государственная комиссия по идентификации останков, найденных на Урале, в окрестностях города, в колодце заброшенной шахты.
Через столько лет установить подлинность останков, конечно, было крайне нелегко. Наши учёные- криминалисты использовали все новейшие технологии, и в частности анализ молекул ДНК. Провели десятки экспертиз. Отправляли образцы и в Лондон, в специальную лабораторию, на спектральный анализ.
30 января комиссией был вынесен окончательный вердикт: останки подлинные. 2 марта я утвердил решение о захоронении останков в Петропавловском соборе. И тут началось странное.
Вокруг похорон разгорелась огромная и малопонятная для меня дискуссия.
Прежде всего в неё включились региональные лидеры: уральский губернатор Эдуард Россель и московский мэр Юрий Лужков. Оба настаивали на том, что хоронить царскую семью следует у них, соответственно или в Екатеринбурге, где произошла трагедия, или в Москве, в храме Христа Спасителя, символе нового российского возрождения. Для меня же как раз все было ясно: фамильный склеп семьи Романовых находится в Петербурге, в Петропавловской крепости, в кафедральном соборе Св. Петра и Павла. Тут двух мнений быть не могло: могилы предков должны быть священны для любой семьи.
… Подлила масла в огонь и позиция иерархов Русской православной церкви. Они продолжали упорно сомневаться в подлинности останков. Не признавали метода идентификации по ДНК.
Но дело-то ведь не сугубо церковное. Дело общегражданское. Россия должна отдать свой долг Николаю Второму, Александре Федоровне, их несчастным детям. Этого требуют наша память, наша совесть. Это — дело международного престижа России. И с обычной, человеческой точки зрения — когда-то они должны наконец найти покой рядом со своими предками. Сколько это может продолжаться…
7 мая в дело вмешался Лужков, неожиданно поменял свою позицию и поддержал Алексия. Священный Синод предложил захоронить останки во временном склепе — до святейшего решения. И настаивал на том, чтобы при отпевании не называть имена убитых.
12 мая и 5 июня я встречался с Алексием, пытался понять его позицию. Патриарх продолжал настаивать.
Как я узнал позднее, существовали и другие останки, вывезенные белогвардейцами за границу сразу после гражданской войны. Тогда же их захоронили как останки членов царской фамилии. И церковь до сих пор не может решить для себя этот сложный вопрос, поскольку в отношениях русской и зарубежной православной церкви и так слишком много острых углов.
Патриарх, не вдаваясь в детали, отказался принимать участие в захоронении, настаивая на том, что анализ ДНК — слишком новое, не апробированное в мире исследование далеко не везде признается законом.
А подготовка к захоронению тем не менее шла полным ходом.
Что делать? Необычная проблема для главы государства. И все-таки что-то подсказало мне: я в эти церковные тонкости вникать не должен. Пресса каждый день повторяла: похороны под вопросом, обстановка почти скандальная, все зависит от того, какое решение примет президент, поедет он в Петербург или нет.
… Ехать или не ехать?
Я к этому вопросу — к захоронению останков царя, его жены, детей, близких — относился не только как президент. Был и личный момент.
Более двадцати лет назад, когда я ещё работал в Свердловске первым секретарём, ко мне поступило решение Политбюро о сносе Ипатьевского дома. Это обусловливалось тем, что власти боялись приезда в Свердловск на 80-летний юбилей коронации Николая Второго большого количества эмигрантов, диссидентов, иностранных журналистов. И советская власть в свойственной ей манере решила этому помешать.
Сейчас по моей просьбе архивисты нашли этот документ. Читаешь его, и даже не верится, что в этот стиль, в этот дух вся страна была погружена ещё совсем недавно.
ЦК КПСС. Секретно. О сносе особняка Ипатьева в городе Свердловске.
Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в г. Свердловске.
Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города. В нем размещается учебный пункт областного управления культуры. Архитектурной и иной ценности особняк не представляет, к нему проявляет интерес лишь незначительная часть горожан и туристов.
В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться и дом Ипатьева станет объектом их серьёзного внимания.
В связи с этим представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города.
Председатель Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР Ю. Андропов
26 июля 1975 года
А дальше все было как положено:
По записке КГБ при СМ СССР No 2004-А от 26 июля 1975 года Политбюро ЦК КПСС приняло 4 августа 1975 года решение «О сносе особняка Ипатьева в г. Свердловске», в котором одобрило предложение КГБ и поручило «Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка Ипатьева в порядке плановой реконструкции города».
Сейчас читаешь эти сухие строки и не веришь глазам своим. Все абсолютно цинично, даже нет попытки придумать внятное объяснение. Примитивные формулировки: «в порядке плановой реконструкции», «архитектурной и иной ценности не представляет»…
Но это мои эмоции и вопросы из сегодняшнего времени. А тогда, в середине 70-х, я воспринял это решение достаточно спокойно. Просто как хозяин города. Лишних скандалов тоже не хотел. К тому же помешать этому я не мог — решение высшего органа страны, официальное, подписанное и оформленное соответствующим образом.
Не выполнить постановление Политбюро? Я, как первый секретарь обкома, даже представить себе этого не мог. Но если бы даже и ослушался — остался бы без работы. Не говоря уж про все остальное. А новый первый секретарь обкома, который бы пришёл на освободившееся место, все равно выполнил бы приказ.
… Однако с тех пор, оказывается, заноза осталась. Любое упоминание о расстреле бередило душу. Задевало.
Царские похороны я воспринимал не только как свой гражданский, политический, но и как личный долг памяти.
Перед самым отъездом позвонил академику Дмитрию Сергеевичу Лихачёву. Это фигура уникальная в нашей культуре, для меня его позиция была очень важна. Его слова были простыми: «Борис Николаевич, вы обязательно должны быть здесь, в Петербурге».
17 июля в 11.15 самолёт приземлился в аэропорту «Пулково». Губернатор Яковлев сел в мою машину. Поехали.
Было довольно жарко, но люди стояли на солнцепёке вдоль всей Кронверкской протоки, опоясывающей крепость, толпились на пятачке у её восточных ворот со стороны Троицкой площади, заняли места даже на Троицком мосту через Неву, движение по которому было перекрыто.
Я появился в соборе ровно в тот момент, когда колокола Петропавловской крепости отбивали полдень.
Моё внезапное решение приехать в Питер было полной неожиданностью для московского политического бомонда, застало его врасплох. Тем не менее здесь, на панихиде, я увидел много знакомых лиц: Явлинский, Немцов, Лебедь…
В соборе Св. Петра и Павла я встретил члена британского королевского дома принца Майкла Кентского — внука великого князя Владимира Александровича, дяди Николая Второго…
И — вот это да! — сколько же ещё людей здесь с такими неуловимо романовскими лицами? Здесь собрались (впервые за очень долгое время!) члены императорской фамилии. Всего 52 человека.
