— Дети мои! Прежде вас обучали иначе, однако я знаю куда более действенные методы! — говорила она. — Когда встретите нежить, надо громко и пронзительно завизжать. Наверно, лично вам это не поможет, зато вы исполните свой моральный долг и дадите окружающим возможность разбежаться. Далее можно с чистой совестью испускать дух и укоряюще витать вокруг насмерть перепуганной нежити уже в призрачном виде… Поверьте, укоряющее трепетание над головой и бесконечно повторяемые вопросы угнетающе действуют даже на моего супруга, а это экземпляр похлеще любого хмыря… А теперь, дети мои, чтобы не терять даром время, нарисуйте в тетрадках гроб, раскрасьте его фломастерами и напишите на крышке «memento mori»!
Поручик Ржевский ничего не преподавал. Пользуясь тем, что его супруга была занята, он наслаждался свободой и целыми днями носился по Тибидохсу, пугая будущих первокурсников и бряцая ножами.
Безглазый Ужас на уроки не являлся и бродил по подвалам Тибидохса, звеня цепями и произнося грозные пророчества. Часто он подходил к Жутким Воротам, вздрагивающим от напирающего изнутри хаоса, касался мятежным призрачным лбом раскаленной меди круглого кольца и загадочно повторял нараспев:
— Что есть история, как не лезвие меча? По одну сторону — память, по другую — забвение. Просто обидеть гневливого бога! Месть мрака — закат весны!
Таня и Ягун пытались поговорить с ним, но на прямые вопросы Ужас не отвечал или отвечал иносказательно, что запутывало все еще больше.
— Как прикажете его понимать, когда он сам себя не понимает, мамочка моя бабуся! — сердился Ягун. — Что такое «месть мрака — закат весны»? Мордобой драконбольных фанов? Затянувшийся матч? Пуппер ночует в воздухе на надувном матрасе, пока Джейн Петушкофф и тетя Пуппера гоняются за Танькой, швыряя в нее копирайтами?..
Джинн Абдулла, успешно избежавший исчезновения, днями и ночами пропадал в книгохранилище, листая древние фолианты. Однако это не мешало ему с удвоенной суровостью расправляться с должниками.
— Книги надо сдавать вовремя! Даже смерть не причина для опоздания! Было время, когда мертвые вставали из гробов, спохватившись, что не сдали методичку, — говорил он.
Таня все дни с утра до вечера проводила на драконбольном поле. С ней нередко тренировались Ягун, Катя Лоткова, Маша Феклищева и Семь-Пень-Дыр. Горьянов откровенно сачковал. Ритка Шито-Крыто появилась на поле только три или четыре раза и тренировалась по собственной программе, отрабатывая мудреный пас самой себе с отскоком от магического купола.
Кузя Тузиков химичил с реактивным веником, экспериментируя с амулетами и пытаясь добиться от веника особенных летных качеств.
— Ты что-то не то делаешь, Пузик-Кузик! Амулеты еще никого не спасали. Развяжется некстати — и хлопнешься! Вспомни, сколько раз я пылесос разбивал? Про голову не говорю, она у меня не хромированная. Лучше разберись с заговоренными пасами! У тебя вечно как
— А твоя Лоткова? У нее что, нет талисманов? Да у нее пылесоса не видно — одни амулеты! — огрызнулся Тузиков.
— Ты Катьку не трогай! У нее это так… ленточки. И вообще она в защите играет, — неуверенно возразил Ягун.
После исчезновения Соловья, как самый говорливый и языкастый, Ягун взвалил на себя обязанности тренера, вот только слушались его неважно. Между тренером и игроком должна быть дистанция. Ягун же был свой парень и дистанции держать не умел.
Нередко во время самых сложных воздушных маневров, отрабатывая их до полного автоматизма, Таня ловила себя на том, что нет-нет, а неосознанно бросит взгляд то на поле, то на тренерскую скамью — туда, где она привыкла видеть маленькую фигурку Соловья О.Разбойника со вскинутым вверх лицом. Иногда, чтобы ничего не пропустить, Соловей ложился на спину и смотрел на небо, как мечтатели смотрят на звезды. Вот только мечтатели так потешно и сердито не размахивают руками, переживая удачи и неудачи команды, будто каждый из десяти игроков сборной не отдельный независимый маг, а один из десяти его пальцев.
Теперь же на поле лишь желтел ровный песок да белели светлыми прерывистыми черточками пустые трибуны. И Таня понимала, как не хватает команде Соловья, который все эти годы был ее единым и беспокойным сердцем.
Как-то к вечеру, когда на драконбольном поле оставались только Таня, Ягун да Тузиков, упорно модернизирующий свой веник, Таня увидела на зрительских трибунах Пипу и, удивленная, снизилась. Рядом с Пипой на скамье лежало потертое кавалерийское седло со стременами. Там, где по генеральной идее верховой езды подразумевалась лошадь, помещалась огромная стеклянная бутыль, пристегнутая к седлу подпругами. Формой она напоминала бутыль из-под шампанского.
— Что это такое? — спросила Таня.
— Транспортная реактивная бутыль джинна Абдуллы для дальних перелетов! А седло из берлоги Тарараха. По некоторым сведениям, оно принадлежало Барклаю-де-Толли. Магии в нем нет, зато сидеть удобно, — пояснила Пипа, деловито укорачивая стремена.
— Абдулла дал тебе свою транспортную бутыль? С какой это радости?
— Он сделал это без всякой радости, Гроттерша, — заверила ее Пипа. — Скажем так, когда я оказалась поблизости, бутыль решила сменить владельца. С артефактами это бывает. Они влюбчивы, как студенты. Абдулла предположил, что бутыль отреагировала на мою интуитивную магию. Она-то энерговампирюка, вроде Черных Штор, а у меня магии-то много… А дальше Абдулле просто ничего другого не осталось, как разбить ее или отдать мне.
— И он выбрал второе?
— Точно. Он даже присоветовал мне седло, чтобы я могла уверенно держаться в воздухе. Только я подозреваю, что в большой степени он заботился о бутылке…
Дочка председателя В.А.М.П.И.Р. проверила стремена, подтянула подпруги и решительно оседлала бутылку.
— Надеюсь, ты не бросишь меня, Танька? Я ужасно боюсь высоты. Что надо говорить, чтобы эта штука взлетела?
— Ты что, не знаешь? — удивилась Таня.
— Вообще-то меня учили. Я даже летала пару раз, но ничего не соображала от страха, волновалась и все забыла, — сказала Пипа дрогнувшим голосом.
— Зачем тебе это, Пипенция? Полеты — не твое! — спросила Таня.
— Знаю. Но я хочу, чтобы Гурочка Пуппер увидел, как я летаю. Возможно, именно в этом сакральный смысл того, что бутыль Абдуллы признала меня. Гурий и я, я и Гурий — тебе этого не понять. Гурий просто создан для меня, даже если сам он этого еще не знает! — сказала Пипа.
Голос у нее звучал маниакально. Взгляд затуманился. Неподалеку сами собой возникли две шаровые молнии и выжгли на скамье сердце, пронзенное стрелой. Танино кольцо нагрелось, реагируя на повышенный фон интуитивной магии.
— А Бульонов уже не нужен? — спросила Таня.
Пипа смутилась.
— Генка… хм… я сама еще не разобралась… У тебя бывает такое, что нравятся сразу двое? — спросила она.
Таня не ответила на этот вопрос.
— Ладно, Пипенция. Ты готова лететь? Тогда, пожалуй, лучше начать с
—
— Нет.