КНЯЗЬ СВЕТА
Глава 1
Говорят, что спустя пятьдесят три года после освобождения он вернулся из Золотого Облака, чтобы еще раз бросить вызов Небесам, воспротивиться Порядку Жизни и богам, установившим этот Порядок. Его приверженцы молились о его возвращении, хотя их молитвы были греховными, ибо молитва не должна тревожить того, кто ушел в Нирвану, независимо от обстоятельств, вызвавших его уход. Тем не менее, носители шафрановых одежд молились, что Он, Меч, Манджусри, снова пришел к ним. И Бодисатва, говорят, услышал…
Тот, чьи желания были задушены, Кто не имеет связи с корнями, Чье пастбище – пустота, Неотмеченная и свободная Того тропа так же неведома, Как у птиц в небесах.
Приверженцы называли его Махасаматман и говорили, что он был богом.
Он, однако, предпочел отбросить Маха-и-атман и называл себя Сэмом. Он никогда не уверял, что он бог, но никогда и не говорил, что он не бог.
Обстоятельства были таковы, что никакое признание не могло бы принести пользу. А молчание могло.
Поэтому он был окружен тайной.
Это было в сезон дождей…
Это было во время великой сырости…
В дни дождей поднялись их молитвы, и не от перебирания узлов молитвенных шнуров, не от верчения молитвенных колес, а от большой молитвенной машины в монастыре Ратри, богини Ночи.
Высокочастотные молитвы были направлены вверх через атмосферу и дальше, в то Золотое Облако, называемое Мостом Богов, которое окружает весь мир, выглядит как бронзовая радуга в ночи и является местом, где красное солнце становится оранжевым в середине.
Некоторые монахи сомневались в ортодоксальности этих технических молитв, но машина была построена и пущена в ход Ямой-Дхармой, падшим Небесного Города; и, говорили, он много веков назад построил мощную громовую колесницу Бога Шивы: эта машина летала через небо, оставляя за собой сгустки огня.
Несмотря на то, что Яма впал в немилость, он все еще считался непревзойденным мастером, хотя Боги Города, без сомнения уморили бы его реальной смертью, если бы узнали о молитвенной машине. Но нет также никакого сомнения в том, что они уморили бы его реальной смертью и без молитвенной машины, если бы он попал под их опеку. Каким образом он уладит этот вопрос с Богами Кармы – это уж его дело, но никто не сомневался, что он найдет пути, когда настанет время. Он был вполовину так же стар, как и сам Небесный Город, а едва ли десяток Богов помнил, как было основано их жилище. Все знали, что он был мудрее Бога Куберы в областях Мирового Огня.
Но это были меньшие его Атрибуты. Он был более известен другими сторонами, хотя мало кто из людей говорил о них. Высокий, но не чрезмерно, крупный, но не тяжелый, он двигался медленно и плавно. Он носил красное и говорил мало.
Он ухаживал за молитвенной машиной, и гигантский металлический лотос, который он поставил на крыше монастыря, вертелся и вертелся в своем гнезде.
Легкий дождь падал на здание, на лотос и на джунгли у подножия гор.
За шесть дней Яма выпустил много киловатт молитв, но статика уберегала его от того, чтобы услышали Наверху. Он шепотом взывал к более известным из обширного потока божеств, обращаясь к их наиболее выдающимся Атрибутам.
Раскат грома ответил на его просьбы, и маленькая обезьянка, помогающая Яме, хихикнула.
– Твои молитвы и твои проклятия действуют одинаково, господин Яма, комментировала она. – Можно сказать, никак.
– Тебе понадобилось семнадцать воплощений, чтобы дойти до этой истины? – сказал Яма. – Тогда понятно, почему ты все еще обезьяна.
– Вовсе нет, – сказала обезьяна, которую звали Тэк. – Мое падение, хоть и менее эффективное, чем твое, не включало элементов личной злобы со стороны…
– Заткнись! – сказал Яма и повернулся спиной к обезьяне.
Тэк понял, что, видимо, коснулся больного места. В попытке найти другую тему для разговора, он подбежал к окну, прыгнул на широкий подоконник и уставился вверх.
– На западе прорыв в облачном покрытии, – сообщил он.
Яма подошел, проследил по направлению взгляда Тэка, нахмурился и кивнул.
– Да. Оставайся здесь и сообщай мне. – И он подошел к панели управления.
Лотос наверху перестал вращаться, а затем повернулся к пятну чистого неба.
– Прекрасно, – сказал Яма. – Мы что-то получаем.
Под ними, в подземельных кельях монастыря был получен сигнал и тоже начались приготовления к приему гостя.
– Облака снова сомкнулись, – сказал Тэк.
– Теперь это уже неважно! Мы загарпунили нашу рыбу. Она идет из Нирваны в лотос.
Еще один удар грома, и дождь как град застучал по лотосу. Змеи голубых молний свивались, шипя, над вершинами гор.
Яма замкнул последнюю цепь.
– Как ты думаешь, он снова будет в своей плоти? – спросил Тэк.
– Иди, чисти бананы своими лапами!
Тэк решил, что его отпускают, и вышел из комнаты, оставив Яму закрывать машину. Он прошел по коридору и вниз по широкой лестнице. Дойдя до площадки, он остановился, услышав голоса и шарканье сандалий; к нему шли со стороны холла.
Он без колебаний вскарабкался на стену по резьбе, изображающей пантер и слонов. Поднявшись на балку, он отклонился в глубокую тень и неподвижно ожидал.
Через арку прошли два монаха в темно-красных мантиях.
– Почему она не расчистила небо для них? – спросил один.
Второй, постарше, более тяжелого сложения, пожал плечами.
– Я не настолько мудр, чтобы отвечать на такие вопросы. Она в тревоге, это ясно, иначе она никогда не даровала бы им это святилище и Яме – его использование. Но кто может указать границы ночи?
– Или настроение женщины, – сказал первый. – Я слышал, что даже жрецы не знали о ее появлении.
– Возможно. Но в любом случае, это кажется хорошим предзнаменованием.
– Похоже, так.
Они прошли через другую арку, и Тэк прислушивался к их шагам, пока они не затихли совсем.
Но он все еще не оставлял своего насеста.
«Она», о которой упоминали монахи, могла быть только самой богиней Ратри, почитаемой орденом, которому было дано святилище последователей Сэма Великодушного, Светлейшего. Теперь Ратри тоже была в числе отпавших от Небесного Города и носила смертную плоть. У нее всегда были причины злиться по всякому поводу, и Тэк понимал: ее приняли в дарованное святилище, но в соглашение не входило ее личное присутствие. Это могло подвергнуть опасности возможность ее будущего
