– Где это – ТАМ ?
– Там, куда тебя сейчас отправят... Я чувствую... у меня так бывает... Береги себя, слышишь?! Пожалуйста...
– Непременно, – широко улыбается капитан. – Рад, что тебе это небезразлично...
Сбегает по ступенькам бара, легко вспрыгивает в джип, который тут же рвет с места. Девушка безотрывно глядит ему вслед, губы ее беззвучно шевелятся – похоже, молится...
21
Полицейское управление. В “обезьяннике” для мелких правонарушителей (иных мест заключения тут, похоже, не предусмотрено) – четверка пленных тонтон-макутов, прикованных наручниками к прутьям решетки. Перед раненым в колено, который сидит, привалясь спиною к стене – опирающийся на трость Подполковник (Ванюша застыл чуть поодаль); сочувственно кивает на перевязанное и заключенное в лубок колено:
– Хреново, чай?
– А то сам не знаешь? – кривит посеревшие от боли губы тонтон-макут.
– О! Гляди-ка ты, сразу понял... Да, так оно и было: сперва в левое колено, потом в правое... У парней не было времени на пентотал и прочие новомодные штучки, вот и пришлось им – как в прежние, эпические, времена. Старший передо мной даже вроде как извинился – дескать, “ничего личного”... А парни те, к слову сказать, работали как раз на твою контору, на Си-Ай-Эй, – с этими словами Подполковник подносит к лицу раненого медальон на оборванной цепочке. – Или ты работаешь на Эф-Би-Ай?
Тот отворачивается:
– Не понимаю, о чем вы толкуете, сэр.
– А мне просто любопытно: у вас там, в Штатах – пенсия за два ампутированных колена вдвое выше, чем за одно? Опять-таки, яйца: они как – дороже или дешевле коленок?
Негр поднимает голову; лицо его густо покрыто потом:
– Ну, давай! Делай свое дело...
– Я?! – нарочито изумляется Подполковник. – Да я тебя и пальцем не трону: “колумбийский галстук” тебе повяжут собственные кореша... Парни! – оборачивается он к троице тонтон-макутов, прикованных к противоположной стенке “обезьянника”. – Может, вы еще не въехали, но ваш кореш – легавый. Ну, а уж на кого именно он работает, на Си-Ай-Эй или на кого еще – это пусть выясняет ваша служба безопасности. Пускай они его поспрошают – где нынче выдают такие вот опознавательные жетончики...
Небрежно кидает медальон на пол и направляется к выходу; там его и останавливает хриплый оклик раненого:
– Это не по правилам, сэр!
– Что именно? – роняет через плечо Подполковник.
– То, что вы делаете. Вы понимаете, о чем я говорю!
– О-о! Похоже, наш разговор вступил в фазу конструктивного диалога. Ванюша, отцепи-ка его от решетки и перенеси в кабинет.
Устремленные им вслед взоры троих оставшихся в “обезьяннике” тонтон-макутов способны, наверно, прожечь дыру в танковой броне...
22
Взлетно-посадочная полоса; черные – на контр-ажуре – силуэты пальм, режущие на дольки апельсин закатного солнца. В отверзтое чрево уже раскрутившего свои винты вертолета (огромный транспортник “Чинук” CH-47 – “летающий вагон”, способный нести на внешней подвеске легкий танк) тянется нечто вроде муравьиной тропы: деловито снующие “мураши” в камуфляжной форме таскают свои “сосновые иголки” и “дохлых гусениц” – чудеса военного снаряжения, для которых в нашем отечестве и названий-то не придумано; по аппарелям вкатывается прямо внутрь джип с такими наворотами и прибамбасами, что писателям-фантастам впору б сразу переквалифицироваться в управдомы...
Чуть поодаль от кордебалета – примадонны: шеренга из двух десятков людей, одетых в пляжное, но увешанных оружием с головы до пят. В группе всё как положено – белые, негры, латиносы и даже китаец; трое или четверо довольно симпатичных девушек: сочетание топиков и бикини с базуками и пулеметами а-ля Рэмбо – чисто в стиле картинок Вальехо. Перед строем – старший группы (давешний квадратно-гнездовой капитан, одетый в дурацкую цветастую хламиду) и аристократической внешности полковник в морской униформе: последний инструктаж. Слова неразличимы за ревом двигателей: шквал, поднятый винтами летучего динозавра, подхватывает их и зашвыривает куда-то прочь, в бездонную чашу морского простора. Бравый капитан козыряет мудрому полковнику и дает короткую отмашку своим спецназовцам – “По машинам!”
23
В полицейском управлении – временное затишье. Юный констебль Робинсон самозабвенно чистит помповое ружье, Ванюша маячит за плечом доктора, который делает очередной укол уложенному на топчан цээрушнику (“Обожди, парень, сейчас полегчает!”), Подполковник уединился в уголке и ведет там какие-то сложные переговоры по спутниковому телефону. Робингуд поднимает взгляд от реквизированной у инспектора карты острова на осунувшегося Чипа, весь облик которого – немой вопрос “Когда?..”
– Ждем-с, – сухо роняет он. – И, как ни смешно, действительно – “до первой звезды”.
24
В салоне небольшого самолета – сумасшедший дом: ансамбль готовится к выступлению. Проверяют инструменты, изучают незнакомые ноты; мулатка в одних крохотных трусиках самозабвенно танцует в проходе; по рукам ходит бутылка “Бакарди” – для голоса, да и вообще, освежиться...
Из двери кабины высовывается пилот, окликает старшего – импресарио в безвкусно-роскошном костюме с галстуком-бабочкой:
– Сеньор, диспетчерская не дает добро на посадку: будто бы аэропорт закрыт по погоде. Точно, как вы и упреждали... Так, значит, я сажусь – якобы в аварийном режиме?
– Д-давай в аварийном, мать его!.. З-за всё уплочено! Р-русские гуляют, понял? Ц-цыган им, вишь ты, подай – в-вот прям щ-щас! К-как мы – смахиваем на цыган?
– Не могу знать, сеньор: в жизни не видал живого цыгана.
– В-вот и я тоже... Ой ты, блин! – (Хватается за голову.) – Ч-чуть не забыл: н-нам же отзвонить велено – ш-штоб встречали!
Извлекает мобильник и набирает номер, записанный на криво оторванном листке; когда на том конце отвечают, принимается читать по складам, тщательно сверяя с бумажкой незнакомые транслитерации:
– Pod-pol-kov-ni-ku Nik-to Ne Pi-shet!
И – уже своим:
– Всё, ребята! Одевать костюмы, живо! Наш выход – через десять минут!
