Англия. Лагерь подготовки. Где-то возле Глазго. Точно неизвестно, все как в рот воды набрали. И немудрено. Полная секретность. Ведь прямое нарушение какого-то их парламентского распоряжения. Подготовка наемников на территории метрополии карается… Но куда им деваться? Если хоть чуточку думают о будущем? Собственный народ уже совсем мелкосочный; разбавка индусами, прочим всяким. А ведь где-то, хоть вроде бы в исторической бездне, былая колониальная мощь, где-то по-прежнему нужно подпирать экономические интересы концессий. И финансовые задабривания местных царьков – не всегда удачный ход. Прямая демонстрация мускулов – вот лучшая политика. И не всегда удобно обходиться только режущим небесную твердь истребителем «стелс»: он слишком быстр, не разбавленные алгеброй извилины не успевают понять, что к чему. Медленное скольжение парашютов, потом предчувствие, подсчет без алгебры, за сколько эти камуфлированные, белые лица смогут продраться сквозь кустарник; главное – гадание, определение на слух направления – куда? Сюда или пронесет – в соседнюю деревню? Потом смерть, и не откуда-то из неизвестности – с километра, а уж тем более двухсот – в материальном воплощении. Вот она – подствольная дымящаяся труба, разносящая в щепки окрестные хижины.
Ну а теперь следующий этап. Кевларовые гиганты, спокойно бредущие сквозь дым и пламя, не падающие от очередей в упор, твердо шествующие через гранатные уханья. Это уже воплощенная мистика, древние культовые верования наяву. И неглавное, конечно, но все-таки. Если у тех, что просто в камуфляже и в бронежилетах, можно при случае, в редкостной, легендарной удаче поживиться хоть чем-то, то здесь… Даже если удастся – пока еще не бывало, но вдруг. Попробуй разобраться с управлением, даже если умудришься напялить броню. Да и не включится ничего. Не пройдет опознавание. И вообще, при поражении пилота – именно так – «пилота», не «водителя» – некоторые электронные узлы сразу рассыпаются. Фирменная защита. И даже плазменная винтовка. Да, опознавание стрелка. Нет, все-таки не по отпечаткам пальцев: не получается в бою – все обычно работают в перчатках, тем более их внутренность с сенсорами. Так что опознавание по коду. Где вы его добудете, если пилот поражен? А если не поражен, то как оприходовать его броню?
И значит, наслаждение мощью только для того, кто назначен. Как далеко до нее обычному пехотному снаряжению. Ноги, сервомоторная силища, способны выжимать до пятнадцати км по «пересеченке»; по ровной – можно даже авторежим. То есть почти дремлешь: встроенный радар, или светоумножитель с опознаванием, отслеживает препятствия, обходит, сверяется с системой географического позиционирования, а по прибытии на место будильник сообщает – «Приехали!». Ну, разумеется, когда ноги дергаются в навязанном извне движении, вроде бы не очень поспишь, но… Все-таки полудрема – глаза прикрыть вполне получится; разогретый кофеек по трубке. Так что к месту боя после марш-броска прибудешь почти свеженький. Чудовищное преимущество против былой пехоты, даже «аэро».
Разумеется, есть свои сложности. Обслуживание, специалисты. Но кто сказал, что ты – «один в поле воин»? За плечами вся постиндустриальная мощь. Пусть и законспирированная. Хоть ты вроде и не принадлежишь к «Золотому миллиарду». Они, конечно, думают, что… Разве можно представить, что кто-то, тщательно подсчитывая барыши, в том числе и заработанные на крови, все-таки преследует еще какие-то цели? Как там говорил тот прапор? Что-то вроде: «Нужно учится воевать там, где воюют. А уж куда потом применить знания, это дело…» Да, разумеется, не десятое и даже не второе.
Великобритания. Окрестности Глазго. Сердце – ну, может, предсердие – «Золотого миллиарда». Логово.
41
Твердый грунт
«Поклянись! – просил его тогда майор Драченко. – Поклянись, что ты войдешь в подчинение Центра после получения слов инициации!»
«Радуйся, Епифаныч, – мысленно сказал Герман, глядя на почти неживого экс-командира. – Вот мы и вошли в подчинение Центра (или уж не знаю кого – они так и не представились). Мы, правда, еще покуда не послали к чертям собачьим бывших хозяев. Не было возможности. Но, наверно, уже готовы. Хотя… – очень бы хотелось спросить майора Драченко. – Как быть с оплатой? Нам ведь еще не доплатили за выполненную намедни работенку. Тяжелую, между прочим, работенку. Много наших там полегло. Вот и вы тоже».
