Он взял плоскую бутылку и повернул ее так, чтобы мне был виден текст.
А вот эта бутылка, из которой вы вчера лакали, чужая. Она куплена не мной и не в моем магазине. Это я заметил еще вчера.
И спокойно смотрел, как твоя жена травится?
Во-первых, я не знал, что она травится, — отпарировал Тарасов. — А во-вторых, моей жене бесполезно было что-либо запрещать. Если бы я сказал, что эта водка принесена в дом не мной, Вика назло мне выпила бы ее до дна.
Кто ее сюда принес? — спросил я.
Тарасов, усмехаясь, теребил подбородок. На стеклах его очков отражались языки пламени.
Как интересно ты спросил, словно схватил себя за левое ухо правой рукой. Спросил бы напрямую: кого я подозреваю в убийстве жены?
Допустим, еще час назад ты подозревал меня, — ответил я. — Но насчет водки, надеюсь, у тебя сомнений нет?
Хитрый ты, Вацура, мужик! Эта водка интересует меня меньше всего. Кто сказал, что в ней подмешано снотворное? Ты? А почему я должен тебе верить?
Выпей сто грамм, и поверишь.
Не хочу.
Ты мне не хочешь верить?
— Да, это так. Тебе опасно верить. Ты блефуешь. Ты играешь, и фальшь хорошо просматривается.
Он говорил все медленнее, подходя к главному, что хотел сказать. Я молчал, ковыряясь кочергой в огне.
Ты хорошо подумал, прежде чем согласиться на мои условия? — допытывался Тарасов. — Ты понимаешь, что будет с тобой и Анной, если ты приедешь без денег?
Понимаю. Но с чего ты взял, что я приеду без денег?
С чего? — Тарасов рассматривал этикетку «Довганя». — А с того, что нет у тебя никаких денег. И никогда не было. Лгать, когда тебя почти приперли к стене, было невыносимо, и мне очень хотелось закончить этот разговор, шарахнув Тарасова кочергой по спине.
Ну-ну, — ответил он. — Посмотрим… А теперь запоминай: Харьковское шоссе, гонишь пятьдесят километров до Чехова, проезжаешь его и еще километров пятнадцать в сторону платформы «Луч». За кладбищем будет поворот на проселочную дорогу. Ты должен ждать меня там завтра в шесть вечера. Запомнил?
Харьковское шоссе? — переспросил я. — Что-то я не припомню там никаких женских колоний.
Не о том думаешь, Вацура.
Как я узнаю, что ты действительно привез Анну?
Влад выведет ее из моей машины, и ты сможешь полюбоваться ею в свете фар.
Влад?! — едва не закричал я. — Значит, эта сволочь продаст мне женщину, которую любил? Потрясающе!
Он такая же сволочь, как и ты, — процедил Тарасов. — Ну все, я тебя больше не задерживаю. Скоро подъедет оперативная группа, и тебе лучше находиться отсюда подальше.
20
Я не знал, чем мне заняться до шести вечера следующего дня. На последние деньги я вставил в автосервисе ветровое стекло, заправил бак под завязку, покрутился возле магазина «Охотник», в коммерческом киоске купил ленту «скотч», несколько пакетиков с томатным соком да батон «докторской». Езда по Москве без прав, паспорта и с «сентинелом», спрятанным под задним сиденьем, была равносильна добровольной сдаче властям, и я предпочел провести остаток дня и последующую ночь в глухом подмосковном лесу, постоянно гоняя движок на холостых оборотах и прогревая салон.
С убийственным спокойствием я дождался вечера, и по проселочным дорогам, жуя колбасу, не торопясь поехал в Чехов. Плана, как и денег, у меня не было. Я сам не знал, на что надеялся, но полное отсутствие надежды, как и ее избыток, замораживали нервы, и я ехал на «стрелку» с железной выдержкой безнадежного тупицы, идущего на трудный экзамен.
Кладбище, занесенное снегом, с торчащими поверх сугробов покосившимися крестами навевало смертельную тоску. Я проехал мимо Него, спугнув громадную стаю ворон. Черные птицы, гадя сверху на машину, провожали меня до поворота на проселочную дорогу и успокоились лишь тогда, когда я, остановившись на обочине, заглушил мотор и выключил свет фар.
Откуда Тарасов мог узнать, что денег у меня нет? Это мог знать только Влад. Но он никогда ни при каких обстоятельствах не поставит об этом в известность Тарасова. Может быть, Тарасов интуитивно догадывается, что я вожу его за нос? Дай Бог, чтоб было так.
Пошел седьмой час. Мир вокруг машины погрузился в непроницаемый мрак. Я думал об Анне. Как она выглядит? Похудела, смертельно устала от темноты и сырости помещения, в котором ее держали почти полтора месяца? Как встретит меня?
Я повернулся и взял с заднего сидения полиэтиленовый пакет, набитый пачками прямоугольных листков из газетной бумаги, поверх которых были пришлепнуты ксерокопии стодолларовой купюры. Более дешевой «куклы» мир наверняка не знал. Даже в полной темноте эту макулатуру невозможно было принять за доллары. Приманка для кретинов. Впрочем, можно было бы вообще ничего не готовить.
«Точность — вежливость королей» — это сказано не про Тарасова. Если бы он в самом деле готовил побег и вытаскивал Анну из зоны, я готов был бы ждать сутки, двое, даже неделю. Атут обыкновенный чулан в деревенском доме на дальнем отшибе станции «Луч». От этого дома до кладбища — десять минут езды от силы. Не спешит Тарасов, боится, не верит.
В четверть седьмого, наконец, среди черных стволов деревьев замерцали огоньки фар. Со стороны деревни в мою сторону ехал белый «мерседес» Тарасова. Я завел двигатель, включил дальний свет и вышел из машины. «Мерседес», словно зеркальное отражение, тоже врубил дальний свет, стал притормаживать и остановился. Две машины разделяло не больше тридцати метров.
Я поднял руку с пакетом над головой. «Сейчас, — думал я, — чувствуя, что начинаю волноваться, как школьник перед первым свиданием. Сейчас из машины выйдет Влад с Анной».
Из-за ослепительного света фар я не заметил, как распахнулись двери, и понял, что сближение началось лишь после того, как на фоне двух сияющих солнц показались силуэты Влада и Анны.
Влад, не изменяя своим привычкам, счел необходимым покривляться, как обезьянка перед зеркалом. Не подходя ко мне слишком близко, он сомкнул над головой руки, изображая рукопожатие, затем взял Анну под локоть и повернул ее так, чтобы мне был виден профиль. Затем — спина, затем — опять профиль.
Ты доволен? — громко спросил он, перекрикивая шум вентиляторов.
Где мои документы?
У Анюты в руке… Подними лапку, милая!
Забирай деньги! — ответил я.
Кидай пакет!
Я качнул рукой, подкидывая пакет в воздух. Он сверкнул в лучах, на мгновение исчез из поля зрения и, словно с неба, свалился к ногам Влада. Тот нагнулся, поднял его со снега, раскрыл и надолго подвесил над ним свой массивный с горбинкой нос.
Анна стояла рядом с ним ни живая ни мертвая. «Мерседес» моргнул фарами — кажется, Тарасов терял терпение и торопил Влада.
— Порядок! — крикнул он, обернувшись к машине, и слегка толкнул Анну в спину.
Я думал, она упадет в мои объятия. Но Анна прошла мимо меня, будто не узнала. Я схватил ее за руку, подвел к «опелю» и посадил на переднее сиденье. Самое страшное осталось позади.
Обойдя машину, я сел за руль, выключил свет и повернулся к Анне.
