— Герр Жуковски говорить, надо не бояться показать льубов. Но мне чуть-чуть стыд.
— Что вы, принцесса, — воскликнул растерянный и польщенный Александр. — Ваше чувство прекрасно!
— О, нет! Это ваша стих так прекрасный, так поэт, что я должен быть искренность.
Благодарю вас, Мария, — потрясенный цесаревич подошел к ней и поцеловал руку. — Это для меня комплимент. Я не считал себя поэтом.
— Александр Николаевич никогда не согласился бы на столь романтичный поступок, если бы не чувства, которые он к вам испытывает, — поспешила подсказать Репнина.
— Вы правы, Натали, — вздрогнул тот. — В своих стихах я выразил свои истинные чувства. Скажите мне, Натали, это была ваша идея?
— Нет-нет! Просто принцесса не знала, как еще убедить Вас в своей любви.
— Что же, ей это вполне удалось, — сдержанно признал Александр. — Но вместе с тем я хотел попенять вам, княжна. Этой игрой в тайную переписку вы ввели меня в заблуждение, я предполагал, что .эти строки принадлежат перу другой дамы.
— Ви не думаль — это я? — расстроилась Мария.
— Я вообще ни о ком не думал, — цесаревич тут же исправил свою оплошность. — Я просто придумал себе прекрасную девушку. Я ее вообразил. Но теперь все кончено — я знаю, как она выглядит.
— Почему кончено, Ваше высочество? — насторожился Жуковский.
— Я хотел сказать, что фантазии закончились. И для чего теперь что-то придумывать, когда для тайн больше нет оснований?
— В таком случае, мы можем сообщить об этом государыне? — многозначительно спросил Жуковский.
— Да-да, — кивнул Александр. — Можете сказать ей.
— Что сказать? — тут же заметила их переглядывания Наташа.
— Правду, — остепенил ее любопытство цесаревич. — А сейчас, когда все разъяснилось, я прошу вас, сударыни, дать мне возможность сосредоточиться. Я приглашен Его величеством на заседание Государственного совета и хотел бы оговорить предварительно с Василием Андреевичем кое-какие детали предстоящего обсуждения. Принцесса.. Натали.
Александр еще раз поцеловал Марии руку, а Наташу, направившуюся было вслед за принцессой, за руку удержал.
— Я думал, что она — это вы, прошептал Александр ей на ухо.
— Я?
— Разве я мог подумать, что вы, такая умная, такая красивая, будете вселишь посыльной!
— Раньше это вас вполне устраиваю, — так же шепотом отвечала Наташа.
— Сейчас все по-другому. Еще немного — и я признался бы вам в любви.
— Но… вы представляете, к чему бы это привело? К очередной дуэли. С Андреем.
— Значит он… у вас с ним все хорошо?
— Да.
— Ну, что ж, — Александр нахмурился и сказал громко: «Я желаю вам счастья».
— Спасибо, Ваше высочество, — Наташа поклонилась ему. — Я тоже хочу, чтобы у Вас с Марией все было очень хорошо. А как мне отблагодарить Вас за Ваше участие в моей судьбе?
Не стоит, Натали, — Александр равнодушно махнул рукой. — Вы мне уже отомстили… то есть я хотел сказать — отблагодарили. Вы мне очень помогли.
Смущенная и ничего не понявшая Наташа быстро ушла вслед за принцессой, а цесаревич обернулся к Жуковскому.
— Василий Андреевич, я собирался просить у вас прощения за резкость, с которой давеча я говорил с вами.
— В ответ я хотел бы сделать то же самое. Мы говорили с Вами на повышенных тонах. Но это всего лишь признак кризиса, который требовал разрешения. И мы, надеюсь, разрешили его?
— Разумеется, — кивнул Александр.
— А посему хотел бы обратить Ваше внимание на кризис иного свойства, в разрешении которого Вы могли бы принять самое непосредственное участие.
— Если вы говорите о заседании Государственного совета…
— Именно о нем.
Дорогой мой, Василий Андреевич, — тяжело вздохнул Александр. — Я всегда любил вас за то, что вы, как никто другой, хорошо понимали меня. Вы да еще разве что безмерно уважаемый мною Карл Карлович, упокой, Господи, его душу!
— Ваше высочество, речь идет о деле огромной важности.
— Да-да, знаю, — отмахнулся Александр. — Знаю, понимаю! Но что может быть важнее того, что только что в этой комнате произошло?!
— Но ведь это уже произошло. Как говорится, plus quam perfectum — давно прошедшее время.
— Почему же давно прошедшее? Ничего не прошедшее! — возмущенно воскликнул цесаревич. — Вы несколько минут назад разрушили мою мечту. Разбили надежду. И желаете уверить меня, что переживать по этому поводу — значит попусту тратить время?
— Драгоценное время наследника престола! — напомнил Жуковский.
Я не хочу этого! Я никогда этого не желал! Моим единственным стремлением было желание найти достойную подругу, которая украсила бы мой семейный очаг и доставила то, что мне представляется единственным и высшим счастьем на земле — счастье быть супругом и отцом.
— Но разве принцесса Мария не та, о ком Вы мечтали?
— Я хотел бы видеть в ней единомышленницу, но она всего лишь предмет торга. Станет или не станет она будущей императрицей… Я мечтал о Женщине — нежной, ласковой, преданной, домашней!
— Все это Вас еще ждет после свадьбы.
— Да неужели вы всерьез думаете, что мне дадут спокойно наслаждаться простыми человеческими радостями, лишь только совершится эта церемония? Даже я при всей своей наивности прекрасно понимаю, что тут же навалится такой груз новых и еще более ответственных обязательств! Я должен буду обеспечить трону наследственность, а потом превратить своих детей в игрушки в руках царедворцев и политиков!
— Но Ваше высочество…
Вы думаете, я забыл тот страшный холодный день в декабре, когда отец передал меня гвардейцам, чтобы в случае удачи бунтовщиков они могли бы защитить меня. Я до сих пор ощущаю этот запах пота, смешанного с водкой и вижу во сне их красные от морозного ветра бородатые лица.
— Доля властителя никогда не была беспечной. И если помните, я написал тогда для Вас в своей оде:
— А я хотел другого, — в глазах Александра, кажется, блеснули слезы. — Поселиться где-нибудь в теплой Европе. Например, в Италии, в Падуе. Жить — просто, может быть, даже в гостинице. Жить с той, что для тебя всех милее, нянчить малышей, дышать волшебным италийским воздухом и вечерами смотреть с балкона на горы в лучах заходящего солнца. И ежедневно навещать капеллу с фресками Джотто, слушать ее тишину и наслаждаться вечностью и покоем!
— Ваше высочество, Александр Николаевич, позвольте помочь Вам однако спуститься с небесных
