это так, вообще-то, он еще никогда и не пробовал печени самых высоких статусов, он не был силен в теоретической анатомии и даже не знал, что такая наука есть, он не связывал тонким гипотетическим построением более высокое служебное положение с более изысканным питанием: столь далеко идущие выводы были для него чрезмерно сложны, и он бы наверняка потерял нить рассуждений, растолкуй ему кто-нибудь такое, но он был уверен в этом всегда, как и в том, что Гаруда состоит из нор. Правда, были в этом правиле исключения – самая наивкуснейшая печень находилась, конечно, внутри женщин. Тут, строя нить рассуждений далее, можно было прийти к выводу, что опять же – чем выше статус другого пола, тем вкусней его внутренности, но тут Бумеранг снова сбивался на более прозаические вещи: он начинал терзаться воспоминаниями, он видел перед собой кусочки старых, еще с Земли вывезенных стереофильмов, в которых было множество женщин. Таких женщин, как в этих фильмах, Бумеранг не видел никогда: он был убежден, только никому об этом не говорил, что внутри этих суперженщин находится самая вкусная печень во Вселенной, просто сладкая, как легендарный и никем не виданный земной мед. Еще он знал, что этих женщин разводят на далекой заоблачной Земле для получения этого вожделенного продукта, и возможно, когда они одержат победу и когда Святой Освободитель снова помирит их планету с Землей, тогда земляне подарят им несколько таких женщин для разведения. Как их там будут разводить, в этом Бумеранг не очень разбирался, но он верил, что найдутся умные люди, которые смогут это сделать.
Запах печени уже начал щекотать раздувшиеся ноздри Бумеранга, когда он уперся лбом в очередное препятствие. Покидая трепетные мысли, Бумеранг наклонил голову и, напрягая пальцы (использовать всю просунутую вперед руку он не мог, поскольку не было места ее распрямить), протиснулся еще чуточку вперед. Еще в течение примерно десяти метров горизонтального движения он полз, словно уж, сделав себя максимально плоским и узким: скальная ниша сдавливала его со всех сторон. Вот уже более четверти километра Бумеранг продирался через этот проточенный за миллионы лет подземный водяной канал. Вода давно не струилась по нему, видимо, после того, как в дело землекопания вмешался человек, что-то в распределении жидкости в недрах изменилось, она ушла по другим, проторенным человеком, рукавам. Умение передвигаться по самым непроходимым местностям – внутренним пространствам этого мира являлось достоинством Бумеранга, и за это его тоже уважали, но не за это боялись. Бумеранг мог пройти туда, куда добраться считалось вовсе невозможным, он всегда добирался: иногда для этого нужно было сделать крюк в вертикальной или горизонтальной плоскости, много раз вернуться туда или сюда, то, что по прямой составляло, возможно, метров десять, здесь, в его мире, могло вычисляться километрами: вода была глупой, она точила пути не по кратчайшему расстоянию, а по пути наименьшего сопротивления горного материала. Она была очень слабоумной, эта вода, сотни тысяч лет назад, но она всегда добиралась до цели, как река в верхнем мире достигает моря, никто ведь никогда не видел заблудившейся реки, правда? Вот и Бумеранг был точно таким. Он не был Евклидом, он не умел соединять точки по прямой, не знаком он был и с Лобачевским, который делал это по-другому, но он всегда находил путь к цели, за это его ценили, но не за это боялись.
Сегодня у Бумеранга была цель, поставленная другими, а не им самим, и это было ново и волнующе – помочь другим, в нем нуждались, это было просто здорово, и нуждались в нем не абы кто, а сильные мира сего, полубоги, ведущие за собой всех. Дело в том, что Верховный статус перекрыл нормальные коммуникации, и если Бумеранг не сможет добраться куда надо, то старшие статусы смогут перестать давать воздух вниз или сделать еще какую-нибудь гадость: ведь очень удобно действовать сверху вниз, Бумеранг это хорошо знал. Не зря у некоторых народов вертикальные и горизонтальные меры измерения различны: двадцать метров вверх гораздо сложней преодолеть, чем двадцать метров вперед, потому футы не равны ярдам. Правда, о таких тонкостях Бумеранг не думал, он просто двигался. Для него самого оставалось загадкой, как он не теряет направление, действовал ли он по нюху, по слуху, улавливая тончайшие шумы и запахи, а может, его редкие волосы ощущали малейшее движение воздуха? Он не знал этого, но и не мучился загадкой. Вот сейчас он почувствовал, что до его цели очень недалеко.
