Тогда Генрих кинулся к ночному столику и даже вскрикнул от ярости: его пистолеты и шпага бесследно исчезли.
— Да что я в плену, что ли? — крикнул он, топнув ногой.
— В плену у любви и красоты! — насмешливо ответил ему женский голос, шедший, казалось, из стены. Но вслед за этим деревянное панно в стене повернулось, и в образовавшемся отверстии появилась женщина, при виде которой Генрих Наваррский снова вскрикнул. Это была Анна Лотарингская, отнюдь не призрачная, а сиявшая молодостью и здоровьем. — Здравствуйте, милый кузен! — сказала она, подавая руку Генриху.
— Так вы живы? — изумленно ответил наваррский король.
— О! Как видите, жива и здорова! А вы считали меня утонувшей и даже погрустили обо мне? Это очень мило с вашей стороны.
— Но каким же образом вам удалось спастись?
— Мне помог в этом один из ваших молодых людей, — насмешливо ответила Анна. — Молодость влюбчива, ну а я, говорят… недурна собою.
— Гастон! — воскликнул Генрих, прозревая истину.
— Вот именно!
— Предатель!
— О, да, ужасный предатель! Представьте себе, по моей просьбе он направил вашу шаланду на камни и потопил все ваше золото!
Она остановилась, выжидательно глядя на Генриха, желая насладиться эффектом своего сообщения. Но Генрих ответил с ледяной сдержанностью:
— Пожалуйста, продолжайте! Я вижу, что мы еще более враги теперь, чем когда-либо прежде!
— Как? — с видом адской наивности удивилась Анна. — А ведь всего только вчера вечером вы уверяли, будто любите меня… И, представьте себе, на один момент я поверила этому. Но только у меня очень тонкий слух. И вот я услыхала, как вы… нашептываете нежности на ухо молодой девушке. Тогда я поняла, что вы посмеялись надо мною, и дала слово сыграть с вами шутку, и это вполне удалось мне, как вы сейчас увидите. Я…
— Не трудитесь, сударыня, я и сам могу теперь постигнуть, как все произошло. Вы явились к хозяину этого замка, открыли ему, кто я, и подстроили с ним ловушку, в которую я и попал!
— Совершенно верно, милый кузен!
— Моих спутников, конечно, предательски зарезали?
— О, нет, фи! Их просто скрутили!
— Ну знаете ли, кузина, подставить ловушку и взять в плен
— только полдела, а другая половина дела…
— Удержать в плену, хотите вы сказать? Ну, так мы постараемся сторожить вас как следует в Нанси…
— А, так вы хотите отвезти меня в Нанси? Посмотрим, как это вам удастся! Уж не с помощью ли видама и его дряхлого слуги собираетесь вы эскортировать меня?
— Фи, кузен, ведь вы все-таки король, а короли не путешествуют с такой незначительной свитой. Я позаботилась о гораздо более блестящей. Потрудитесь взглянуть!
Анна открыла окно и знаком пригласила Генриха выглянуть. Генрих высунулся и увидал, что двор замка занят сильным отрядом вооруженных всадников, на кирасах которых блестели белые кресты Лотарингского дома.
— Не правда ли, такая свита достойна вас, кузен? — спросила герцогиня.
— Да, — ответил наваррский король, невольно вздыхая, — но, по счастью, у меня имеется нечто, никогда не покидающее меня, и это «нечто» окажется могущественнее всех ваших рыцарей!
— Что же это за таинственное «нечто», кузен?
— Это моя звезда, кузина! — с поклоном ответил Генрих.
XXXIII
Екатерина Медичи вела очень скучную жизнь в своем амбуазском замке. Весь ее двор состоял из нескольких дворян, оставшихся верными ей даже и в немилости, кавалера д'Асти и какого-то таинственного незнакомца, о котором очень много говорили как в самом Амбуазе, так и в окрестностях.
Этот таинственный человек был, по-видимому, уже не молод. Он был постоянно одет во все черное, но походка, манеры — все выдавало в нем человека, привыкшего вращаться в большом свете. Однако его лица никто не видал, так как незнакомец никогда не снимал черной бархатной маски.
Человек в маске появился в Амбуазе месяцев за шесть до этого. Ему предшествовал паж с запиской, получив которую
Екатерина выбежала гостю навстречу, что было чрезвычайной честью. Но кто был этот человек в маске, что связывало его с королевой, чем объяснялось его явное влияние на нее — это никто не мог понять. Во всяком случае, его влияние было очень велико, так как стоило случиться чему-нибудь особенно важному, как Екатерина запиралась с ним в своем кабинете. Точно так же поступила она и теперь, когда Асти, вернувшийся из Анжера подал ей письмо, запечатанное гербом герцога Анжуйского.
Прочитав это письмо, Екатерина взволнованно сказала человеку в маске:
— Знаешь, что случилось? Генрих Наваррский попал в расставленную ему ловушку и находится теперь в руках герцога Гиза и его сестры!
При этих словах взор незнакомца сверкнул из — под маски с особенной силой, и казалось, что там вдруг вспыхнули два черных огонька. Но он ничего не сказал, продолжая слушать, что говорила королева:
— Теперь Франсуа просит меня приехать в Анжер, так как наваррского короля доставят туда и хотят решить, каким способом лучше всего удержать его. Что ты скажешь на это?
— Надо ехать, государыня, и притом сейчас же! Нельзя давать Гизам слишком большую волю!
— Ты прав! Прикажи заложить экипажи! Ты поедешь со мною, и мы по дороге поговорим. Сопровождать нас будут Асти и паж.
Через час поезд королевы Екатерины уже двинулся в путь. Путешествие продолжалось всю ночь, и только при первых лучах рассвета вдали показались остроконечные башенки и колоколенки Анжерского замка.
Однако перед въездом в город королева приказала остановиться, подозвала пажа и сказала ему:
— Вот, милочка, возьми это кольцо, ступай в замок и вызови герцога Анжуйского. Покажи ему кольцо и затем сообщи ему о моем приезде, но предупреди, что я не остановлюсь в замке и чтобы он ни слова не говорил герцогу Гизу или герцогине Анне о моем приезде. Кроме того, ты попросишь его немедленно навестить меня; я остановлюсь у цирюльника-банщика Луазеля.
Паж поклонился, вскочил в седло, дал шпоры лошади и поскакал в город. Вслед за ним в город въехал и кортеж королевы. Проследовав левым берегом Луары, экипаж королевы остановился у скромного домика, над которым виднелась вывеска: «Во здравие тела. Луазель, цирюльник-банщик, хирург и проч.».
Д'Асти постучал в дверь, которую сейчас же открыл с низким поклоном пожилой толстяк.
— Мой добрый Луазель, — сказала ему королева, — отведи мне мою обычную комнату и спрячь барина!
При последних словах она показала на человека в маске, и затем экипаж въехал во двор дома.
Через час после этого какой-то дворянин, закутанный в плащ и надвинувший шляпу совсем на лоб, постучался во дверь Луазеля. Цирюльник поклонился ему чуть не до земли. Это был Франсуа Валуа.
— Сын мой! — сказала ему Екатерина после первых приветствий. — Сообщил ли ты Генриху Гизу о своем письме ко мне?
— Ну конечно!
