, что Седьмой имеет право взять все, что пожелает. Официально лошади принадлежат самому храму, так что, возможно, ему удастся договориться с Хонакурой и купить их заранее. Но охрана…
— Кажется, вассал, ты нашел ответ, — сказал Уолли. — Значит, будем конокрадами. Но только вряд ли мне удастся в одиночку справиться с тремя, а убивать я не хочу. Их надо связать, и для этого мне нужен хороший воин. Нанджи опять показалось, что он летит в пропасть.
— Так что придется тебе потренироваться, — заключил Уолли. — Ты нужен мне. Ты нужен мечу. Ты нужен Богине, Нанджи, — Уолли показал на зеркало. — Сто выпадов с правильно поставленной ногой. Потом займемся остальным. Теперь, когда у него есть деньги, надо кое-что сделать. Но ноги его болели, а к тому же следовало подчеркнуть, что ходит он еще плохо, и поэтому Уолли потянул за веревку звонка. Он величественно уселся в своем кресле, как и полагается высокому гостю, и разрешил здешним прихлебателям бегать вокруг него весь остаток дня. Нанджи тем временем сновал перед зеркалом. Пришел портной с образцами тканей и снял с него мерки. Сапожник вырезал из кожи след его ступни, хотя ему придется учесть, что, когда спадет опухоль, нога уменьшится. В течение последних двух месяцев Шонсу занимался чем угодно, но только не волосами, поэтому их новый владелец позвал парикмахера. Надо было сделать подарок Конингу, а также Жану, потому что она могла превратить жизнь Джа в сплошной ад. Пришел целитель, племянник Хонакуры, он сменил повязки и пробормотал над ногами Уолли молитвы.
Уолли приказал, чтобы на закате к нему прислали его рабыню и подали ужин в комнату. Это было нарушением тех предосторожностей, о которых он говорил Хонакуре, но ради первой ночи с Джа он пошел на риск быть отравленным. Ему хотелось воссоздать тот необычный обед при свечах, даже если его
