Татагатха сидел в позе лотоса и ждал.
Когда Ральд снова проснулся, был уже вечер.
– Пить, – сказал он.
Татагатха дал ему воды.
– Голоден? – спросил он.
– Пока не надо. Желудок возмутится. – Он приподнялся на локтях и пристально посмотрел на ухаживающего за ним, а затем снова упал на мат. Ты Будда, – утвердительно сказал он.
– Да.
– Что ты собираешься делать?
– Накормить тебя, когда ты скажешь, что голоден.
– Я хотел сказать – после этого.
– Следить, как ты спишь, чтобы ты снова не впал в горячку.
– Я не это имел в виду.
– Я знаю.
– Что будет после того, как я поем, отдохну и снова обрету свою силу?
Татагатха улыбнулся и вытянул шелковый шнур откуда-то из-под одежды.
– Ничего, – ответил он. – Совершенно ничего. – Он набросил шнур на плечо Ральда и отдернул руку.
Ральд качнул головой и откинулся назад. Затем потянулся и ощупал шнур, накрутил его на пальцы и затем на запястье. Он погладил его.
– Это священный, – сказал он через некоторое время.
– Похоже на то.
– Ты знаешь его употребление и его цель?
– Конечно.
– Почему же ты не хочешь ничего делать?
– У меня нет нужды ходить или действовать. Все приходит ко мне. Если что-то должно быть сделано, это сделаешь ты.
– Я не понял.
– Это я тоже знаю.
Человек уставился в темноту наверху.
– Я попробую поесть теперь, – объяснил он.
Татагатха дал ему хлеба и масла. Затем человек выпил еще воды. Когда он закончил еду, дыхание его стало тяжелым.
– Ты оскорбил Небо, – сказал он.
– Это я знаю.
– И ты уменьшил славу богини, чья верховная власть здесь никогда не оспаривалась.
– Знаю.
– Но я обязан тебе жизнью, я ел твой хлеб…
Ответа не последовало.
– И поэтому я должен нарушить самый священный обет, – закончил Ральд.
– Я не могу убить тебя, Татагатха.
– Значит, я обязан тебе жизнью, потому что ты обязан мне своей. Давай посчитаем, что эти долги сбалансированы.
Ральд хмыкнул.
– Так и будет.
– Что ты станешь делать, раз ты отказался от выполнения своей миссии?
– Не знаю. Мой грех слишком велик, чтобы я мог вернуться. Теперь я тоже оскорбил Небо, и богиня отвернет свое лицо от моих молитв. Я обманул ее ожидания.
– В таком случае, оставайся здесь. По крайней мере, будешь иметь компанию по проклятию.
– Прекрасно, – согласился Ральд. – Мне больше ничего не остается.
Он снова уснул, а Будда улыбался.
В последующие дни фестиваль продолжался. Просветленный проповедовал толпам, проходившим через пурпурную рощу. Он говорил о единстве всех вещей, больших и малых, о законе причинности, о появлении и умирании, об иллюзорности мира, об искре АТМАНА, о пути спасения через самоотречение и объединение со всем; он говорил о понимании и просветленности, о бессмысленности браминских ритуалов и сравнивал их формы с пустыми сосудами. Слушали многие, слышали немногие, кое-кто оставался в пурпурной роще, чтобы надеть шафрановую одежду искателя.
И каждый раз, когда он проповедовал, Ральд в своей темной одежде садился поблизости, и его черные глаза всегда были устремлены на Просветленного.
Через две недели после выздоровления Ральд подошел к Учителю, идущему по роще в медитации, упал ниц перед ним и через некоторое время сказал:
– Просветленный, я слушал твои поучения, и слушал хорошо. Я много думал о твоих словах.
Будда кивнул.
– Я всегда был религиозным, – продолжал Ральд, – иначе меня не избрали бы на тот пост, который я занимал. Когда я не смог выполнить свою миссию, я почувствовал великую пустоту. Я изменил своей богине, и жизнь не имела для меня смысла.
Будда молча слушал.
– Но я слышал твои слова, и они наполнили меня радостью. Они показали мне другой путь спасения, который, как я чувствую, выше того, которому я следовал до сих пор.
Будда изучал лицо Ральда, пока тот говорил.
– Твой путь отречения поразил меня, и я чувствую, что он правилен.
Поэтому я прошу позволения войти в твою общину искателей и следовать твоему пути.
– Уверен ли ты, – спросил Просветленный, – что не ищешь просто наказания за то, что ты в своем сознании считаешь падением, грехом?
– В этом я уверен, – сказал Ральд. – Я задержал в себе твои слова и чувствовал истину, содержащуюся в них. На службе богини я убил больше людей, чем пурпурных листьев на молодых ветвях. Это не считая женщин и детей. Так что я нелегко поддаюсь словам – слишком много я слышал слов умоляющих, убеждающих, проклинающих. Но твои слова подействовали на меня, они выше учения браминов. Я с радостью стал бы палачом на твоей службе, убивал бы твоих врагов шафрановым шнуром, или клинком, или пикой, или голыми руками – потому что я знаток всякого оружия и потратил три срока жизни на изучение его – но я знаю, что это не твой путь. Жизнь и смерть одно для тебя, и ты не ищешь уничтожения своих врагов. И я прошу разрешения войти в твой орден. Для меня это не так трудно, как было бы для другого. Кто-то должен отказаться от дома и семьи, родины и собственности, у меня же ничего этого нет. Кто-то должен отказаться от собственной воли, а я это уже сделал. Единственное, что мне нужно теперь – это желтая одежда.
– Она твоя, – сказал Татагатха, – вместе с моим благословением.
Ральд получил платье буддийского монаха и стал укрепляться в медитации. Через неделю, когда фестиваль близился к концу, он пошел в город со своей чашкой для подаяния вместе с другими монахами. Однако он не вернулся с ними. День перешел в вечер, вечер в ночь. Рога Храма уже пропели последнюю ноту НАГАСВАРАМ, и многие путешественники начали разъезжаться с фестиваля.