— Нельзя ли говорить покороче, — нетерпеливо заметил Ланжале.
— Дело в том, что мы вошли в порт, и я сейчас же увидел две эскадры: одну французскую, другую — английскую, готовящиеся к выходу в море. Судя по известиям, полученным от офицеров, обе эти эскадры так сильно пострадали от циклона, что вынуждены были зайти сюда ремонтироваться!..
— Сюда? А где мы сейчас находимся?
— В Гонконге!
— Что ты говоришь?! В Гонконге, откуда мы с тобой отправились на злополучном «Фрелоне»?!
— Да! Ты можешь сам видеть — взгляни в окно! Вот мол, форты!
— В самом деле!
— Как, неужели это тебя не радует?
— Право, не знаю… чему мне тут радоваться.
— Как это ты не знаешь! Дай мне докончить, и ты сейчас поймешь. Эти эскадры сегодня снимаются с якоря, чтобы выполнить возложенную на них миссию, и направляются к острову Иену, куда они не могли попасть до сих пор из-за циклона. Видишь, что значит случай, на который я надеялся! По- видимому, еще ничего не сделано, и мы успеем как раз вовремя, чтобы не пропали результаты двух лет труда и забот, — и это не радует тебя!
— То есть меня радует видеть тебя таким счастливым, но для меня же, собственно говоря, это совершенно безразлично.
— Какой же ты чудак! Ты поиграл в короля и не хочешь выходить из этой роли… Надеюсь, однако, что ты не станешь сидеть здесь сложа руки и как-нибудь устроишь, чтобы нам можно было бы бежать сегодня же!
— Сейчас же, если желаешь. Раз все это кончено, какой мне смысл оставаться здесь часом дольше?
— Вот это мне нравится! Таким я тебя люблю!
— Нам отнюдь незачем бежать, подобно жуликам; мы можем свободно уйти, не возбуждая ничьего подозрения. Садись и пиши:
Это мы отправим по адресу командира сегодня вечером с нарочным. Нужно всегда расставаться прилично с людьми, от которых, в сущности, мы не видели ничего, кроме хорошего.
— Прекрасно, Ланжале! Вот ты опять стал самим собой! Что же ты думаешь теперь делать, чтобы незаметно уйти отсюда?
— Решительно ничего; мы открыто уйдем на глазах у всех!
— И ты полагаешь, что они позволят нам преспокойно уйти от них и будут смотреть на нас, засунув руки в карманы?!
— Боже мой, как ты наивен, Гроляр! Я просто-напросто сообщу командиру судна о своем желании посмотреть Гонконг и попрошу его дать нам с собой кого-нибудь из офицеров для сопровождения, а так как мы знаем город лучше любого из англичан, то нам не трудно будет посеять его где-нибудь!
— А твой сундучок? А твой тромбон?
— Об этом не беспокойся.
— Надо спешить. Ведь эскадры могут сняться с якоря без нас!
— Но ты дашь мне, надеюсь, позавтракать, а затем мы совершим свою прогулку в город. На этот раз я закажу завтрак получше и приглашу командира, а за столом я поговорю с ним о нашей прогулке.
Все случилось именно так, как предвидел Ланжале: после завтрака, когда все были очень веселы, мнимый король вдруг спросил:
— Гонконг — это английский город?
— Да, сэр, тридцать лет тому назад это была голая скала, а мои соотечественники превратили ее в цветущий город!
— Я бы очень хотел повидать первый город, встретившийся на нашем пути!
— Ваше Величество может исполнить свое желание без всякого затруднения: я откомандирую к Вам одного из офицеров, который будет сопровождать Ваше Величество и объяснит вам все, что вы пожелаете знать. Через полчаса наш паровой катер доставит Вас на берег, а я прикажу приготовить там для вас экипаж, который в продолжение всего дня будет находиться в вашем распоряжении.
— Я бы попросил вас также поместить на катер мой сундучок, который я хочу несколько усовершенствовать, приказав мастерам в городе сделать в нем несколько перегородок для более хрупких предметов.
— Желание Вашего Величества будет исполнено! — ответил командир, не подозревая во всем этом никакой хитрости со стороны короля мокиссов, не допуская даже мысли, чтобы он мог вздумать остаться в Гонконге, где он оказался бы в совершенно чужом месте.
Но Ланжале успел уже выработать подробный план действий. В то время как они осматривали площадь консулов, королю вдруг пришло желание помыться, и сопровождавший его молодой лейтенант поспешил указать ему на находящиеся на той же площади бани, которые были хорошо знакомы двум французам. Выйдя из экипажа, Ланжале и Гроляр простились с молодым офицером, предоставив экипаж в его распоряжение на час времени, а сами поднялись по лестнице купальни и скрылись в этом обширном здании.
Офицер же поехал в китайский квартал, самый интересный и самый любопытный в городе.
— Прощай, мой херувим! — послал ему вслед Ланжале, сопровождая свои слова насмешливым воздушным поцелуем. — Когда мы с тобой свидимся, то будет еще жарче, чем сейчас, хотя на этой скале и теперь можно изжариться живьем!
Едва только бывший король и его приятель вошли в баню, как первый поспешил отправить боя, то есть прислуживающего мальчика, на базар, чтобы тот принес ему подбор европейского платья, так как и Гроляр, и Ланжале потеряли весь свой гардероб во время гибели «Фрелона», деньги же и кредитные бумаги они спасли в своих спасательных поясах и потому не нуждались в презренном металле. Сами они вошли в бани и здесь скоро совершенно смыли с себя краску и стали такими же белыми людьми, какими были раньше.
Когда прибыл гардероб, каждый из них выбрал то, что ему было по вкусу, и, сделав запасы белья, обуви и платья, заняли по комнате в гостинице при банях; они имели даже удовольствие присутствовать при забавной сцене удивления молодого офицера, вернувшегося за королем мокиссов и его дядей и узнавшего, что те, не дождавшись его, уехали.
Пять раз бедняга переспрашивал все о том же и пять раз получал один и тот же ответ, после чего решился наконец вернуться на судно без доверенных его попечению дикарей, к великому своему огорчению.
