И все-таки осень наступит не завтра, до осени еще дожить надо, а каждый день и у чижей не мед — но можно со всем этим покончить прямо сейчас.
И не будет ни сынов, ни чижей, ни портяночных наполеонов, каждый будет выполнять свою работу. Твоя очередь мыть пол — мой, твоя очередь чистить туалет — чисти, и сам мой свою посуду, стирай свой подворотничок — все, что ты должен делать сам, — делай.
— Да, это справедливо.
— Только бы договориться с чижами.
— А если не согласятся?
— Выступить без них.
— А если станет ясно, что они поддержат портяночных наполеонов?
— Все равно выступить. Хватит. На том и порешили.
И пока решали, Мухобой выстирал носовой платок Енохова.
5
Послеобеденный отдых закончился, и вялые, разомлевшие обитатели форпоста потянулись к мраморным стенам. Но едва заскрипели помосты, застучали молотки и захлюпал студень в чаше, появился комбат и остановил работы. Комбат был хмур и недоволен. Он обошел стены, осматривая их, затем отошел далеко в сторону, оглянулся и громко сказал, что начинается новая стройка. Необходимо в сжатые сроки возвести на том месте, где он сейчас стоит, небольшой и невысокий... жилище. Начинать прямо сейчас. А баню заморозить. Жилище для животных. Для таких. С пятаками. Скоро привезут. Не в городе же их держать. Чтоб им...
До вечера они выдалбливали в земле новую чашу и ездили на Мраморную за мрамором и во внешнюю степь за песком. Сыны многозначительно переглядывались, дружелюбно смотрели на чижей и с затаенными усмешками выполняли приказы дедов и фазанов.
Но переговорить с боксером и Медведем все никак не удавалось. Не получилось поговорить и после ужина, во время мытья посуды, потому что один из фазанов установил поблизости табурет и, раздевшись до пояса, сел, держа перед собой зеркало и покуривая, а один из чижей, знаменитый на все форпосты Цирюльник, принялся стричь его. Затем было вечернее построение, и комбат, напомнив, что подошла очередь дежурить на контрольно-пропускном пункте, назначил наряд из четырех человек, и боксер с Медведем попали в него. Когда построение окончилось, наряд, взяв оружие и бронежилеты, ушел охранять дорогу, соединяющую замкнутое пространство полка с беспредельным пространством степей. Переговоры откладывались на сутки. Сыны, дожидавшиеся, как всегда, вечернего клича возле палатки, приуныли. Еще утром они готовы были терпеливо следовать традициям и, стиснув зубы, ждать осени, а затем весны; да и в полдень, уже обдумывая сказанное Черепахой, они еще во всем сомневались и думали, что лучше ждать и не торопить события: всему свое время, в конце концов все сыны становятся дедами; но после обеда завелись — и вот скисли, узнав, что по крайней мере еще сутки надо ждать. Впрочем, кто-то, наверное, и радовался отсрочке, но виду не подавал. Да и сумерки одинаково печалили все лица.
— Батарея!
— Отбой!
— Подъем!
— Отбой.
— Подъем.
— Шагом марш. Раз, раз, раз-два, левой, левой, раз, раз, раз-два, ле-вой, левой... стой. «Розы» вполголоса. Шагом марш. Песню запевай. 'Жил-был художник один — раз-два, левой, левой, — краски имел и холсты, — раз-два, левой, левой, — но он актрису любил — раз-два — ту, что любила цветы. Миллион! миллион! алых роз! из окна! из окна!.. Отбой.
— Кол, идешь к зенитчикам, находишь там Сабыр-бека Акылбекова и говоришь, что Шуба кланяется и интересуется планом на будущее. Планом, запомнил? Вперед... Что за богач здесь чудит... а за окном чуть дыша... миллион, миллион...
Скрипят половицы, хлопает дверь, клацают пряжки, раздается кашель, снова хлопает дверь, скрипят половицы, кто-то спрашивает у дежурного сержанта, в какую сегодня смену ему стоять, дежурный отвечает, кто-то насвистывает; пахнет табачным дымом, сапогами, портянками. Кто-то говорит, что, если одна роза стоит рубль, то миллион роз — миллион рублей; даже если пятьдесят копеек — и то полмиллиона, ничего себе бедный художник. Гремит крышка бачка с водой. Скрипят половицы. И всего на одну, тогда как можно полмиллиона иметь за эти же деньги: пятьдесят копеек ей на билет и пятьдесят себе на билет в кино, и она после кино — твоя...
— Эй, проснись. Это дежурный. Пора на смену.
Черепаха слез, начал одеваться. Дежурный сержант стоял рядом. Черепаха, надев штаны, сел на табурет, чтобы обвернуть ноги портянками и обуться, оглянулся и с удивлением увидел, что никто больше не встает. Он поднял глаза на дежурного.
— Шевелись.
Он обулся, взял куртку.
— Можешь не надевать.
Он посмотрел на дежурного.
— Тепло. И майку лучше снять.
— Зачем?
— Пошли.
Сержант пропустил его и пошел сзади. На улице было темно. Возле грибка маячила тень дневального.
— Нет сигареты? — спросил Черепаха, пытаясь разглядеть лицо дневального.
— Сигареты? — это был голос одного из своих — сынов.
Дежурный хмыкнул:
— Ты же не куришь. Пошли.
Они прошли мимо столовой и глиняного жилища офицеров.
— Иногда курю, — сказал Черепаха.
Дежурный промолчал. Они миновали двор и направились в сторону недостроенной бани.
— Куда мы?
— Туда.
Они достигли мраморной серой стены и прошли внутрь мраморного прямоугольника. Здесь приятно пахло табаком и еще чем-то пряным.
Заговорщик? Он. Хорошо, мой генерал. Дернешь? Нет, проверяющий может приехать. Ну мы тебе оставим. Оставьте. Но не больше трех затяжек, мой генерал. Хоп!
Кто-нибудь на пороге сядьте. Зажгите спичку... А то ничего не видно. Здесь! Здесь наш ревлю... хх! Ревлю... как это? Ревля... Пф-а-ха-ха! бля-рев-ля! Ха-ха! Тсс! тсс! тсс! Ха-ха-ха! А-ха-ха! а-ха-ха! Тсс! тише! тсс! тсс! тсс! тише! тише! Ха-ха-ха! Ладно, давайте... Ха-ха-ха-ха! Давайте в самом деле — тес — а то это самое... Ха-ха-ха-ха-ха! о, бля! о, не могу, ха-ха-ха-ха... обляйте... ха-ха-ха-ха — обляйте... ха-ха-ха! Ха-ха- ха-ха-ха! Я прошу... ха-ха... обляйте... ха-ха! а! а! ыыы! конец!.. не могу... Ха-ха! Ха-ха-ха! Об... ха-хахахаха! меня обля хахахаха!.. водой обляйте! Ну тише, действительно, хватит, вы что? ты что, братан? в натуре, кончай так шуметь, сейчас придут... ххх-хха-ха... Сходите кто-нибудь за этой... хх... за водой. Уф! классные ржачки! фу! все! все! Не надо ничего, все нормально. Все, братаны, все четко. Все, клянусь.
Там кто-нибудь на выходе есть? Есть. Я уже забываю, зачем мы здесь торчим. А кто это? Где? Вот стоит, забыли? Ну да! Он хотел показать нам, где раки зимуют.
— Слушайте, неужели он действительно думал, что мы, что вот Шуба, Лыч, я будем это все... Слушай, может, ты шизофреник?
— Шуба, можно я уже начну?
Может, дневальный догадался и сейчас поднимает ребят...