– Внимание, «Апис», начинаю спуск десантников вниз, – неслышно доложил «Шаи». В действительности это была девушка семнадцати лет от роду, звали ее Лахути, она являлась статусом Пять, но ей это не нравилось. Она родилась и всю свою жизнь провела в подземном мире, ей не с чем было его реально сравнить, однако ей много чего не нравилось, наверное, поэтому она и примкнула в свое время к движению Заудиту Тина. Она восседала на пульте управления гигантским барабаном, назначение коего было двигать по стволу шахты клети и прочие подвесные грузы. Работа, которую она делала, была явно по силам простейшему электронному автомату, однако это была очень ответственная работа, и до конца машинам ее не доверяли. А вот ей власти доверяли. О том, что она связана с оппозиционной и запрещенной партией «Матома», они ведать не ведали, зато знали, что ранее она состояла в «Шурале», и это учитывалось. Беспроволочный радиопередатчик был вживлен ей в челюсть, потому она могла говорить почти беззвучно, даже не открывая рта. Слабенький сигнал его ретранслировался в замаскированный в тягловом механизме более массивный прибор, а из него со скоростью, близкой к скорости света, сигнал бежал по виткам каната прямо вниз на дешифратор, установленный Цаккони. Сигнал был донельзя слаб, кодировался особым образом и почти сплошь терялся в окружающих электромагнитных полях находящегося в зале подъемных машин оборудования. Девушка никогда не видела своего теперешнего собеседника, она даже не знала его имени и представляла его стальным рыцарем, идущим на ее спасение оттуда, из нижерасположенной преисподней. Она впервые участвовала в настоящем серьезном деле подполья, и на кон была поставлена ее голова. Однако те, кто втянул ее в операцию, были уверены в ней: в свое время она прошла испытание.
– Сколько десантников, «Шаи»? – спросили снизу. Она удивилась, неужели они не могут знать простой вещи: отсюда, из зала, она абсолютно не имеет возможности наблюдать посадку в клеть-капсулу.
– Я не знаю, – честно ответила Лахути и пояснила ситуацию: – Я слышала, что несколько десятков. Я последовательно загружаю все три этажа капсулы.
– Понял, «Шаи». Вы сможете произвести торможение на нашем уровне? – Данный вопрос был равнозначен приказу, и его выполнение ставило ее жизнь в полную зависимость от планируемого события. Стальной рыцарь явно мало интересовался дальнейшей судьбой своей царицы. Словно улавливая ее мысли с замаскированного в челюстной кости динамика, добавили: – Наши люди прибудут к вам с минуты на минуту, постарайтесь продержаться. Мы верим в вас, «Шаи».
Грегори снова смерил глубину: девятьсот? Он на мгновение забыл о переводе шкалы измерения на дециметры и испугался. Все равно: столб воды высотой девяносто метров. Там внизу будет девять атмосфер, и вся эта масса попрет в нижние этажи. Не верилось, что три столь миниатюрных заряда могут сорвать базальтовый щит на дне, который не смогла прогрызть природа за тысячелетия. Но ведь это, черт возьми, были атомные мины как-никак, а не какая-нибудь обычная динамитная дребедень. Что начнется там, внизу? Неужели столь большие разрушения оправданны? Все эти годы подземной борьбы с неразумным сопротивлением планеты и стихийными всплесками контрреволюционной деятельности людей Грегори верил в себя и еще в Самму Аргедаса. В себя потому, что оставался жив, когда другие гибли, а в статуса Восемнадцать потому, что он всегда побеждал. И сейчас тоже не стоило сомневаться в запланированных действиях.
Грегори подсветил часы, отмечая время, и обвел фонарем своих молчаливых спутников. Они мерно работали ластами, компенсируя выталкивающую силу воды. Как мало их осталось. Как много они положили в этом походе. Одним мощным гребком он приблизился к Уко Рионду – статусу Три с перспективами роста, подающему надежды саперу группы. Грегори сделал знак остальным удалиться, что те и сделали, скрываясь в мутной, темной пелене. В принципе, в этом не было смысла: если миниатюрный заряд рванет – испарятся десятки кубометров воды, станет излучением и сам Грегори с помощником, а его люди мгновенно сварятся живьем, прежде чем успеют расплющиться о стены этого гигантского сифона. Уко Рионду вскрыл блок управления и стал снимать предохранительные системы. Одна за другой исчезали невидимые страховочные путы, отделяющие ад от реального мира. Где-то там неразумные атомы калифорния продолжали зазря выпускать в пространство нейроны, но им недолго осталось ждать своего предназначения. Затем Уко замер, ожидая, пока Грегори проверит его работу и даст команду.
