– Не сердись, вельо, я просто вспомнил, как ты, как тебя...
Дик снова заливисто захохотал.
– Разобрало тебя, – с неудовольствием сказал Живчик. – У меня и люггер есть. Так что ты брось эти смешки!
Дик вцепился в плечо гангстера.
– Нет, нет, я так, я не могу. Андрэ, ты помнишь, как на Вер-о-Пезо торговки из нижнего ряда засадили тебя в бочку с рассолом? И мы вынимали тебя оттуда. Помнишь?
– Я бросил пить, Дик, уже с месяц не пью. На этих условиях меня Педро и взял к себе. Спиртного ни-ни. Только по праздникам.
– Ладно, – продохнув от смеха, сказал Дик. Он вытер счастливые слезы на пятнистых щеках. – Но что же Миму? Она-то тебя знает! А все твердила: Живчик и Живчик. С каких пор ты стал Живчиком?
– Ты слишком долго был в сельве, – заметил Живчик, – нельзя на восемь месяцев уходить из дому. Многое изменилось. Меня так начали звать, когда я стал работать у Педро. Миму его знает, это прозвище. Его весь Вер-о-Пезо теперь знает.
– Что хочет от меня хозяин?
– Поговорим в другом месте. Одно скажу, чтобы ты не беспокоился о своих долгах. Педро на них не рассчитывает. Он так и сказал. Это, сказал он, бросовые деньги, что я вложил в Дика. Хотя все знают, что ты окупил их в прошлую экспедицию. Но об этом после. Сейчас другие дела. Ленивого надо выручать. Он, кажется, в соседнем дамском туалете засел и выйти не может, Парень безо всего, в одних трусах. За ним сержант гоняется. И еще один тип.
– А за тобой нет?
– Я не такой приметный. Ты знаешь, ведь мы зайцами! Билеты дорогие, да и документы... Все ты, паршивец, виноват. Посидел бы хоть сутки в Белене, мы с тобой успели бы переговорить, и все было бы о'кэй. Ну да ладно, что будем с Ленивцем делать?
– Не знаю. Мне не до Ленивца. Видишь, какая у меня морда?
– А ты перевяжись платком, словно зуб болит, вот одна щека будет закрыта. Вторую прикрывай рукой, – посоветовал поднаторевший на маскировке Живчик.
– Рукой! А рука-то какая? – Дик сунул под нос гангстеру ладонь, покрытую черными пятнами. – Человек я или ягуар?
– Проскочишь как-нибудь. Пойдем.
Дичь и Охотник вышли из туалета вместе.
Напротив, возле женской уборной образовалась небольшая текучая и журчащая, как ручей, очередь из молодых веселых сеньорит. В женском туалете из двух кабин функционировала одна. Вторую занимал непокоренный Ленивец.
Не подумав, Живчик сунулся было к женщинам, но был отвергнут. Нетерпеливо пританцовывающая очередь встретила его насмешками.
На выручку Ленивцу двинулся Дик. Он отыскал где-то обломок ржавой трубы и пробился сквозь очередь, выкрикивая:
– Водопроводчик! Авария! Ремонт!
– Вы нашли не самое лучшее время для своего ремонта!
– Авария подобна смерти, сеньоры! А водопроводчик тот же духовный отец для труб. Перед концом, как вам известно, обычно посылают за священником.
– Может, за врачом?
– На ваш вкус, решайте сами.
Приблизившись к камере заключения Ленивца, Дик громко и неопределенно заявил:
– Придется подождать, пока Живчик сбегает за спецодеждой, Но не надо волноваться, опасности нот никакой.
Для узника слова эти прозвучали сладчайшей музыкой.
34
Все обошлось. Ленивцу принесли кое-что из старого барахла Рибейры, и через несколько минут все трое уже сидели на ковре в каюте Мимуазы и потягивали ямайский ром, прикладываясь по очереди к горлышку.
– Слушай, Дик, ты все же напрасно от нас бегал, – говорил Живчик. Сидевший рядом Ленивец ощупывал очень тесные и уже треснувшие в нескольких местах брюки Дика.
– Я думал, что Педро будет вытрясать из меня долги.
– Брось. Педро интересуется только теми зернышками, которые ты привозил прошлый раз.
– Какими зернышками?
– Да как ты их называл: монц, понц?
– Бонц? Это не я их называл, это индейцы их так называют.
– Неважно, как и кто их называл. Важно, что они нужны шефу. Прошлый раз ты ему передал немного этих зерен. Шеф проверил у своих больших друзей и теперь готов купить их у тебя. Он покупает все, что ты принес. Если бы ты вел себя как человек, мы бы обделали наш бизнес еще в Белене.
– Да, парни, я просто не подумал, что Педро может расстаться хоть с одним крузейро, не перерезав человеку глотку.
– Педро изменился. Постарел.
– Я вижу. Тебя на работу взял.
– Журналы читает, – ввернул оживший Ленивец.
– Да, наркотик сейчас в цене, – задумчиво сказал Дик.
– Слушай, Дик, – вмешался Ленивец, – мы не будем с тобой торговаться. Педро положил тебе цену за эти семена, и ты ее получишь. Педро сказал, что он может рассчитывать на твою уступчивость. Как- никак твоя экспедиция влетела ему в копеечку.
Дик улыбнулся.
– Педро есть Педро. Ладно, парни. Я продам вам эти семена. Где деньги?
Живчик лихо постучал себя по подметке.
– Отлично. Придет Миму, я пошлю ее за семенами, они хранятся на кухне, и мы закончим сделку. А пока, я думаю, нам не помешает распечатать вторую.
Донья Мимуаза, забежав в перерыв к себе в каюту, увидела трех очень добрых и вежливых мужчин.
– Значит, все устроилось? – радушно спросила она, поднимая две пустые бутылки и отыскивая взглядом третью.
– Совершенно верно, дорогая. Они славные ребята, – доверительно сообщил Дик.
– Не сомневаюсь. Я рада за тебя, что все обошлось.
– Но вы в этом не виноваты, – заметил Ленивец.
– Женщина всегда во всем виновата, – возразила Миму.
– Это другое... – отозвался Живчик. – Вы скрыли его от нас...
– Слушай, родная, парни, оказывается, хотят приобрести эти зернышки, что я нашел возле озера с кошачьим золотом. Принеси их из холодильника, пожалуйста, – Хорошо. Сейчас?
– Да, если можно.
– А зачем ты их держишь в холодильнике? Это разве мясо? – спросил Живчик.
– У них очень нежная и тонкая кожица, и они плохо высушиваются. А в сельве разве можно что- нибудь высушить? Там дожди. Там такие дожди...
Дик грустно замотал головой. Волосы его свесились по щекам.
– И поэтому в прошлый раз некоторые зерна начали гнить. Педро говорит, что половину пришлось выбросить. Врет он, цену набивает. Но действительно могли, кожица у них нежная-нежная...
