далекой, наземно расположенной партии.
4
Образцы
Посылка от неприятеля пришла на эсминец «Мэреилл». Кроме нее, он, правда, получил еще одну в район кормы, и поскольку эта вторая имела зажигательное предназначение, она принесла с собой много горя и внеплановой работы для экипажа. Горе заключалось в тридцати стандартных конвертах с соболезнованиями и уведомлениями, запертыми в сейф, покуда не отправленными семьям в связи с секретностью всего происходящего, а также в двух десятках госпитализированных, обоженных и частично придавленных оборудованием членов экипажа. Внеплановая работа заключалась в тушении пожаров и в приведении этого самого оборудования и всего эсминца «Мэреилл» в состояние, годное для морского перехода до ближайшего сухого дока. Для постановки в док была, кстати, придумана версия о разорвавшейся внутри корпуса боевой ракете «Томагавк», поскольку вариации с ракетами «Гарпун», «Экзосет», «Мейверик», а также «Сайдвиндер» уже были использованы за последние месяцы по несколько раз. Вообще, объяснение вполне годилось, так как разорвавшийся внутри эскадренного миноносца заряд действительно приблизительно равнялся тому, что находился в неядерном варианте «Томагавка». Что конкретно пробило внешнюю обшивку и взорвалось внутри «Мэреилла», теперь стало известно точно. Это «что» было снарядом калибра триста пять миллиметров советского производства образца тысяча девятьсот семидесятого года с горючей смесью внутри. Неразорвавшийся экземпляр был преосторожно извлечен на свет божий саперами и тщательнейше изучен экспертами.
На внешнем корпусе, после усиленного химического анализа, были обнаружены остатки краски, практически полностью стершейся в момент пролета снаряда по стволу. Надпись, когда-то нанесенная этой краской, гласила: «Янкам за замполита Шантаренко!!!»
5
Внимательные хищники моря
Эфир кишел всякими странностями. В основном англоязычными. И не пропадало над поверхностью моря надоевшее молочное марево, хотя последнее время все же сильно оно развеялось и поредело, светочувствительные прицелы перископа даже могли нащупывать в этой пелене цели. Собственное ориентирование «Революционный пролетарий» осуществлял, руководствуясь картой гравитационных аномалий. Не нужны были ему ни звезды навигационные, ни спутники высоко– и низкоорбитальные. В днищевой части корпуса, промеж внешней и внутренней оболочек, висели у него на растяжках эдакие тяжеленные, но тщательнейше вымеренные метрологами гири, и от одной до другой бегал по зацикленному пространству лазерный лучик. Что он там делал? Нет, не думайте, это было не какое-то боевое, поражающее насмерть устройство из фильмов о больших разборках киборгов. Луч просто измерял расстояние между грузами. Штурман, многоопытный, сверял те расстояния с картой, и «Революционный пролетарий» устанавливал свое местонахождение с точностью около километра. Не впечатляет? Система НАВСТАР дает привязку до двадцати метров. Ну что же, «Революционный пролетарий» не нес баллистических ракет, он вел свободную охоту с разрешения незабвенного адмирала Гриценко Геннадия Павловича.
Когда ему попадались боевые корабли под американскими флагами, он спускал с цепи свои милые сердцу ракетные торпеды и сразу погружался поглубже. Конечно, его интересовали результаты атаки, и наверняка приятно было оценить пожары и взрывы визуально, но собственная безопасность интересовала его гораздо больше.
6
Направление
– Ну что, герой? – спросил его Люк Безель при очередной встрече. Что он, собственно, имел в виду?
Люк Безель, как известно, не расточал красноречие понапрасну, а потому в разговоре с ним следовало держать нос по ветру и обладать функциями флюгера.
– Все в норме, начальник. Могло быть много хуже.
Могло быть действительно много хуже, но теперь пришла очередь Ричарда Дейна – он бессовестно врал, у него далеко не все было в порядке, и он об этом знал. Совсем недавно старший врач, в мягких формулировках, поведал ему о некоторых повреждениях внутри организма, внесенных ускорениями бескостюмного полета на «Як-141». Он сказал Дейну о конце карьеры его как военного пилота и, может быть, пилота вообще. Ричарду Дейну было всего-то двадцать восемь от роду – он переживал, но, как истинный воин, скрывал свои горести.
– Не хочешь в экзотическую командировочку?
Вопрос был прямой, а летать дальше Дейну не светило, следовательно, работа в группе Безеля была его спасительной ниточкой; Ричард не был ученым- экспертом, и для того, чтобы удержаться здесь, следовало хвататься за ниточку обеими руками. И потому он размышлял очень недолго. Он только спросил:
– Толк там от меня будет? – возможно, в этот момент ему вспомнился захлебнувшийся водой и враждебными снарядами «Юмткебл», но кто, кроме него, из живых ведал, что там происходило?
– Ты же знаешь русский? – спросил его Люк Безель именно на этом языке.
– А как же. Всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту своей родины – Союза… – отчеканил Ричард Дейн по-русски.
– Вот и прекрасно. Тем более в России ты уже бывал…
– Да не в самой России, только на их корабле, ну еще в порту – Мурманске, правда. Но там всего два денька.
