перегрузки то подскакивала до 1,4, то проваливалась до 0,8. Но резких бросков не было, так, легкая болтанка. Иногда солнечный луч врывался в кабину, больно ударяя по привыкшим уже к сумраку глазам.
Внизу показались расчерченные лесополосами поля; неровная лохматая кромка облаков ушла вверх. Открылся горизонт с башнями грозовых туч, упиравшимися в стратосферу своими наковальнями. Впереди величавыми клубами медленно поднималась синяя стена близкой грозы; под нею висели неряшливые седые лохмы осадков, пронизываемые бледно-синеватыми змейками молний.
- Поехали влево! Минводы-подход, по курсу засветка, разрешите левее десять.
Подход разрешил. Машина в левом крене скользила мимо уходящей вверх, в немыслимую высоту грозовой стены. Я на секунду представил, как выглядит наш лайнер на фоне синей тучи… блестящая иголочка…
Проскочить в чистом небе к третьему развороту не получалось. Засветка на экране локатора слилась со светлым пятном от города, рядом стояли еще две; надо было извиваться. Мы знали, что засветка не определяет границу облака, а показывает только зону наивысшей электрической активности. Значит, пойдем в облаках, держась от засветки на рекомендуемом расстоянии.
Рекомендуемого не получалось, чуть-чуть меньше, но я рассчитывал, что к тому времени мы уже опустимся ниже нижней кромки, зона повышенной электризации останется вверху, а мы локатором будем ощупывать путь под облаками, опасаясь только размытых засветок от осадков.
Снова вошли в облака, низкую кучевку, потом пошли слоистые; в наушниках стал нарастать шум, переходящий в вой и визг.
По лобовым стеклам стали проскакивать фиолетовые молнии статических разрядов. Электризация в облаках таки ощутимая.
- Чертики побежали…
- Сколько там еще осталось?
- Еще с минуту… потом возьмем курс к третьему.
- Между третьим и четвертым… не вскочить бы.
- Вот в эту дырку… на 600 уже должно быть чисто… ну, дождик зацепим.
- Так, ребята, за посадочный пеленг не заходить. Как боковое?
- Боковое двенадцать. Подходим к третьему.
Володя управлял автопилотом по высоте, рука Андрея лежала на рукоятке 'Разворот'. Пока управление курсом у штурмана. Инженер прикрывал спину, готовый по команде изменить режим двигателей. Я поглядывал.
Грозы развивались и сходились к аэродрому. Еще был проход между горами и тучами, если успеем выполнить четвертый разворот. Я прикидывал, как буду уходить на второй круг: по прямой 300, правым… там засветка. Влево нельзя, там горы. Протянуть подальше по прямой…
Самолет вскочил в облако, резко тряхнуло, накренило, с коротким 'пи-пип-пип-пип' отключился автопилот, загорелись табло 'Управляй тангажом' и 'Управляй креном'; Володя кнопкой продублировал отключение и стал крутить руками. Болтанка не прекращалась, кабину трясло, приборные доски запрыгали на своих амортизаторах.
- Режим восемьдесят пять!
- Восемьдесят пять, - как эхо продублировал бортинженер из-за спины.
Двигатели зазвенели. Высота шестьсот.
- Гасим скорость! Пора шасси.
- Скорость четыреста!
- Шасси выпустить!
Грохот, гул, гул, гул… стук замков. Загорелись зеленые лампочки.
- Шасси выпущены!
- Закрылки 28!
- Закрылки выпускаются синхронно, стабилизатор перекладывается правильно, предкрылки выпускаются! Скорость триста пятьдесят!
- Восемьдесят три режим! Восемьдесят пять! Восемьдесят!
- Володя, не сучи режимами. Поставь режим расчетный, держи скорость триста.
Ну, будет прыгать скорость, плюс-минус двадцать… а ты терпи. Подбирай, подбирай режим. Где-то восемьдесят четыре должен быть. Поставь и не трогай. Вот видишь - скорость держится триста… в среднем. Такой режим будет и на глиссаде. И не дергай. Расслабься.
На четвертом так же трепало. Отшкалилась курсовая стрелка, директор в центре - Володя, волк, держал стрелки четко, следя одновременно за высотой, режимом, командуя и читая карту. Не забыл выпустить фары… на фиг они нужны сейчас - ни одной птички в воздухе нет, все попрятались. Но - действуем по стереотипу, раз и навсегда вдолбленному: фары выпускаются и включаются днем и ночью, всегда.
Андрей точно рассчитал свои данные и четко выдавал их пилоту: - До входа три! Два! Километр!
- Глиссадная стрелка отшкалилась. Все правильно. Как только пересечет нос самолетика, давай закрылки на 45. И тогда не надо будет менять обороты. Давай!
- Закрылки 45!
- Закрылки перекладываются синхронно… Есть захват!
Скорость медленно ползла к 270, но автопилот уже захватил глиссаду, директорная стрелка пошла вниз, а за нею и нос самолета. И скорость остановилась на 270. Плюс-минус двадцать. Стрелка прыгала туда-сюда от порывов ветра.
- Вот видишь, я же говорил - и режим менять не надо. И не трогай.
Самолет болтало, швыряло, Володя, выворачивая плечи, исправлял крены. Броски то вышибали машину выше глиссады, то она проваливалась на полсотни метров ниже. Штурман четко отсчитывал высоту и скорость. Скорости плясали; я следил за постоянством вертикальной скорости: пять метров в секунду, пять, четыре с половиной, четыре…
В разрывах показалась земля: сизая мгла, а в ней пятнами подсвеченные солнцем крыши города. Снова облака; ударил в стекла ливень, мы включили дворники на большую скорость, щетки стучали: 'тра- та-та-та-та'…
Штурман успел глянуть в локатор:
- Подходит спереди слева… уходить некуда: справа горы.
- Ветерок-то! Смотри, снос… градусов двадцать! Ну и боковик!
- Нормально, ребята, сядем.
Это такой вот момент, когда ловушка захлопнулась. Слева горы. Справа и впереди гроза. Так сложились обстоятельства, что деваться некуда. Тот редкий случай, когда, несмотря на весь опыт и предвидение капитана, вариантов не остается, альтернативы нет. И никто тут не виноват. Только вперед!
Сердце привычно сжалось. Который раз уже летная судьба ставит нас в такое положение, из которого выход один: справиться и сесть. Иного не дано.
Понимает ли диспетчер, что надо дать борту сесть? Возьмет ли он на себя выходящий за рамки допустимого боковой ветер? Или, прикрывая себе мягкое место, выдаст в эфир запредельные данные? А значит, вынудит нас либо уйти на второй круг в сторону грозы, перекрывшей пути отхода, либо сесть с нарушением по боковому ветру, озвученным и записанным на предательский магнитофон?
От бросков скрипела обшивка кабины, голова норовила провалиться в грудную клетку. Володя изнемогал. Крепкие плечи бывшего десантника выдерживали физическую нагрузку, но это на заходе не главное. Главное - молодой волк получал хорошую трепку и должен был справиться с моральной нагрузкой: в твоих руках все. Все!
Я следил за постоянством вертикальной. Надо было сесть. Надо было не дать стихии разболтать машину, надо было выдержать сужающийся клин отклонений и довести его до логической точки: мягкой посадки. Ведь мы умеем делать ЭТО красиво! А красиво - значит, единственно правильно. И я спокойным, уверенным, занудным капитанским голосом повторял: - Вертикальная четыре… четыре… хорошо…
