работы, которые необходимо внести в жизнь партийной организации области. И все-таки я почувствовал, хотя в этом никому не признавался, что удовлетворённость стала падать. Те формы и методы, что были в запасе, оказались исчерпаны. Тем не менее на этом чувстве внутренней усталости, что ли, тупиковое, я себя поймал.
Хотя дела в области по-прежнему шли неплохо.
ХРОНИКА ВЫБОРОВ 22 февраля 1989 года
Примерно в три утра закончилось окружное предвыборное собрание по Московскому национально- территориальному округу № 1. А через три часа я сидел в самолёте и рейсом Москва — Свердловск летел в свой родной город. Доверенным лицам я поручил отправить телеграммы в те округи, где моя кандидатура была выдвинута, попросил поблагодарить и сообщить о своём решении баллотироваться по другому округу, пока не назвал, по какому.
А в Свердловск летел потому, что просто сообщить телеграммой в адрес земляков об отказе я не мог.
Моя идея остаться в Москве и отказаться от тех округов, где шансы были практически стопроцентными, многие и противники и сторонники называли крупной ошибкой, пижонством, наглостью, самоуверенностью и все в таком же духе. Мне, в общем-то, нечего было на это ответить. Был и очень большой риск оказаться неизбранным в народные депутаты. Я мог лишить себя последнего, по сути, единственного шанса вернуться назад из политического заточения, к людям. После того, как с таким трудом я преодолел главные препятствия на пути, — вдруг взял и создал сам себе новое. Действительно, вроде бы странно.
И все-таки нужно было идти по Московскому, главному в стране, округу. Не мания величия или самовлюблённость двигали мною. Нужно было доказать и самому себе и всем тем, кто поддерживал меня, что настало иное время. Теперь мы можем сами определять свою судьбу, можем, несмотря на все давление верхов, аппарата, официальной идеологии и прочее, прийти на избирательный участок и сделать свой выбор.
Если бы я снял свою кандидатуру в Москве и баллотировался по Свердловску, на этом практически, моя предвыборная кампания закончилась бы. Осталось бы только дождаться 26 марта, дня выборов, проснуться на следующее утро и уточнить результаты своей побе38ды. Подавляющее большинство свердловчан, без сомнения, проголосовало бы за меня.
Предвыборная кампания в столице, а шансы свои я оцениваю здесь примерно 50 на 50, — это продолжение моего выступления на октябрьском Пленуме ЦК. Только там я был один, а против меня вся верхушка разъярённой партийно-бюрократической системы. А теперь совсем иная ситуация. Против — все те же. Только теперь я уже не в одиночестве. Со мной многомиллионная Москва. Впрочем, почему только Москва, всем одинаково противны ханжество, лицемерие, ложь, барское самодовольство, самоуверенность, которыми пропитана власть.
Утром я был в Свердловске. Хотя и ни минуты не спал, но в родном городе всю усталость, все напряжение последних нескольких дней как рукой сняло. Сразу же, прямо с аэродрома, поехал на встречу со свердловчанами. Первая длилась три часа. Небольшой перерыв, объятия с друзьями, и я еду в другой зал — Дворец культуры крупного завода. Там ещё полторы тысячи человек. И около пятисот записок. И в каждой второй: «Борис Николаевич, откажитесь от Москвы, там вас „зарежут“, москвичи могут подвести».
Только к часу ночи закончилась наша встреча. Как мог, объяснил своим землякам, что все-таки надо начать предвыборную кампанию в Москве. Кажется, они поняли меня. Правда, сказали, если все-таки 26 марта я провалюсь по Московскому округу, могу не волноваться. На всякий случай, они забаллотируют в этот день всех своих кандидатов, чтобы у меня оставался шанс пройти по Свердловскому округу на повторных выборах. В общем, настроены они были решительно. И ещё добавили, что в день выборов каждый, у кого будет хоть малейшая возможность, возьмёт в Свердловске открепительный талон и прилетит в Москву, чтобы добавить свои голоса к московским.
