Забава

тапочка цилиндрик по ковру – тот не взорвался, не превратился в змею, не исчез. Василий Иванович сел подле него в позе тоскующей Аленушки, обхватив колени дрожащими лапами.

– Вот, значит, какие у них фокусы. Вот, значит, какие… – бормотал он, стеклянно глядя на пенал, – нелюди заразные, с-собачары альтаирные, гады шестимерные.

Дядя Вася дураком не был, читал о летающих тарелках, о случаях странных и страшных. Никто, понял Василий Иванович, никто на Земле не мог иметь такой вещи. А значит, она из космоса. А значит, будет дяде Васе амба, когда его найдут. Что найдут, он теперь не сомневался. Только вяло удивился, почему до сих пор не нагрянули эти… со щупальцами, в тарелках. Видно, не обнаружили они еще пропажи. Или обнаружили? И теперь подглядывают за местным недоумком через свои телескопы, хихикая и шлепая от удовольствия себя щупальцами по лысинам. Мол, давай-давай, что теперь делать будешь? Мартышка и очки. Нет, хуже. Неандерталец и граната.

А может, и нет, не обнаружили. И вообще потеряли эту штуковину совсем не инопланетяне, а земные Кулибины-Копперфильды, тайные умельцы. Чародеи техники. Циркачи. Вот на этом варианте дядя Вася и остановился, чтобы не свихнуться.

Василий Иванович встал, вышел на балкон охладиться. Постоял, бесцельно постукивая кулаками по перилам, равнодушно посмотрел на Театр, архитектурно очень похожий на мощный трактор, – дядя Вася жил почти напротив псевдомашины, – далеко плюнул на асфальт и вернулся в комнату. Интересная мысль, шальная просто, вдруг возникла в его голове.

– Вот что, – сообщил он зажатому в кулак пеналу, – большие бабки на тебе сделать можно. Архибольшие. Миллионные! И все – долларами. Продавать тебя не буду, глупо. А наделаю я диковинок и начну их загонять, от покупателей отбою не будет. Курочка ты моя золотая! Клондайчик!

В этот момент полюбил дядя Вася игрушку окаянную, понял цель и смысл своей жизни, наперед ее углядел. Квартиру престижную… что там квартиру! – дворец во Флориде углядел, личный «Боинг» в нью-йоркском аэропорту; в Кремле – со всеми за ручку, лично с президентом – здрасьте, со взаимными поклонами; безразмерный счет в Швейцарии… и женщины, женщины… много женщин, много долларов… и пиво лучшее, бутылочное, не нашенское, с утра до вечера… ванну золотую с шампанским, глубокую как полынья… унитаз платиновый…

– Этого я и боялся, – сказал неприятный голос за его спиной, – это финиш. Платиновый унитаз! Пора прекращать. Да-с.

Дядя Вася резко повернулся. У входной двери, прямо из воздуха, слепился худосочный мужичонка во фраке, с тросточкой, брюки-дудочки над лаковыми штиблетами. Лысый череп и седая бородка, маленькие глазки. Типичный пришелец оттуда…

– Вам… тебе чего, мать твою? – рявкнул Василия Иванович, нутром понимая, чего надо этому франту, – пошел вон, это моя квартира!

– Тихо, – скрипнул лысый, – нечего чужие вещи воровать, э-э… с целью личного обогащения. Так у вас говорят?

– Я не воровал, – быстро ответил Василий Иванович и выпятил грудь, – я честно его нашел.

– Ну, может быть, – легко согласился мужичок, – какая разница. Все одно – отдайте. Обойдетесь и без золотой сантехники.

– А кто ты такой?! – нарастающим криком задал дядя Вася фрачному классический вопрос. – Кто ты такой?!!

– Вы же прочитали на борту моего транспортного устройства, кто я такой и откуда, довольно с вас. Нет, подумать только! Стоит хоть чуть-чуть задержаться из-за поломки в какой-нибудь чужой, недодуманной реальности, как тотчас возникают неприятности. Вот, – человечек обвиняюще ткнул тросточкой в сторону дяди Васи, – уум спер, мерзавец! Одно слово, грузчик. Везде они одинаковы.

– Угрожаешь? – флегматично поинтересовался Василий Иванович, напрочь пропуская смысл сказанного. Он понял одно – его обозвали, оскорбили Родину и сейчас ограбят.

«Спокойно, – посоветовал сам себе дядя Вася, – сейчас будет весело».

– Может, и будет, – вдруг разулыбался мужичок, – если не отдашь. Очень весело будет.

Дядя Вася сделал отвлекающий маневр – он демонстративно расслабился и невинно спросил:

– Отдам, только объясни, что это такое – уум?