Стоило ли спрашивать? Таинственный, казавшийся бредятиной Центр оказался реальностью. И главное, он уже купил отряд «Ахернар» со всеми потрохами. Легко купил, дешево. А может быть, и совсем не дешево – ценой жизни. Хотя нет. Пока это было только обещанием.
Остатки «Ахернара» готовились к очень возможному бою – занимали позицию, выверенную компьютером.
– Мы постараемся успеть, – сказали Герману оттуда. – Но вы уж тоже постарайтесь. Продержитесь!
– А если?.. – спросил их Герман.
– За воздух не беспокойтесь. Мы блокировали все их летающие машины в радиусе ста пятидесяти километров. Они не взлетят. А если взлетят – не найдут. Там к вам подходят какие-то пешие. Группа – примерно человек двадцать. У них аппаратура – говно. Мы ничего не можем сделать. Продержитесь. Мы скоро будем. Только не сбейте нас, мы явимся сверху.
А потом они растаяли. Собеседники. И буквы в глазнице. И даже в режиме обратного воспроизведения он ничего не увидел. Как будто и не было никакого диалога.
Вот тогда отряд и начал готовиться к бою. Занимать позицию. Потому что Герман Минаков посветлевшим голосом скомандовал:
– Носилки наземь! Будем занимать оборону!
И все признали в нем командира, даже не потребовав особых объяснений.
42
Морские песни
Однажды к ним на борт заслали разведчика.
ЦРУ, АНБ и прочие службы мирового шпионажа давно подкапывали под русско-индийское пиратство, и на этот раз, похоже, они почти захлопнули капкан. Цеэрушник попал к ним под видом известного террориста (известного по имени, но не по фото). За хорошую, заранее оговоренную плату «Индира Ганди» обязалась доставить его в безопасное место, точнее, на ожидающую где-то вблизи островов Каргадос-Карахос яхту.
Командиру атомохода, Тимуру Дмитриевичу Бортнику, понравилась причитающаяся плата, но сразу не понравилось задание. Особенно место доставки. С чего бы это разыскиваемому Интерполом террористу стремиться поближе к американской базе Диего-Гарсия? Точнее, ему-то что, не все ли равно, на песках какого теплого острова загорать? А вот Тимуру Дмитриевичу было далеко не все равно. Вблизи авиа– и военно-морской базы США у него оставалось совсем немного шансов выпутаться в случае обнаружения. Стоило ли рисковать лодкой чисто ради денег, без всякой примеси идеи? Разумеется, деньги вдвое превышали сумму, предлагаемую по Интернету за голову террориста. А то бы, возможно, стоило обдумать вариант сдачи его куда следует. Хотя бы в теоретическом плане. Прикинув все «за» и «против», Бортник поднял оплату вдвое, втайне надеясь, что столь завышенная цена отпугнет кого угодно. Три миллиона новых американских долларов, ведь это же…
Однако там, на другом конце компьютерной линии связи, и ухом не повели. Черт возьми, за эти деньги можно было купить ту самую, ожидающую у Каргадос-Карахос яхту со всеми потрохами! За гораздо меньшие деньги она бы шатко-валко могла доплестись до Цейлона! И все-таки, раз находятся такие дураки, которые платят горы денег за снятие одной каюты, почему бы, собственно, нет, рассудил в конце концов Тимур Дмитриевич и велел сниматься с якорей. Пункт приема «груза» находился на побережье Шри-Ланки, но под патронажем дружественного индийского флота, так что можно было рискнуть.
Тем не менее позже Тимуру Дмитриевичу Бортнику не понравился сам террорист. Нет, дела его командиру атомохода и ранее не приглядывались: кому ж нравятся террористы? Однако на эту проблему у Бортника в силу жизненных перипетий имелся свой индивидуальный взгляд, не всегда совпадающий с общепринятым. Что с того, если кто-то разыскивается Интерполом? Тимур Дмитриевич и сам разыскивается. И разве морской пират и наемник не приравнивается по международным законам к террористу? Вполне приравнивается. Честный военный моряк не должен подавать такому руку.
