'Кто-то из наших ветеранов. Надо бы найти этого человека, поддержать, проявить внимание. Ведь как наболело у людей на сердце', -подумал Коршунов и отложил листок, чтобы при случае зачитать среди своих.
Закончив писать, он перечитал черновик и потянулся к телефону вызвать машинистку, но зазвонил аппарат внутренней связи. Помощник Суркова приказал немедленно прибыть в Управление со всеми оперативными материалами по разработкам объектов 'Торин' и 'Звездочет'.
2.17.4 Ланч генерала Суркова
Коршунов просидел в приемной больше часа, успев прочитать и обдумать статью Щекочихина, с которой его ознакомили под расписку. Он собственно читал не саму статью, а копию, размазанную краской от множительного аппарата 'Эра', на которой внизу, под грифом 'Секретно' уже выстроились в столбец подписи руководителей отделов и служб Управления.
Наконец раздался глухой скрежет, и огромные часы пробили пять мощных ударов. Часы стояли в углу с незапамятных времен и обросли легендой: их, якобы, реквизировал в Зимнем Дворце сам Дзержинский, и поставил к себе в кабинет на Гороховой, выделив среди прочих атрибутов царизма из-за наличия тяжелых и легко снимающихся гирь, чтобы вразумлять непонятливых.
– Проходите, Коршунов, - с последним боем часов сказал дежурный адъютант.
Миновав двойные двери, Коршунов вошел кабинет начальника, но там никого не было и он остался стоять у входа.
– Проходите, Павел Васильевич, - и Коршунов увидел открытую дверцу, обычно закрытую портьерой. За ней оказался обеденный зал с овальным, столом из красного дерева, один конец которого был накрыт льняной скатертью. Сурков уже шел ему навстречу; он, видимо, принимал душ, аккуратно зачесанные волосы поблескивали капельками влаги. Он был одет в идеально отглаженный и застегнутый на все пуговицы двубортный костюм в полоску, и Коршунову стало неловко за свою не совсем свежую сорочку и пузырящийся на локтях пиджак.
– Знаю, вы еще не обедали, так что милости прошу, - Сурков жестом указал Коршунову садиться за стол. - После загранработы никак не могу привыкнуть к обедам. Ведь у англичан в середине дня ланч. Я поначалу так и говорил, но потом узнал, что шепотки какие-то возникли: дескать, чудит генерал, не по- нашему чудит. Думал, думал, потом вспомнил пионерлагерь и придумал: полдник! К полднику уж никто не придерется.
– Да вы не стесняйтесь, Павел Васильевич. По тридцать капель даже доктора рекомендуют. Вот этого возьмите на закуску, - генерал налил рюмки и придвинул блюдо с мелко нарезанной серебристой рыбой.
– Я, знаете ли, Алексей Анатольевич, не люблю селедку, - признался Коршунов и по лицу Суркова понял, что выбрал правильный тон, обратившись по имени-отчеству и показав, что не стесняется, отказавшись от предложенной закуски.
– Господь с вами! Какая же это селедка? - всплеснул руками Сурков. - Это - омуль, натуральный байкальский омуль. Помните, как в песне: '… славный корабль - омулевая бочка'? А вот - копченый лосось, редкий, признаться, деликатес. Даже капиталисты им нечасто лакомятся. Мне товарищи присылают, знают мою слабость по части чревоугодия.
Собеседники чокнулись, но Коршунов не выпил, только пригубил. Водка была сладковато-горькой с едва уловимым привкусом каких-то трав, а омуль, который он все же попробовал, оказался нежным и очень подходил к напитку. Подумав, Коршунов выпил до дна и не отказался от второй, закусив ее знаменитым лососем.
– Наша осетрина не хуже, а кавказская форель на вертеле, пожалуй, и лучше, - осторожно заметил Коршунов, подумав, что не зря приглашен, видимо, генерал хотел приглядеться к нему в неожиданной ситуации.
– Ну, вряд ли стоит портить аппетит спором о вкусах, тем более - гастрономических, - засмеялся Сурков.
Порученец в накрахмаленной белой куртке, как у официанта, принес горячее: ростбиф с овощным гарниром. Мясо было нежным и хорошо прожаренным. Генерал сосредоточился на еде, быстро и аккуратно орудуя ножом и вилкой. Коршунов тоже молчал, не решаясь заговорить первым.
После того, как на столе появился кофейный сервиз, а все лишнее было убрано, Сурков наконец заговорил:
– Сильно ошибается тот начальник, который думает обойтись без подчиненных, но подчиненный, считающий, что может обойтись без начальника, ошибается еще сильнее.
Этих слов Коршунов никак не ожидал - генерал чуть изменил цитату из Ларошфуко, которую он только вчера записал в свой личный блокнот и перед уходом запер в ящик стола.
Заметив удивление собеседника, Сурков довольно улыбнулся:
– Чему ж вы удивляетесь, Павел Васильевич? Я должен знать, чем занимаются мои офицеры в свободное время. О вашем, так сказать, хобби собирать изречения и афоризмы мне давно докладывали. Психологи даже сопроводили ваши выписки обстоятельной справочкой об особенностях вашего характера…
– Надеюсь, ничего предосудительного? - выдавив кривую улыбку, спросил Коршунов.
– Тщеславны несколько выше нормы. Впрочем, 'добродетель не достигла бы таких высот, если бы ей в пути не помогало тщеславие', не так ли?
– Начальники нетерпимы к тщеславию подчиненных потому, что оно уязвляет их собственное, - нашелся Коршунов, вспомнив свои записи.
– Ну, ко мне это не относится, а вот глупость и разгильдяйство я действительно не терплю и стараюсь на них реагировать. Иначе моим плечам пришлось бы расстаться с головой. А кому нужна голова без плечей? - добродушно ответил Сурков и, как бы между прочим, спросил: - Так что вы думаете об этой статейке и ее последствиях?
'Вот, зачем он меня позвал', - похолодев, догадался Коршунов.
– Не стесняйтесь, у нас откровенный разговор, - подбодрил собеседника Сурков.
– Следует признать, что при осуществлении оперативной разработки и ее реализации допущены серьезные просчеты. Факт расшифровки оперативного интереса к Брусницыну, а также форм и методов нашей работы безусловно имеет место, - осторожно высказался Коршунов.
– Что-то вы не своим языком заговорили, Павел Васильевич, - прервал его Сурков. - Давайте конкретнее. Главный вопрос: что известно нашему противнику о замысле операции 'Дымок' в целом? Какое противодействие следует ожидать в плане засветки и дискредитации наших дальнейших мероприятий?
– Думаю, противник выстроил достаточно точную логическую цепочку, располагая фактами по
