Таня Гроттер и колодец Посейдона

— атакующие их вампиры, Маготворцы вуду, конечно, бойцы классом повыше, но опять же осиновых кольев вовремя не запасли. Кроме того, убитые вампиры не пополняют ни чьих рядов, а всякий загрызенный маготворец становится вампиром.

— А вот те штуки?

— Синие? Транспортные гробы вампиров. Они многоместные, поэтому малость подлиннее, чем гробы вампиров-камикадзе. Крышка используется как таран, заговоренные гвозди отлично подходят для метания. Горючее — консервированная донорская кровь. Мерси боку господину Дурневу!

— Чего-чего? При чем тут мой папуля? — возмутилась Пипа.

— А кто им кровь поставляет? — Гробыня зевнула.

— Хватит вам собачиться! Хорошо еще, что Гроттерша, когда удирала, заблокировала Гардарику. Еще одна строчка заслуг на постамент ее памятника.

— Не моего памятника, — уточнила Таня.

— А чьего же?

— Гардарику блокировал Глеб. Причем ухитрился сделать это с помощью некромагии. Я думала, такое не возможно. Но он сказал, что подобрать антиблок от не кромагии сложнее, — сказала Таня.

Бейбарсов пожал плечами, словно говоря, что не сделал ничего особенного.

— Умница, Душибукашкин! Продолжай колотить сусликов и дальше! Родина тобой гордится! — одобрила Склепова.

Глеб хмыкнул. Не похоже было, чтобы натиск Склеповой его смутил.

— Трупенция Могилова, солнце мое ясное! Однообразие твоих шуток меня угнетает! — заметил он.

— Ясный перец. Ты ж по жизни угнетенный, — с досадой сказала Гробыня.

Таня взглянула на Гробыню с подозрением. Последний, кого Склепова доставала с таким упорством, был Пуппер, да и то во времена hleb-and-sol, когда он Гробыне еще нравился. Это наводило на мысли.

Тане почему-то не хотелось, чтобы Бейбарсов достался Склеповой. Опять срабатывало чувство собственности. И сам не гам и другому не дам. Ей стало неловко перед Ванькой и Пуппером, у каждого из которых были свои надежды. И еще Ург в Параллельном Мире, с которым она точно никогда больше не встретится. Она ощутила себя жадной, мерзкой и одновременно несчастной.

«Интересно, хорошие люди могут испытывать плохие желания?» — мучительно, и далеко не впервые, задумалась она.

Битва вампиров и маготворцев не прекращалась. И к тем, и к другим продолжали подтягиваться подкрепления. Пока одни сражались, другие атаковали Грааль Гардарику сильной магией, пытаясь пробить в ней брешь.

Особенно в этом преуспевали штатные боевые маги из Магщества, которые раз за разом били в уязвимые места Гардарики тараном — артефактом гуннов. Тем временем другие ослабляли энергию барьера многочисленными запуками, которые обрушивали на купол с разных сторон.

— Возможно, нам удастся продержаться до утра, стравив вампиров и маготворцев. Это очень кстати, что им приглянулась одна кость. Но завтра все равно подойдет чертов магоносец «Крошка Цахес» и нам придется туго, — сказал Баб-Ягун.

— Есть одна идейка! Мы всегда можем открыть Жуткие Ворота и рвануть весь мир... — с предвкушением заявил Гуня Гломов.

— Типун тебе на язык, Гуннио! Хотя вообще-то мысль недурна! Уверена, Пинайосликову она понравилась!.. Ах да, да, я забыла! Это несмешно! Пардон, господин некромаг! Оченно извиняюсь! — заметила Склепова.

Она повернулась к зеркалу, на котором появилась багровая физиономия Малюты Скуратоффа. Малюта проносился куда-то в реактивном гробу вместе со своим трупохранителем Бумом, Обращаясь к Малюте, который явно не мог ее слышать, Склепова продекламировала:

Борец за мир, один вампир
Заходит как-то раз в трактир.
В трактире видит шумный пир
И просит он налить кефир.
'А если не нальешь кефир —
Вмиг укушу я весь трактир.
Вмиг разорву я весь трактир —
Так обожаю я кефир!'

— Сама написала? — спросил Ягун.

— Ага. Примерно годик назад сподвиглась. Только не говори, что совсем плохо. Я обрыдаюсь, — мирно сказала Гробыня.

— Quod scripsi, scripsi![9] — важно подвел итог перстень Феофила Гроттера.

— Почему вампир — борец за мир? Возьми Гроттершу! Вот уж вампирюка — всем вампирюкам вампирюка! И за мир не борется! Это явно избыточная характеристика. В поэзии таких не должно быть! — сказала Лиза Зализина. Она держалась поблизости и так ела Ваньку глазами, что было удивительно, как от того не остался один скелет.

— Слышь, Лизка, иди погуляй! — произнесла Гробыня.

— Это тоже избыточная реплика! Вы все тут избыточные! Мне вас жаль! — заявила Зализина и удалилась, кормя кукушку консервированными гусеницами. Повинуясь оживляющему заклинанию, гусеницы корчились в судорогах, симулируя энтузиазм.

Время шло. А что ему еще оставалось делать? Пипа Дурнева вместе с Бульоновым обошла комнаты преподавателей, нося с собой Черные Шторы. Шторы вампирили напропалую, напитываясь энергией, как промокашка. Им требовалось не больше десяти минут, чтобы проникнуть в чужую мечту и отфильтровать суть. Уникальной зловредности был артефакт.

Пипа смотрела во все глаза. Всего за час она узнала больше сокровенных тайн Тибидохса, чем за весь минувший год, Генка Бульонов вздыхал и толком не понимал, что мелькает на темной плотной ткани. Внутренние движения чужих душ были для него слишком тонкой материей. Для него и родная душа была потемки.

Наконец с Черными Шторами, наброшенными на плечи, Пипа вновь появилась в Зале Двух Стихий.

— Смотрите, они ее не душат! — пораженно воскликнула Маша Феклищева.

Семь-Пень-Дыр ехидно посмотрел на нее.

— Сама рискни задушить человека с таким уровнем интуитивной магии. Да тут на тридцать метров вокруг все огнем охватит, — сказал он со знанием дела.

— Ну как? Узнала? — едва увидев Пипу, нетерпеливо крикнул Шурасик. Пипа задумчиво провела ладонью по шторам.

— Начнем с терзаний Готфрида Бульонского. Он раз за разом подходил к девушке-нищенке, которая сидела у городских ворот и просила милостыню. Он полюбил ее, но постыдился заговорить к ней, потому что она была одета в отвратительные лохмотья. Всю ночь он ходил по дворцовому парку и убеждал себя. Когда же, решившись, Готфрид наутро пришел к воротам, она была уже невестой другого. Оказалось, чтобы спастись от вурдалака с глазами василиска, который приходил к ней в снах и терзал ее каждую полночь, девушка дала обет, что оденется нищенкой и выйдет замуж за первого, кого не смутит ее одежда. Кстати сказать, она мало того что была красавица, но еще и принцесса небольшого, но довольно приличного государства. И Готфрид ей очень понравился. Вот только заговорил с ней другой, а обеты не нарушаются...