— Слушай, — попросил Ананьев, — дать тебе в морду не позволяет профессиональная этика. Поэтому быстро гони мне все, что есть по старикам Кондратьевым.
Районный сыщик больше слова не проронил. Молниеносно нашел все, что требовалось. Дела хранились у него в идеальном порядке. Формально они с Ананьевым были в одном звании. Но приказывал один другому, а не наоборот.
Просмотрев бумаги, Ананьев поднял голову:
— Старушку в субботу нашли?
— Да, аккурат в полдень.
— Сегодня вторник. Экспертиза что сообщает?
Районный сыщик вновь недоумевал:
— Пока ничего. Да и не поймут они ничего. Я видел, что из выгреба доставали. В экспертизе от запаха уже небось мухи передохли… А что, собственно, интересует?
Ананьев встал со стула, подошел к двери и обернулся:
— Меня, собственно, интересует, какие были раны нанесены Кондратьевой Любови Семеновне. В частности, меня очень интересует, не были ли отрезаны у нее уши?
Районный сыщик побледнел.
— Но при чем здесь уши?!
Не говоря больше ни слова, капитан Ананьев вышел вон.
— В управление, — приказал он водителю, забравшись в машину.
«Спать! — приказал он сам себе, вытягиваясь на заднем сиденье. — Час по дороге сюда, час на обратном пути… Два часа за сутки… Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?..»
Ворвавшись в свой рабочий кабинет, Ананьев набрал номер судмедэкспертизы Ленинградской области.
— Да! — крикнул он в трубку. — Кондратьева Любовь Семеновна из Васнецовки… Послушайте, девушка, я про каловые массы без вас знаю. Вы мне лучше что-нибудь про состояние кожных покровов, про наружные органы… Что предположительно?.. Не отрезаны, а откушены?! Это уже фильм ужасов какой-то… И вам жутко? Ну, извините… Спасибо.
Трубка легла на рычаг. Красные от недосыпания глаза Ананьева блестели. Он положил перед собой чистый лист бумаги. Нарисовал в ряд четыре кружка. Точками обозначил в каждом кружке глаза, носы изобразил запятыми, а рты — с помощью тире. Уши следователь пририсовывать не стал.
Над четырьмя кружками он написал четыре имени: «Константин, Любовь, Елена, Василий». Под кружком, обозначенным Константином, Ананьев написал:
«Борис; негр».
Под кружком, названным Любовью, нарисовал большой вопросительный знак.
Под кружком с именем Елены написал:
«Негр видел последним». Под последним кружком следователь вновь изобразил знак вопроса.
Он выкурил, глядя на рисунок, сигарету, а затем набрал телефон Кондратьевых.
— Катя, это следователь Ананьев. Тот самый, с которым вы познакомились ночью… Катенька, милая, ну, успокойтесь.
Передайте трубочку брату, я хочу его кое о чем спросить… Он плачет?.. Все равно передайте. Дело серьезное… Борис, здравствуйте. Я понимаю ваше состояние и не стану терзать вас вопросами, кроме одного… Борис, успокойтесь. Это в ваших же интересах… Вспомните день отъезда из Васнецовки после исчезновения вашего дедушки. Ваш друг э-э-э… Кофи Догме, так?.. Он уехал вместе с вами?..
Весь путь до станции Новолуково вы проделали вместе?.. Как не весь?.. Ах вот оно что! Он возвращался за часами… Понятно. Спасибо, Борис. Пожалуйста, не забудьте съездить в морг. Вы извините, формальности.
Следователь зачеркнул большой вопросительный знак под кружком с именем Любовь и уверенно написал: «Негр».
Он вновь закурил и какое-то время сидел, пуская кольца в потолок. Затем загасил окурок в пепельнице и вышел из кабинета.
Капитан Ананьев вошел в одну из соседних дверей. Его коллега майор Рябушев проводил очную ставку подозреваемого в изнасиловании и его жертвы.
Жестом Рябушев попросил Ананьева присесть и обождать. Затем он страшно наморщил лоб и произнес:
— Гражданка Петрушевская, вы согласны-с гражданином Бобылевым в том, что он три года сожительствовал с вами?
— Да, согласна, — охотно подтвердила крашеная блондинка лет тридцати.
— Тогда объясните, для чего вы написали заявление, будто бы Бобылев вас изнасиловал?
Блондинка сняла левую ногу с правой и поставила на пол. Правую ногу она положила на левую. Ананьев механически изучал узор на черных колготках.
— Как зачем заявление? — спросила Петрушевская. — Он нанес мне материальный ущерб. Пускай суд присудит мне возмещение.
— Вот паскуда, — раздался шипящий голос. — Вот мразь…
— Гражданин Бобылев, прекратите выражаться, — сказал майор. — Объясните лучше, как вы умудрились изнасиловать женщину, с которой спали в одной постели три года?
Ананьев понял, что очная ставка надолго, и шепнул майору на ухо:
— Слушай, ты не помнишь, к кому попало дело об исчезновении Кондратьевой Елены Владимировны?
41
Кофи нес свое тело так, будто оно было сделано из хрусталя. Каждое движение причиняло боль, причем не в одном каком-то месте, а по всему телу. При каждом шаге боль пронзала ступню, голень, бедро, перетекала в печень, почки, поясницу, взбиралась вверх по ребрам и била в голову. К этому времени Кофи делал следующий шаг. В коридорах и на лестницах общежития попадались знакомые.
— Что с тобой, Кофи? — спрашивали латиноамериканские и африканские студенты.
— Менты вчера на проспекте отделали, — угрюмо отвечал Кофи Догме, едва ворочая языком в распухшем рту, и добавлял: — Хорошо еще, что в мойку, как иностранца, не забрали!
Латиноамериканцы и африканцы с уважением смотрели вслед хромому герою.
Менты бить умеют.
В душевой вождь отмокал добрый час.
Больше всего мороки было с головой. Ее коркой покрывало затвердевшее тесто из муки, дождевых капель и соленого пота.
Хорошо еще, что в такую рань приспичило мыться только ему одному. Было около десяти утра, и в институте полным ходом шла вторая пара.
Приведя себя, наконец, в порядок и даже сбрив пятидневную щетину, Кофи заковылял назад. Проходя через вестибюль, сунул руку в ячейку с почтой на букву 'Д'.
Ему, Догме, адресованы были две бумажки. Первой оказалась повестка в милицию — точно такая, какую он слишком поздно обнаружил вчера. Кофи вгляделся во вторую корреспонденцию и вздрогнул.
К бланку международной телеграммы была приклеена телеграфная строчка. В ней содержалось всего одно слово на французском языке: «Жду».
Вождь перевел глаза на строчку с адресом: «Порто-Ново». Кофи прикрыл глаза.
Каплу, старый колдун Каплу, с острым посохом и в дурацком колпаке, не покидал своего молодого вождя. Старик тревожился и заботился о Кофи, несмотря на разделявшие их моря и материки.
Вождь нагнулся к нагрудному карману. Клетчатая рубашка была свежей и пахла стиральным порошком «Ариэль».
Кофи сделал сильный вдох. Глаза вождя широко распахнулись. Сладкий запах тлена наполнил