Так что пассажир-террорист не понравился Бортнику совершенно по другому поводу. Что-то в нем было не так. Однако командир военного судна – это вам не овчарка, он полагается не только на чувства, но и на логику. Так что стоило покуда припрятать свои опасения подальше. И тем не менее сразу после погрузки пассажира Тимур Дмитриевич распорядился отчаливать. Пришлось даже бросить на берегу парочку куда-то запропастившихся матросов. Бортник не слишком за них переживал: научились теряться, научатся и находить дорогу обратно. Доберутся до родной базы на перекладных. Сами себя наказали, здесь ведь не регулярная морская служба – здесь денег просто за сроки и выслугу не дают. Не участвуешь в боевом рейде – оставайся без гроша. К тому же, не один год производя морские походы автономно, Бортник свыкся с некоторыми перекосами дисциплины. С одной стороны, она должна оставаться железной, даже закалиться, ведь теперь он, по сути, имел возможность расстрелять любого подчиненного по личной инициативе. Но, с другой стороны, в новой ситуации за его плечами не стояла увесистая, давящая пирамида военно-морской иерархии. Палку нельзя было перегибать.
Надо сказать, что чрезмерно быстрый уход лодки с места погрузки несколько взбудоражил «дорогого» гостя. Это само по себе было достаточно подозрительно, ведь он должен бы радоваться приближению к пляжам и яхтам. На всякий случай Тимур Дмитриевич приказал отобрать у пассажира все наличные электронные побрякушки – телефоны и прочее. И оружие, разумеется, тоже. Обнаружился у него эдакий безгильзовый штурмовой пистолет «генц». А вот тайное изучение электронной оснастки бортовым мичманом-радиолюбителем Синийчуком, несмотря на предчувствия, ни к чему не привело. Не было там ничего особенного. Ну что ж, бывает, случаются промахи. Тем не менее Тимур Дмитриевич решил, что тише едешь – дальше будешь, так что стоит идти к Каргадос-Карахос по несколько удлиненному пути.
Сутки гость сидел в каюте как ни в чем не бывало. Затем он начал проявлять нездоровый интерес к происходящему вокруг. А может, это был и здоровый интерес, кто знает? Ну представьте, вас впервые в жизни посадили в подводную лодку, и теперь незнакомые люди везут вас неизвестно куда. Так вот пассажир-террорист и интересовался, куда его везут и как. Но вот выглядело это его любопытство донельзя натянуто. У капитана Бортника создалось ощущение, что не впервые, совсем не впервые, этот дорогостоящий сухопутный вояка перемещается на борту субмарины. И еще создалось ощущение, что этот таинственный человек понимает русский язык. Вообще-то, с точки зрения истории терроризма здесь не имелось ничего невероятного: многие, ой многие люди специфически-рискованных профессий проходили боевое крещение где-нибудь на границах или горячих точках России. И то, что он скрыл свое знание, тоже ведь ни о чем не говорило. Иметь замаскированное преимущество перед окружающими незнакомцами – большое дело. Но вот все-таки?
Короче, в результате пристального, но умно распределенного наблюдения за пассажиром было абсолютно точно установлено, что он попал сюда с целью шпионажа. Кто знает, возможно, там, у островов Каргадос-Карахос, вместо яхты их ожидала пара-другая американских эсминцев-невидимок? Или в случае задержки у Цейлона на выходе из бухты их ожидала штатовская лодка-охотник? Кстати, опасаясь последней, атомоход постоянно совершал всяческие противолодочные маневры. Пока никакого «хвоста» замечено не было. Однако это не давало полной гарантии касательно его отсутствия – любой подводник в курсе, как бесшумны империалистические бестии. Это у них родовой, наследственный признак, а для их шкиперов – предмет гордости и бахвальства.
Когда шпиона заподозрили, раскусить его стало делом техники. Нет, не электронной, а той, что владели даже далекие флибустьеры прошлого. В общем, он сознался. В деле было ЦРУ.
На бывшем «Шестидесятнике», а ныне «Индире Ганди» не имелось мачт, рей и прочего в этом роде. Посему пришлось использовать выпяченную из корпуса рубку. Однако вначале, выбросив на поверхность буй, Тимур Дмитриевич провел с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов короткие дебаты. Речь шла о выкупе. Он запросил за разоблаченного агента десять миллионов новых долларов. Неизвестно, что послужило причиной отказа,
