Мефодия. От ее взгляда не укрылся и ошейник Депресняка, валявшийся па некогда занимаемой Даф кровати.
— Ого! — воскликнула она. — Я не ошиблась! Веселенькое местечко! Они не скоро догадаются, что я могу оказаться ЗДЕСЬ…
Эдя хотел уточнить, что она имела в виду под «здесь» и что такого особенного в его комнатушке на окраине города, но не стал. Последнее время их дом порой казался ему очень странным местом. Хаврон чувствовал это с остротой так и не выросшего ребенка.
— Кстати, — продолжала фея. — Раз уж я тут поселилась, кое в чем я должна признаться. Ты готов к признаниям?
— Смотря к каким, — осторожно ответил Эдя.
— А к таким! Если ты заметишь, что я резко переменилась, перестала тебя узнавать, угрожаю или пытаюсь напустить на тебя порчу — не тревожься, не возмущайся. Дело в том, что это буду не я.
— Как это не возмущаться? — не понял Хаврон. — Тогда я тоже хочу вас предупредить. Если однажды я запущу в вас молотком, просверлю дрелью или случайно вылью на голову кипящее молоко — не тревожьтесь и не качайте права! Это буду не я.
— Видишь ли, тут такое дело… Это неприятная семейная тайна, почти скелет в шкафу, — продолжила Трехдюймовочка со смущением в голосе. — У меня была сестра-близнец. Как ни больно это говорить, особа не слишком приятная во всех отношениях. Феи обычно служат свету — она же служила тьме. Век темных фей обычно бывает недолог. О том, как она встретила свой конец, рассказывать тебе я не буду. Если она захочет — расскажет сама…
— Что сделает? — с суеверным испугом переспросил Хаврон. Его не слишком тянуло общаться с умершими феями.
Трехдюймовочка пропустила его реплику мимо ушей. Она страдала. Ее маленькие руки мяли поля соломенной шляпки.
— Как бы там ни было, сестра есть сестра. Я позволила ей — позже я сто раз об этом пожалела — вселяться в мое тело на любую треть суток по ее выбору. Так вот — она пользуется этим правом до сих пор. Я не знаю точно, что происходит в те часы, когда она занимает мое сознание, но сдается мне, что ничего особенно хорошего. Тело всегда достается мне объевшимся и уставшим. Я вынуждена отсыпаться, тратя на это добрую половину своих шестнадцати часов. Вот и получается, что, хотя ей принадлежит всего треть суток, на самом деле у нас все поровну, так как еще треть я вынуждена отсыпаться и вообще приводить себя в порядок!..
— Разве с вами что-то не в порядке? — неосторожно сказал Эдя.
— РАЗУМЕЕТСЯ, НЕТ! — взвилась фея. — Смотри, в кого превратила меня эта обжора! Я ее ненавижу! Иногда, чтобы в нее ничего уже не влезло, я назло ей съедаю две крошки орехового рулета и выпиваю наперсток молока! Но разве эту свинью проймешь? С нее же все как с гуся вода!
Негодующее лицо Трехдюймовочки приобрело багровый оттенок. Эдя терпеливо слушал. Он уже привык, что как только речь заходит о родственниках, особенно о братьях и сестрах, самые приличные с виду люди начинают грызть зубами полировку.
— Да что она вообще может! Никакой усидчивости, никакой любознательности! Не умеет заплетать в косы солнечные лучи! Вышивать росой на листьях эвкалипта! Превращать слезы в морские жемчужины! Только и способна, что предсказывать будущее!.. Ну да, в боевой магии она тоже отлично разбирается! Но это же дурновкусие! Фея и вдруг боевой маг, устраивающий в кабаках дебоши!
Эдя сладко прищурился, представив себе крошечную фею, разносящую с пьяных глаз клуб «Царица пляжа».
'Хорошо бы ее туда подослать… Типа как подкачаться соломинкой из бара, ' — подумал он.
— Понял я, понял. Жуткая у тебя сестра! Соболезную. У меня у самого есть сестра, так что МОЖЕШЬ мне не говорить, — сказал он, пытаясь прекратить излияния на семейную тему.
— Сестра? Что, тоже безумная волшебница? — посочувствовала фея.