– Знаю, знаю. Ну, а в Москву хочешь?
– Шпионить, что ли?
– Участие в совместном проекте. Задействованы оба разведывательных ведомства. Нам тоже надо иметь там своего человека, а аналитики пока нужны мне здесь и в других местах. Кроме всего, немногие из них знают русский. После того как тема советской угрозы ушла в предание, джентльменский набор подготовки шпионов стал включать арабский. Так что ты нам еще нужен, как видишь. Сейчас направишься в Вашингтон, там тебя соответственно просветят и проинструктируют, а заодно нарядят в ателье – подновят гардероб. Не стоит щеголять по Центральной России в военно-морской амуниции.
«Прямо кино, – подумал про себя Ричард Дейн, – это вам не гегемонию разводить в мировом океане».
Словом, он не заставил себя уговаривать.
7
Приглушенные шорохи моря
Иногда «черной дыре» – «Революционному пролетарию» – встречались не убранные из акватории, враждебно настроенные подводные лодки. Понятно, какого происхождения – американского, ибо кому в нашем мире есть дело до морей Фиджи или Южных котловин? Дизельным лодкам туда не добраться, а атомные несут службу под флагами лишь нескольких государств. У Китая их маловато, да и боятся их субмарины «Ся» совершать далекие опасные походы, Россия погрязла по уши во внутренней бессмысленно-засасывающей суете, а у Англии с Францией лодочек тоже – пальцев на одной руке хватит, не желают они последними рисковать ради какого-то Южно-Тихоокеанского поднятия.
Ударные лодки Штатов – это такие малошумящие, хитроумные бестии, которых можно иногда в полукилометре с трудом нащупать. Любят их командиры такие игры с противником вести: пристроятся к какой-нибудь русской ракетной субмарине в кильватер и идут след в след, чуть носом ее двойные винты не задевая. Потому «Революционному пролетарию» следовало держать ушки на макушке. Это он и делал. Сам он, на свое счастье, тоже, когда хотел, превращался в малошумную машину. Реактор тогда в его нутре приглушался, а экипаж ходил на цыпочках и любимый гороховый супчик ему не выдавали, дабы не пукал в гальюне, даже уважаемое морским народом набивание медных чеканок в свободное время строго пресекалось, а неугомонных долоточников усаживали в прорезиненный карцер вблизи реактора. Боялись того карцера неуставного – страшно, ведь все в экипаже, от мала до велика, надеялись по возвращении в родные пенаты выполнить заложенную природой-мамой программу продолжения рода или, по крайней мере, попробовать это сделать. Сейчас на пути их радостного порыва стоял империализм. И потому они ненавидели его не без причины.
8
Служебное рвение
– Здравствуй, Роман Владимирович, – пробасил Ковалев, приподнимаясь из-за стола. Евгений Яковлевич был истинно демократичным начальником и всегда проявлял к подчиненным визуально наблюдаемые знаки уважения.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – доложился Панин. Несмотря на свой природный демократизм, а может, именно благодаря ему, Ковалев свирепел от обращения «господин».
– Дело такое, Роман Владимирович… Курить будешь? – полковник протянул пачку «Мальборо».
– Ни в коем разе, спасибо.
Ковалев закурил сам.
– Вы, разумею, в курсе, что наше ведомство сотрудничает нынче с заграницей?
– Доходили слухи, Евгений Яковлевич, – скромно кивнул Панин.
– Садись, Роман Владимирович, не стой столбом. И вот, Америка присылает нам одного эксперта. Кто такой, честно говоря, понятия не имеем – нет у нас, как ни странно, на него досье. Вот тебе с гостем и общаться, – Ковалев сделал затяжку. – Тем более по-английски ты шпрехаешь, так?
– Есть кое-что.
– Вот и славно, Роман Владимирович, – полковник сконцентрировался на Панине более внимательно. – В форме ты нравишься мне больше, Панин. Тебе когда капитана-то положено присваивать?
– Да не считаю я, товарищ полковник. Я же не рядовой какой-нибудь, чтобы на ремешке зарубки к дембелю ковырять.
– Похвальная скромность, Роман Владимирович, но если уж мы служим, то о себе тоже не стоит забывать.
«Намек понят, – доложился себе Панин. – Следить за американцем пуще глаза своего, а то ждать тебе, Рома, капитана до морковкина заговенья. Да и вообще, как бы тех звезд, что имеются, не лишиться».
– Учту ваши слова, Евгений Яковлевич, – поблагодарил Панин за науку.
– Долг наш, стариковский, вас – щенят – учить, – зевнул полковник Ковалев, – да ждать, когда созреете да смените нас – сундуков пыльных. А что там, Рома, у тебя на личном фронте? Что-то побед не видно? – перешел на совсем доверительную волну полковник Ковалев. – Ты жениться, вообще, собираешься?
– Да не попадается покуда нужная кандидатура, – молодцевато отбился Панин.
– Ну-ну, ты что, в каких-нибудь Мурашах служишь, – удивился Ковалев, – вокруг – столица! Неужели мало?
Панин пожал плечами:
– Приму ваши слова к сведению, Евгений Яковлевич.
