«сговорился» с уже отвергнутыми претендентами, они накинулись на Агата вчетвером: пришлось вмешаться сторожам, чтобы не допустить смертоубийства. Публика жалела Агата, возмущалась коварством Зефира и гадала, что теперь будет с Элли; равнодушная красавица мгновенно оставила проигравшего и разделила радость победы не только с Зефиром, но и с тремя его товарищами!
— Шлюха! — кричали в толпе.
— Чего орешь, мужик, — отзывались добродушно, — У них так принято, глянь, они все рогатые...
Рядом с крокодильим бассейном поставили большую клетку с канарейками. Птицы кое-как привыкли к ужасному соседству и уже не цепенели от страха каждую минуту; крокодилы по очереди подходили к клетке и разыгрывали этюд «Хочу канареечку, но как же ее достать». Рейтинг крокодилятника не рос, но и ощутимо не падал: ролик с кровавыми похождениями Ротбарда крутили не только на «Звер-тиви».
Ни Рачевский, ни Федоров больше Максиму не встречались.
Стоя на операторском «мостике», он подолгу вглядывался в воду; на поверхности покачивались стебли растений, листья кувшинок, какие-то экзотические цветы; Макс не искал взглядом крокодилов. Однако вскоре выяснилось, что крокодилы искали его.
Поначалу все казалось случайным: Макс смотрел в воду, Ротбард смотрел на Макса. Макс отводил взгляд, разглядывал кувшинки, проверял камеру; Ротбард лежал в воде там, куда падала Максова тень. От его взгляда, прямого и безжалостного, у Макса по спине пробирал холодок.
Иногда к Ротбарду присоединялись Одетта или Одилия. Иногда Яшка. Разевали пасти, будто издеваясь; по очереди уходили к клетке с канарейками, и щебет за стальной сеткой моментально умолкал.
А однажды Макс увидел, как Ротбард послал вместо себя Одетту. К канарейкам, будто на дежурство. Едва различимое в воде движение, едва различимый ухом звук — и Одетта вне очереди ушла развлекать зрителей, а Ротбард остался смотреть на Макса. И удивительное дело: стоило Маркову поднять камеру, чтобы запечатлеть этот взгляд, как крокодил моментально развернулся и поплыл к берегу.
Макс оставил камеру. Крокодил вылез на песок, снова посмотрел Максу в глаза и судорожно повел лапой, выцарапывая неровную линию. Вышло забавно — будто крокодил рисует, но когда Макс взял Ротбарда в кадр — тот снова развернулся, проехался брюхом по песку, нырнул в бассейн.
— Вот дрянь, — сказал Макс вслух.
Закончив работу и переодевшись, он, против обыкновения, вернулся к крокодилам. Встал у барьера в числе зрителей. Несмотря на будний день и не очень приятную погоду, народу перед бассейном было достаточно, и счетчик рейтинга крутился, надо полагать, исправно. Макс стоял тихо, ничем себя не выявляя, но Ротбард все равно поймал взглядом его взгляд. Медленно, как тяжелая субмарина, подплыл к берегу, положил морду на песок и уставился на Макса.
— ...Почему он на меня смотрит?!
Игрейна, весь день просидевшая в научной библиотеке, вытирала кулаком красные глаза:
— Ты переутомился... Вряд ли он хочет сожрать тебя, как ту козу.
— Но он смотрит. Он меня запомнил.
Игрейну передернуло:
— Попроси, в конце концов, пусть тебя переведут на слонов хотя бы. А лучше — на жирафов... Да хоть на ослов!
— Он понимает, когда я веду съемку, а когда просто смотрю.
— Если волки в лабиринте собирают пирамидки, почему бы крокодилу не разбираться в технике съемки?
— Пирамидка нужна для рейтинга. А я для рейтинга не нужен, я — деталь интерьера...
— Это тот самый? Здоровенный, как лошадь?
— Да. Ротбард.
Игрейна повела плечами, будто от холода. Ничего не сказала.