Они опустились глубже, почти на тридцать метров ниже основной группы. А потом бомба пошла вниз одна, без сопровождения людей, догонять своих двух сестер-близняшек. Грегори посветил, словно показывая бомбе дорогу, но она не нуждалась в помощи, она сразу исчезла в мутном облаке черноты. И тогда они понеслись кверху, как могли быстро.
Он услышал впереди движение, а в нос ударил резкий запах. Это было животное, одно из самых приспособленных животных с планеты Земля: никто его на Гаруду специально не завозил, и звездолетов оно тоже, по-видимому, не строило, но отстать от человека оно не могло и последовало за ним в галактические дали. Это была крыса. Видимо, грызун тоже почуял пришельца и, наверное, даже удивился своими немногочисленными извилинами нахождению его тут. Ни человек, ни крыса абсолютно ничего не видели в окружающем мраке, и оба, исходя из инстинкта и опыта, прикинули взаимную опасность. Для Бумеранга движение в этом псевдотуннеле было односторонним, он знал, что никак не сможет пропустить эту крупную крысу через себя: они просто не разойдутся, даже если захотят действовать согласованно, но эта наглая тварь явно не желала разворачиваться и отступать. Вообще-то, после начала ядерного катаклизма взаимоотношение представленных в туннеле видов сильно видоизменилось: раньше только крысы иногда нападали и ели человека, а теперь и человек стал выслеживать и есть крыс. А уж после воцарения прямоходящего под землей, в природной нише обитания грызунов, эта тенденция вообще вошла в норму. Соревнование и борьба видов достигла апогея, правда, поскольку крысы были достаточно умны, но абсолютно технически неграмотны, человек все же оставался в преимуществе, но ведь у него было полно других дел, окромя отлова грызунов.
Бумеранг затаился. Он не мог подтянуть вперед другую руку, не мог достать свое острое оружие: не было места. Он ничуть не испугался, он просто ждал, расслабляя уставшую, вытянутую вперед правую руку. Мозг крысы был маленьким, и размышляла она недолго, в этом было ее явное преимущество перед любым человеком, даже таким серым, как Бумеранг. Вообще крыса уже оценила размеры человека: он был совсем невелик для своего вида, неподвижный, мало опасный, без сомнения, съедобный, кроме того, он совсем обнаглел и занял ее извечную территорию. Она еще не надумала окончательно, что предпринять, и решила сделать разведку-выпад: она вцепилась ему в палец. Этого он и ждал. Его руки были небольшими, но очень быстрыми, достаточно чувствительными и цепкими. Через долю мгновения ополоумевшее животное билось в его пальцах, стремясь освободить голову. Бумеранг подтянул его ближе и сильно прижал к грунту: лишь теперь он смог задушить эту опасную тварь.
Несколько отдышавшись и придя в норму, он начал взвешивать варианты дальнейших действий. Вариантов было всего два: можно было съесть крысу, хотя он не любил есть их сырыми, и можно было не есть. Кушать очень хотелось, но, с другой стороны, впереди его ожидали явные деликатесы: стоило потерпеть. Он полез дальше, по пути вдавив своим туловищем еще теплую тушку в скалу.
В небе вершились ослепительные фейерверки. Мертвая, застывшая жизнь неземных созвездий озарилась великолепными сполохами мгновенно рождающихся бело-фиолетовых звезд, в хороший любительский телескоп можно было, не слишком прицеливаясь, рассмотреть стремительно летящие пылающие капли – это вспыхивало неиспользованное топливо последних, дополнительных ступеней подземных монстров, очутившихся в стихии, к краткой жизни в которой они были рождены, или это раздувались оранжевыми шарами стационарные, ощетинившиеся оружием станции. Это было бы так красиво – созерцать сквозь тысячекилометровый барьер прозрачной атмосферы Гаруды или через защитное стекло шлемов-масок с поверхности Маары… Но воздух Гаруды давно потерял прозрачность – пыль и пепел загадили его, сделав эти сотни километров высоты менее проницаемыми для света, чем галактические туманности протяженностью в тысячи световых лет, а на поверхности луны отсутствовали праздношатающиеся, они отсиживались в убежищах, гадая о причинах случившегося, или восседали в креслах боевого расписания, пялясь в стереоскопические экраны. И инициированные людьми процессы