Лысый почесал бороду, оперся на трость:

– Это прибор, обычный серийный прибор. У каждой вещи есть своя суть, скрытая душа, так сказать. Вот он и преобразует вещь соответственно ее, гм, душе… – мужичок плавно повел свободной рукой в лекторском задоре. Этого момента Василий Иванович и ждал. Шагнув вперед, он с размаху хрястнул зажатым в кулаке уумом по черепу гостя. В комнате глухо ухнуло, рука у дяди Васи слегка онемела.

– Даже так? – удивился лысый. Дядя Вася отшатнулся.

Штиблетный выставил вперед тросточку и начал кричать несусветные, но страшные слова. Василия Ивановича охватила слабость. Судорожно он поднял руки, защищая лицо и случайно ткнулся глазом в уум. Лысый всхлипнул и уронил тросточку – дядя Вася ненароком посмотрел на него через прибор. Видимо, от удара уум сломался, потому как без всякой подкрутки превратил гостя в черную жидкую слизь. Слизь кипела и продолжала бормотать.

В комнате резко потемнело. В ужасе, не отрывая уум от глаза, Василий Иванович принялся лихорадочно оглядываться по сторонам, ища спасения. Вещи, мельком задетые волшебным взглядом уума, ожили – запрыгали, заорали; хохот, лай, визги, стоны, предсмертный вой, бешеный рев – все сразу обрушилось на бедного Василия Ивановича. Грязь уже ползла по его брючине, сопливо лезла в тапки. Поскользнувшись, дядя Вася развернулся к зеркалу и увидел сквозь приборчик в стекле дракона. Свое духовное отражение.

– Нет, только не это! – хотел заорать Василий Иванович, но опоздал.

Глазница его резко сузилась, намертво зажав перед вертикальным зрачком проклятый уум, лапы бряцнули когтями по полу, проломив его до бетона, бронированный хвост высадил окно.

Дядя Вася… дракон Василий Иванович взревел, спалив сразу полквартиры плазменной струей, легко выломал бетонную стену и, неуклюже работая крыльями, поднялся в небо. Это было эффектно – дракон в небе! Даже красиво. Дракон испуганно метался рваным полетом бабочки, мотая узкой башкой из стороны в сторону и лупя по городу жутким колдовским взглядом.

Город резко и бесповоротно менял свой облик. Двинулся с места тракторный Театр и, стуча дверями, поехал в сторону реки, омывающей Город; стоявшая напротив Театра помпезная статуя богини победы радостно сорвалась со своего постамента и вьюном теперь вилась вокруг дракона; в разных частях Города возникали хрустальные башни и готические дворцы; появились новые драконы, воздух кишел эльфами и ведьмами; черные мальтийские всадники скакали по центральной, поросшей садом улице; носатый ифрит в голубых шароварах попытался оседлать Василия Ивановича, но был насмерть сражен его огненным плевком. Случайно попавший под демонический луч вертолет с камуфляжной окраской рассыпался на десяток военных алладинчиков с кривыми ятаганами наголо, все на скоростных летающих ковриках.

Театр уже перегородил реку и та бурно стекала через него водопадом, заливая набережную и выбрасывая из себя перепуганных наяд и русалок; в высокую стену Театра, возвышаясь над ним, гневно колотил трезубцем громадный водяной старик с казацким чубом и синей фуражкой на пенной голове.

– Я не виноват, – безостановочно, как заевшая пластинка, истошно визжал из-под облаков дракон-грузчик, но в невероятном шуме его уже никто не слышал.

* * *

В обгорелой квартире черная слизь постепенно собралась в комок и трансформировалась в пижона с тросточкой. Лысый мужичок подошел к пролому в стене и, теребя бородку, с любопытством наблюдал за всем этим бедламом.

– Я же говорил, что будет весело, – буркнул пижон, посмотрел на часы. – Пора, однако. Да, сырая реальность, сырая. Так, а кто же ее сотворил? – мужичок достал из заднего брючного кармана потертую записную книжку, полистал странички. – Ага. Ну! Этот наделает, да-да… Ладно, заскочу к нему по пути, пусть заглянет сюда, разберется. Не то они тут точно поубивают сами себя со страха, – и исчез.

Город слегка трусило – это просыпались в недрах земли стоголовые гекатонхейеры. Но землетрясение никого уже не волновало. Потому что и драконы, и ожившие статуи, и полубоги Олимпа, и однорогие циклопы – все стояли и смотрели в небо.

Предзакатное треугольное солнце бесстрастно заливало этот новый мир своими лучами: красными, оранжевыми, желтыми, зелеными, голубыми, синими, фиолетовыми.

Каждыми по очереди.