Вот такие у меня земляки!..
Практически ни с кем из друзей не смог посидеть, поболтать. Как это ни печально, но надо уезжать. В каком-то сумасшедшем ритме я живу последнее время… Это ненормально. На друзей время должно остаться, а его нет.
Заехал к маме. Господи, сколько же ей пришлось пережить за последнее время! Обнял её и уехал…
Скажите, Вы рвались в Москву или это дело случая?
Как выбирали себе квартиру в Москве?
3 апреля 1985 года на бюро Свердловского обкома партии сидели и бурно обсуждали проблемы, связанные с посевной кампанией в области. Обстановка сложилась экстремальная, снега выпало мало, влаги практически не было, все специалисты высказали мнение, что с посевными работами надо немного подождать. Пришли к этому выводу, но тем не менее решили разъехаться по районам области и на местах посоветоваться со специалистами. Вечером проехался по магазинам. В принципе и так все прекрасно знал, но хотелось ещё раз посмотреть собственными глазами. Вроде с продуктами стало получше, появилась птица многих сортов, сыр, яйца, колбаса, но тем не менее удовлетворённости не было.
Не предполагал я, что именно в этот вечер мысли мои будут совсем в другом месте. В машине раздался телефонный звонок из Москвы. «Вас соединяют с кандидатом в члены Политбюро, секретарём ЦК товарищем Долгих». Владимир Иванович поздоровался, спросил для вежливости, как дела, а затем сказал, что Политбюро поручило ему сделать мне предложение переехать работать в Москву, в Центральный Комитет партии заведующим отделом строительства. Поразмыслив буквально секунду-две, я сказал, что нет, не согласен.
Про себя подумал о том, о чем Долгих не сказал, — здесь я родился, здесь жил, учился, работал. Работа мне нравится, хоть и маленькие сдвиги, но есть. Главное, есть контакты с людьми, крепкие, полноценные, которые строились не один год. А поскольку я привык работать среди людей, начинать все заново, не закончив дела здесь, я посчитал невозможным. Все-таки была ещё одна причина отказа. В тот момент я себе в этом отчёт не дал, но, видимо, где-то в подсознании мысль засела, что члена ЦК, первого секретаря обкома со стажем девять с половиной лет — и на заведующего отделом строительства ЦК — это было как-то не очень логично. Я уже говорил, Свердловская область — на третьем месте по производству в стране и первый секретарь обкома партии, имеющий уникальный опыт и знания, мог бы быть использован более эффективно. Да и по традиции так было: первый секретарь обкома партии Кириленко ушёл секретарём ЦК. Рябов — секретарём ЦК, а меня назначают зав. отделом. В общем, на его достаточно веские доводы я сказал, что не согласен. На этом наш разговор закончился.
А потом, конечно, провёл в размышлениях о своей дальнейшей судьбе практически всю ночь, зная, что этим звонком дело не кончится. Так и получилось. На следующий день позвонил член Политбюро, секретарь ЦК Лигачев. Уже зная о предварительном разговоре с Долгих, он повёл себя более напористо. Тем не менее я все время отказывался, говорил, что мне необходимо быть здесь, что область уникальная, огромная, почти пять миллионов жителей, много проблем, которые ещё не решил, — нет, я не могу. Ну, и тогда Лигачев использовал беспроигрышный аргумент, повёл речь о партийной дисциплине, что Политбюро решило, и я, как коммунист, обязан подчиниться и ехать в столицу. Мне ничего не оставалось, как сказать: «Ну, что ж, тогда еду», и 12 апреля я приступил к работе в Москве.
Расставаться со Свердловском было очень грустно, здесь я оставлял друзей, товарищей. Здесь и родной Уральский политехнический институт, здесь прошёл высшую школу производства, здесь и переход с хозяйственной на партийную работу. Да что там, собственно, вся жизнь здесь. Здесь женитьба, здесь две дочери и уже внучка. А потом, 54 года — тоже немало. По крайней мере, для того, чтобы менять и весь