В далекой стране, в ночи глубокой, как полосатый шезлонг, за столиком на краю подсвеченного бассейна сидел молодой человек с неприятным тяжелым лицом. Чуть в отдалении, скрытые от глаз, исходили южной страстью скрипка и флейта. В матовом свете прожекторов танцевала полуголая мулатка, ее темное глянцевое тело бликовало, как вода.
Официанты скользили в полутьме, подобно синим китам.
Молодой человек курил, стряхивая пепел в блюдо с акульей печенью. В воздухе пахло штормом; не далее чем в ста метрах, за магнолиями, ярился и бил о камни океан. На столике перед молодым человеком подрагивала огоньком плавучая свечка в огромной перламутровой раковине; рядом горела еще одна, ненастоящая, на экране крохотного ноутбука.
Соседние столики пустовали. Чуть поодаль, на противоположном краю бассейна, плавали в густом ароматном воздухе чьи-то лица над белыми воротничками, разноцветно поблескивали бриллианты в розовых женских ушах, голоса болтали на разных языках, как попугаи в зоопарке...
Молодой человек болезненно помотал головой. Потер ладонями лицо; сигарета, забытая в пепельнице, умирала напрасно.
Пожилой официант, приглядывающий за странным клиентом вот уже полтора часа, неслышно поменял пепельницу. Вернулся к стойке, где над головой у бармена висело чучело крокодила, выполненное из натурального сырья с поразительным искусством.
— Что он курит? — спросил бармен уголком рта. Официант чуть заметно качнул головой: многолетний опыт и отличное обоняние позволяли ему определять особенности табачного дыма с первого вздоха. Содержимое добытой пепельницы представляло собой всего лишь останки дорогой сигареты; тем временем молодой человек на краю бассейна сидел, держась за голову, и покачивался в такт музыке. Бармен умел читать по губам — если бы язык, на котором разговаривал юноша сам с собой, был знаком ему, он сумел бы разобрать отдельные слова:
— П-пусто... куда все подева... гипофиз... связи... думай, Деня, давай, просыпайся...
Он потянулся к ноутбуку. На экране возник текст, перемежаемый пестрыми островками картинок и схем; молодой человек оскалился, как будто ему показали завещание врага. Лицо его, подсвеченное фонариками, свечой и экраном, вызвало у пожилого бармена ощущение «дежа-вю». Где, когда он видел это лицо? Такое тяжелое, такое знакомое... Где, когда?..
Клиенты за дальним столиком завладели его вниманием. Приняв дополнение к заказу, передав записку на кухню и подготовив счет, официант обнаружил, что молодой человек на краю бассейна как сидел носом в экран, так и сидит, только на носу его, прежде сухом, теперь поблескивают капли пота.
— ...Зар-раза!
Владелец ноутбука грохнул кулаком по столу, так что подскочили и свеча, и пепельница, и особо нервные посетители.
— Чем я могу помочь вам, сэр?
— Н-ничем, — молодой человек смотрел тяжело и холодно. — Оставьте меня в п-покое.
Он закрыл компьютер и поднялся из-за столика. Слепо огляделся; шагнул к краю бассейна и, как был, в темном элегантном костюме, в галстуке ценой в тысячу долларов (у официанта был наметанный глаз!), в блестящих лаковых туфлях обрушился в воду.
Поднялись брызги. На другом конце бассейна засмеялась женщина.
Молодой обладатель ноутбука плыл, подсвеченный снизу, рукава его и штанины развевались в воде, как на сильном ветру. Официант смотрел, пораженный — он, сам в прошлом пловец, никогда не видел такого стиля: странный клиент держал ноги вместе и, почти не сгибая коленей, мощно выгибался из стороны в сторону. Официант никогда бы не поверил, что человек в таком положении способен держаться на воде — но юноша плыл, подобно огромной рептилии, за ним тянулись две расходящиеся волны.
Добравшись до центра бассейна, плывущий перевернулся на спину. Увидев его лицо, официант вздрогнул и отвернулся.
— Помощь нужна? — спросил громила с нашивками охранника.
