От неожиданности я даже подпрыгнула. Как послезавтра? Так нельзя. Мне же нужно морально подготовиться, принять решение… Я не готова…
Дима понял мои вопросы по-своему.
– Ты не против! Ура! Я знал, что ты умница. Только… знаешь, я ведь не один еду.
– Я догадалась. У нее дети свои есть?
– Есть. Девочка, восемь лет. Им будет весело.
А мне? А мне как будет здесь одной? Обо мне кто-нибудь подумал?! Дима весело щебетал дальше:
– Собери сумку. Я заеду за Машкой в семь утра, самолет в десять. Больше ничего не делай. Лиза говорит, чтобы ты составила список, что ей нужно. Я там все куплю. Лиза говорит, там все дешевле.
– Что еще говорит Лиза? – не сдержалась я.
– Язва.
– Послушай, дай Лизе трубку.
– Катька, я тебя прошу…
– Не бойся, я добрая.
Передача трубки явно потребовала от Димки немалого мужества. Интересно, почему?
– Катя? – наконец услышала я. Приятный голос.
– Лиза, я на самом деле не знаю, что вам сказать. Вы справитесь? – Голос у меня предательски задрожал. – Я буду волноваться. Я еще никогда с Машей не расставалась так надолго.
– Я вас понимаю, не волнуйтесь. Спасибо вам. Для Димы это очень важно.
– Вам спасибо.
– Катя! Эй, Катька, с тобой все хорошо? Что у тебя с голосом? Катя, что случилось?
Дима явно подслушивал на параллельной трубке, я так поняла, и ожидал чего угодно, только не обмена любезностями. Наверное, решил, что у меня крыша поехала.
– Все нормально. Я устала. Заезжайте, я соберу сумку.
И быстро швырнула трубку, потому что слезы уже привычно клокотали в горле.
Чтобы как-то успокоиться, залезла к Маше «под бочок». Не выдержала, разбудила и спросила:
– Поедешь с папой на море?
– С папой? На море? Ура! – Сонные глазки засветились. – А ты?
– Я не могу, меня с работы не отпускают.
Только меня там не хватало!
Машка задумалась. Честно говоря, я так надеялась, что она меня сейчас обнимет, скажет, что без меня никуда не поедет, что только я ей нужна, что она жить без меня не может. Короче, скажет именно те слова, которых я жду всю эту ужасную неделю.
– Я тебе буду часто-часто звонить, – изрек наконец мой ребенок.
Машка уехала.
Жуть, тоска, жить не хочется. Свет померк, мрак кромешный.
Ночевать домой не пойду. Лучше к Олегу в тренажерный зал. Он мужик, найдет чем меня занять, он никогда не против.
Я представила себе, как он офигеет, когда я останусь на всю ночь. Он всегда страшно бесился, что я первая вставала и куда-то неслась. Похоже, что я была у него единственная в своем роде.
После очень хорошей дозы очень качественного секса я спокойно заснула. Проснулась оттого, что глаза резал включенный свет.
– Просыпайся давай.
– Зачем?
– Давай, давай. Мне уходить через двадцать пять минут, мы сегодня на «Реакторе» тусуемся.
Слово «мне» резануло похуже яркого света. Может, он просто не решается мне предложить с ним пойти?
– А мне нельзя?
– Что?
– Тусоваться.
– Да ты ж вдвое старше всех девок там будешь. Давай домой дуй. Баиньки.
– Ну, не вдвое…
– Вдвое, вдвое. Им по шестнадцать. Или ты уходить не хочешь? Тебе мало? – Герой-любовник лихо запрыгнул на меня и прижал к кровати. – Давай, у меня еще полчаса есть.
– Мне достаточно, – отчеканила я, – выше крыши!
Смела его с себя, оделась за пять минут и уже в дверях не удержалась:
– Богатый жизненный опыт подсказывает мне, что домой ты меня не проводишь.
– Чё?
– Да ничё!!! – выпалила я, хотя на языке вертелось выражение гораздо хуже.
15 июня в 10 часов утра я ушел в «загул».
Нет, не подумайте, со мной такое редко бывает. Это не похоже, например, на запой, потому что пью не больше обычного. Просто на какое-то время прячусь от человечества, отключаю все телефоны и не открываю дверь даже на крики «Пожар!» или вопросы типа «Это не ваши пять штук баксов под дверью валяются?».
Хуже всего, что «загул» всегда обрушивается на меня внезапно и я не успеваю никому об этом сообщить. На работе первое время очень переживали по этому поводу, потом директор – физик по образованию – выяснил эмпирическим путем, что срываюсь я не чаще одного раза в год, и коллективу пришлось смириться. Неделю «загула» потом просто вычитали у меня из отпуска. Один черт, я отпуска никогда не догуливаю.
Вот жена – та переживала и пыталась помочь. Вместо того чтобы оставить меня в покое, садилась напротив и нежным голосом уговаривала меня поделиться своими проблемами. Кончалось это тем, что я либо швырял в стены табуретками, либо бил стекла в межкомнатных дверях. Потому что проблем никаких не было – была неодолимая потребность послать весь мир в задницу и не позволять приставать ко мне, пока я не перебешусь.
Вот Машка – она сразу эту мою особенность приняла. Поэтому, наверное, и задержалась при мне на целых три года. Может, надеялась впоследствии меня вразумить? Кстати, при ней мои «загулы» почти прекратились.
Почти, но не совсем.
15 июня в десять я, вместо того чтобы пойти на работу, методично обесточил все средства связи, включая домофон и дверной звонок, и лег спать. Проснулся в восемь вечера и направился к холодильнику. По счастью, он был полон. В прошлый раз шиза подкосила меня при почти абсолютном нуле провианта, и целую неделю я питался консервированным зеленым от времени горошком.
Поел, принял душ и завалился на диван с томом Шекли.
Это был тот случай, когда чтение заменяет размышления.
За неделю отшельничества я основательно выел холодильник, отрастил щетину «а ля Леонид Парфенов», выпил полбутылки водки и освежил в памяти сокровища американской фантастики.
К 22 июня меня отпустило. Как обычно, невыносимо болела голова – нет, башка. Ощущалась общая вялость. Ничего не хотелось, но воля уже начинала беспокойно шевелиться. Я убрал на кухне и побрился. Мир по-прежнему пребывал в заднице, но уже хотелось познакомиться с новостями. Телевизор ничего не дал, и я врубил компьютер. Истосковавшийся по информации модем фирмы «Асогр» радостно заверещал. Почтовый ящик ломился от предложений увеличить самое необходимое и тематических рассылок. Писем от живых людей практически не оказалось – даже от моей далекой провинциальной подруги.
Теперь оставалась самая неприятная часть выхода из кризиса: следовало обзвонить наиболее близких знакомых и извиниться (перед теми, кто в курсе моих странностей) или что-нибудь наврать (тем, кто не в курсе).
Первый звонок по праву принадлежал Машке.
– Привет, – сказала она, и в голосе прозвучала усталая мудрость, – опять?