— Хуже. Она постоянно ищет человека, которому можно сковать палец обручальным кольцом. Я заранее не завидую этому бедолаге.
— Венец безбрачия? — с интересом спросила фея. — Твоя сестра не ссорилась с сильными волшебниками, нет?
— Да, как с папашкой Мефодькиным развелась, так и ищет… Лет уже десять, наверное…
— Это еще терпимо, — авторитетно произнесла фея.
Хаврон, однако, так не считал.
— Но не в одной же комнате!.. Иметь старшую сестру — это такое уродство. Мне было тринадцать, когда к Зойке начали ходить всякие кретины! Толклись здесь целый день, сидели на моей кровати, ломали мои ролики, ржали как кони… Порой мне хотелось одолжить у кого-нибудь ружье! А потом завелась эта белобрысая мелочь со сколотым зубом, и стал вообще атас! — сказал Хаврон недовольно.
— Ну-ну. Не жалуйся. Помучайся еще лет десять. Когда тот маленький мальчик, что болтается в рамке, войдет в силу, комнат у вас будет побольше. Как ты смотришь, чтобы поселиться в усадьбе Кусково? При желании можно переименовать ее в сельцо Хавроново! — предложила фея.
Эдя недоумевающее заморгал. Слова феи он воспринял как глупую шутку.
— Как это?
— Думаешь, тесновато будет? Ну тогда переселишься в Версаль!..
— Очень он мне нужен. Лучше я повыгоняю всех из нашего подъезда, поломаю тут все перегородки, посажу пальмовый лес, а сам буду качаться в гамаке и есть бананы. На крыше же помещу снайпера, чтоб он отстреливал всех, кто хотя бы издали похож на жениха! — сказал Эдя.
Порой он фантазировал в этом направлении, так что тут у него все было разработано до мелочей.
— Как скажешь, — послушно сказала фея. — Я бы и сама могла тебе все это устроить, но, боюсь, что мне не стоит особенно светиться с магией. Вот моя сестра — другое дело. Иногда ее несет. И она начинает делать глупости.
— Хм… А как вас отличить? Ну тебя и сестру? — спросил Эдя заинтересованно.
— Меня и сестру? О, ты нас не спутаешь, не волнуйся! Я худею, а эта свинья обжирается. Именно из-за нее моя талия почти равна моему росту. Я курю, а она ненавидит курево. Она пачкает мои волосы! Пользуется кошмарными духами! Ссорится с моими друзьями! Ну и многое-многое другое!.. Единственное, что меня утешает — то, что в последнее время мы не общаемся. Когда есть я — нет ее. Когда есть она — нет меня, — заявила Трехдюймовочка.
— А она меня не прикончит? — спросил Эдя с сомнением.
— Пусть только попробует! Я начерчу на тебе знак, и она поймет, что ты лопухоид, находящийся под моим покровительством! — решительно сказала Трехдюймовочка.
Она подняла веер и, прежде чем Хаврон успел сообразить, что она собирается сделать, быстро начертила в воздухе какой-то знак. Эде почудилось, будто его груди коснулось что-то жгучее. Он вскрикнул, схватился за грудь, по странное ощущение уже исчезло.
— Не надо пугаться! Это мое личное магическое тавро. Так мы, феи, метим единорогов, и ни один упырь не осмеливается пустить в них стрелу… Не беспокойся, в твоем случае метка временная. Дня на три, не больше… Зато теперь моя сестренка тебя узнает.
Заглянув под майку и не обнаружив на груди ничего, кроме привычной шерсти, Эдя мало-помалу успокоился.
— Все равно, предупреждать надо… Тоже мне, нашла единорога! А как зовут твою сестру?
— Двухдюймовочка!
— Ну и имя. А эта… как ее… Дюймовочка вам не родственница? — спросил Эдя, и тотчас поплатился за свой невинный вопрос.
Магическое поле возмущенной феи отбросило его на добрых полметра. Трехдюймовочка топнула ногой.
— Кто? Дюймовочка? Ты бы еще спросил, не родственница ли я винтовке, как спросил меня один остряк-самоучка!.. Ныне покойный, осмелюсь добавить!!! Дюймовочка! Фыр! Эта скандальная особа! Чего стоит ее непозволительный флирт с кротом, который, кстати, вовсе не был кротом изначально! Милейший
