11
Через два часа меня опять (четвёртый раз за сутки!) разбудили.
Ходили все мрачные и подавленные. Долго пили кофе, не удосужившись предложить мне. Вопрос «И что теперь будем делать?» пришлось задать раз пятнадцать, прежде чем Николаич соблаговолил буркнуть: «Работать будем!» — «А как именно?» — «А тебе какая разница? — влез Гарик. — Во-первых, план идиотский, а во-вторых, ты ещё мало каши ел».
Я уже понимал, что таким образом меня специально «накручивают», заставляют строить блокировку от возможных и невозможных неприятностей, но всё равно стало обидно. Особенно после того, как из комнаты подала голос Маша:
— Горыныч! Моя косметичка не у тебя?
— Не помню, — откликнулся Гарик («Горыныч», значит? Ну-ну). — Посмотри в сумке.
— Андрей Валентинович, вас долго ещё ждать?
Я нарочито медленно наливал только что (собственноручно!) сваренный кофе, по ходу дела занимаясь познанием самого себя. В последнее время появилась у меня такая дурацкая привычка — анализировать собственную психику. Например, сейчас. С одной стороны, обидно. С другой, — понятно, что всё делается ради моего же блага. С третьей стороны (которая является диалектическим продолжением первой и второй), я должен прилагать максимум усилий, чтобы обидеться как можно сильнее и от души. С четвёртой, — как можно обидеться, если для твоего же блага (смотри сторону два)? И так далее. Ряд Фурье— Фрейда. Я знаю, что я знаю, что я знаю (N раз), что я скоро стану шизоидом.
Кофе, тем не менее, допил спокойно и без внешних проявлений. Судя по всему, моя злость сегодня ещё пригодится. Хотя желание заехать кое-кому по физиономии оставалось. Даже если все хорошо кончится. Вишь ты — «Горыныч»!
Когда мы садились в машину и Маша с многообещающей улыбочкой опиралась на Гарикову волосатую лапу, я чуть было не перешёл к форсированию событий, но меня отвлёк бдительный Николай Николаевич, который наконец перешёл к изложению плана генерального сражения.
Моя роль оказалась проста до неправдоподобия.
— Ты должен хотеть того же, что и «топор».
Какое-то время я молчал, ожидая продолжения, но Николай Николаевич отвернулся к окну и в подробности Вдаваться не хотел.
- И все?
— Дай бог, чтобы ты хоть с этим справился, — вздохнула Маша.
— Вот уж проблема! — попытался иронизировать я, но получилось неестественно.
— Не проблема? — Николаич снова повернулся ко мне и теперь рассматривал меня с явным сожалением. — Отлично! А теперь представьте, что наш визави захочет, чтобы, скажем. Маша его, скажем, поцеловала?
— Или, скажем, ему ещё чего сделала? — не удержался Гарик, в очередной раз кого-то подрезая. — Или, скажем, мне!
Маша глупо хихикнула, и я понял, что сейчас начну нарушать правила дорожного движения, отвлекая водителя от движения методом удушения.
— Ну давай! Захоти! Слабо? — продолжал подзуживать Гарик. — Слабо! Николаич, я думаю, возвращаться надо. Ни фига у нас не выйдет!
— Не выйдет, — согласно вздохнул главком. — Только поздно уже. Всё равно, как вы говорите, хана. Так уж лучше посопротивляться на прощание.
Я не спорил. Мысленный эксперимент с Машей в главной роли сильно поколебал уверенность в собственных силах. Да и вообще — нельзя было разрушать ту атмосферу уныния и беспросветности, которую эти люди создавали специально ради меня.
Психологи…
Только перед самым казино я поинтересовался.
— А как я эти мысли узнаю?
— Да вот, Гарри Семёнович все устроит.
— Я те устрою, — пробормотал Гарик сквозь зубы, лихо затормозил и помчался открывать дверь Маше.
— А вас, — Николаич хватил меня за полу выданного напрокат пиджака, — я попрошу остаться. Поскольку я с вами не иду, позвольте ознакомить вас с фотографиями лиц, сопровождающих вашего соперника.
12
И настало утро после боя..
Раньше меня бы, наверное, очень заинтересовало, в каких квартирах живут хозяева казино. Я бы походил босиком по подогреваемым полам, испробовал бы все сенсорные датчики, которые смог бы обнаружить, и, уж конечно, вдоволь набаловался бы с сан— и прочей техникой.
Но это было раньше.
До войны.
А теперь я просто сидел посреди всего этого великолепия и внимательно смотрел на телевизор. Именно на телевизор, потому как суперплоский жидкокристаллический домашний кинотеатр включён не был Вернее, он работал в режиме stand-by с погасшим экраном.
Рядом сидели Маша и Гарик. Они тоже пребывали в режиме stand-by с погасшим лицом. Да и я, видимо, от них не отличался.
Все втроём мы очень внимательно, не мигая н не отводя взгляда, всматривались в тёмный прямоугольник экрана. Сейчас с тем же неослабным и сосредоточенным вниманием мы могли бы рассматривать просто кусок обоев или некрашеную стену.
Все втроём мы ожидали, когда из «Жар-птицы» привезут копию видеозаписи, сделанной с камер слежения. Предусмотрительный Гарик сразу писал все происходящее на два «мастера» — как знал, что первый экземпляр оперативники изымут. Теперь видеоинженеры на знакомой телестудии монтировали и перегоняли изображение на бытовую кассету.
Все втроём… Теперь всегда будет так.
Ещё несколько часов назад было бы «все вчетвером»…
13
Из всей видеохроники знакомой была только первая часть. Вот я, несмотря на предупреждение, шатаюсь между столами со слегка обалдевшим видом. Вот, наконец, рулетка. Секьюрити грамотно оттирают какую-то дамочку, чтобы обеспечить мне лучший обзор. Маша… Ага, вот Маша. Она в задних рядах. Ей видеть поле боя не обязательно. Да и на глаза лезть после прошлого раза не стоило. Она, кстати, так и не рассказала про прошлый раз.
