какой-то бесцветностью, хрупкостью, таинственной грустью.
— Чем могу служить вашей чести? — вежливо спросил он.
— Мы хотим купить кое-что, а кстати и поздороваться с мессиром Рене, — ответил Ноэ.
— А, так вы его знаете? — вздрогнув, спросил приказчик.
— Господи, да мы его лучшие друзья! — ответил Генрих.
— К сожалению, мессира нет дома.
— Он, верно, в Лувре?
— Нет, мессир Рене отправился в деловую поездку.
— А когда его ждут?
— Да мы его ждем уже третий день, и синьорина Паола, его дочь, уже начинает сильно беспокоиться.
Не успел приказчик договорить последнюю фразу, как дверь в глубине лавки открылась и на пороге показалась сама синьорина Паола, дочь Рене Флорентийца.
Это была жгучая красавица, мимо которой нельзя было пройти, не заметив ее. Но ее красота, если и могла увлечь, все-таки производила неприятное, мрачное впечатление: уж слишком много дикой энергии, решительности, вызова было во всей ее фигуре, а лицо, сильно напоминавшее лицо Рене, говорило о жестокости и необузданности. В манерах Паолы тоже было много надменности и честолюбия. Да, честолюбие было не последней чертой в характере прекрасной Паолы. С детства она мечтала о том, что благодаря влиятельному положению отца будет в состоянии сделать хорошую партию и играть выдающуюся роль при дворе. Но по непонятному ей капризу Рене и слышать не хотел о каких-либо брачных проектах и всеми силами изолировал дочь от возможных встреч и разговоров с придворными щеголями. Девушка скучала, томилась, но воля отца была непреклонной, и в присутствии самого Рене Паола никогда не смела переступить порог лавочки, если там был какой-нибудь покупатель. Отсутствие отца придало ей смелости — вот почему она вышла к нашим героям. Впечатление, произведенное Паолой и Ноэ друг на друга, было обоюдно выгодным. Ноэ подумал, что девушка красива на редкость, а Паола решила, что Ноэ удивительно шикарный кавалер. Поэтому она слегка покраснела, когда Ноэ учтиво обратился к ней со следующими словами:
— Красавица, примите привет от провинциальных дворян, которые впервые попали в Париж и с первых шагов встречают в вашем лице такого ангела небесного!
— По вашим манерам не скажешь, что вы из провинции, — ответила Паола, вспыхнув от удовольствия. — Но если вы в первый раз приехали в Париж, то откуда вы знаете моего отца, как вы только что упомянули?
— Мы познакомились с ним на дороге между Блуа и Орлеаном, — ответил Ноэ.
Юный Амори не привык терять время даром, а потому тут же принялся ковать железо, пока оно горячо, и, в то время как Генрих выбирал духи и притирания, успел шепнуть девушке, что она рождена не для лавочки, а для придворного блеска, что ее красота могла бы соблазнить даже святого, и многое другое в том же изысканном роде.
Он долго пролюбезничал бы с красавицей итальянкой, если бы Генрих не окрикнул его:
— Ну, Ноэ, я купил все, что нужно. Пойдем?
— Прекрасная! — сказал Ноэ. — Соблаговолите передать вашему батюшке мой нижайший привет!
— С удовольствием, мессир, — ответила девушка. — А могу ли я узнать ваше имя?
— Ноэ, беарнский дворянин! Буду очень благодарен вам, если вы передадите мой привет своему батюшке, хотя…— тут Амори де Ноэ бросил на девушку убийственный взгляд, — хотя я с удовольствием зашел бы сам, если бы знал, когда буду иметь возможность застать его!
— Отец бывает дома каждый вечер. Приходите, как только будет дан сигнал к тушению огня, и вы непременно застанете его.
Ноэ откланялся, взял под руку своего царственного друга, кинул последний взгляд на прекрасную флорентийку и вышел из лавки,говоря Генриху:
— Пойдемте в Лувр. Господин Пибрак, наверное, будет удивлен нашим посещением!
Когда молодые люди ушли, Паола повернулась, чтобы скрыться в комнаты. Но приказчик удержал ее, сказав:
— Синьорина, вы опять нарушили приказ батюшки!
— Тебе-то какое дело, Годольфин! — надменно ответила она.
— Мне дано приказание следить за вами…
— А, так ты разыгрываешь подле меня низкую роль шпиона? — крикнула Паола. — Ты доносишь ему о каждом моем слове и поступке?
При виде разгневанного лица Паолы Годольфин, побледневший еще больше, упал пред ней на колени и с рыданием крикнул, простирая к ней руки:
— О, прости меня, Паола! Прости меня!
— Ты грязный урод, безродный проходимец, подлый лакеишка…— продолжала неистовствовать Паола.
При последнем ее слове Годольфин встал с колен и твердо перебил ее, сказав:
— Я не лакей, Паола, я служащий!
— Ты лакей, потому что мой отец подобрал тебя черт знает где и взял к себе в услужение. Но это неважно!.. Помни одно: если ты не откажешься от мысли шпионить за мной, я подыщу себе какого-нибудь дворянина, который переломает тебе кости так, что впору будет сделать из тебя паштет для собак короля Карла! — И, окинув Годольфина надменным взглядом, Паола вышла из комнаты. Юноша упал головой на прилавок и с бешенством прошептал:
— О, я ненавижу и люблю ее!.. Я хотел бы убить ее и… отдал бы жизнь за один ее поцелуй!
VII
Тем временем Генрих Наваррский и Ноэ сошли с моста и направились по правому берегу Сены.
— Так что же? — спросил Генрих. — Пойдем мы в Лувр?
— Мне кажется, что это будет очень разумно, — ответил Ноэ, — тем более что…
— Но ты забываешь, что у меня имеется письмо от Коризан-дры к госпоже Лорьо! — нетерпеливо перебил его принц.
— Те-те-те! — насмешливо протянул Ноэ. — А я-то думал, что Коризандра предательница и что ваше величество изволит питать к ней настолько неприязненные чувства…
— Я не люблю больше Коризандры, — ответил Генрих, — я отомщу ей за ее предательство по твоему же совету, дружище!
— То есть совратив с пути истинного ее приятельницу ювелиршу? Ну а вернувшись обратно домой, вы смиренно отправитесь к графине и будете клясться ей…
— Постой, милый мой! — перебил его принц. — Да ты, кажется, собираешься читать мне мораль? Ну так и я могу просить тебя — о каких это важных делах ты шептался с дочерью чудовища Ренье?
— О том, что она очень красива. Да, Анри, она очень красива, и я с удовольствием стану другом ее сердца!
— Да ведь это очень опасно, Ноэ!
— Но вы же сами говорили, что любовь без опасностей пресна! Благоразумие покинуло тебя, Ноэ, — укоризненно ответил Генрих. — Еще недавно ты упрекал меня в неблагоразумии, а теперь сам сам…
— Да ведь я-то — совсем другое дело! Я ведь — не принц, приехавший в Париж, чтобы…
— Тише ты! — остановил его Генрих. — Ну-с, куда мы пойдем?
— В Лувр, если вам угодно!
— Ну, так мне угодно отправиться сначала на Медвежью улицу, где живет госпожа Лорьо! — решительно заявил принц.
Через некоторое время они пришли на Медвежью улицу. Счастье благоприятствовало им: первый
