- Идет, - сказал он, поворачиваясь к пульту. - Небось, заглянешь по дороге к нашей ученой даме, чтобы ее порадовать?
- Нет, пускай это будет для нее сюрпризом.
Спустя четверть часа все было готово.
- Давай, Джимми, - сказал я в микрофон. - Запускай!
- Операция 'Колумб-задом-наперед'! Я выключил связь.
- Какой еще 'Колумб-задом-наперед'? - поинтересовался Билко. Корпус корабля содрогнулся от призыва, предшествующего музыке. Я покачал головой.
- Это он острит. Не обращай внимания.
Как только отзвучал призыв и раздались первые звуки шумановской увертюры к 'Манфреду', звезды исчезли, и я приготовился к короткой прогулке. Впрочем, прогулка получилась еще короче, чем я предполагал. Не успела музыка захватить меня, как в иллюминаторе вновь появились звезды.
- Джимми! - гаркнул я. В такие моменты его имя звучало из моих уст, как проклятие. Нашел, когда отвлечься и потерять лепешку...
Но тут я увидел в иллюминаторе нечто, отчего у меня похолодели руки.
Чуть ниже нас, в каких-то двадцати километрах, находился 'Мир свободы'. Сказать, что он 'тащится', не поворачивался язык. Прямо у меня на глазах он рванул прочь от нас, сверкнув всеми шестью соплами, и начал стремительно таять... После чего в одно мгновение превратился в ослепительный огненный шар.
Первое, о чем я с ужасом подумал, - что колония взорвалась у нас на глазах. Но я тут же поправил себя: где это видано, чтобы взрыв имел шесть четко очерченных очагов? Очаги удалялись в ту же сторону, где пропал 'Мир свободы'. Наконец-то я смекнул, что происходит. В этом отношении я определенно опередил Билко.
- Что за чертовщина? - простонал он.
- Музыка все еще звучит, - откликнулся я, сбрасывая ремни и вскакивая. - Как только астероид удалился, лепешка снова нас облепила, и мы его нагнали.
- Что?! Но...
- Ты хочешь спросить, почему она отлепляется при сближении? - Я выглянул в иллюминатор в тот самый момент, когда мы, совершив очередной микропрыжок, нагнали астероид.
- Хороший вопрос. Сейчас я заставлю Джимми вырубить звук, а потом мы пораскинем мозгами в тишине.
Я влетел к нему в каюту. Джимми сидел, откинувшись, с огромными наушниками на башке, и, судя по всему, знать не знал о возникших проблемах, пока я не отключил его от питания.
Его реакция меня более чем удовлетворила: он подпрыгнул, как от удара током, глаза чуть не вылезли из орбит.
- Какого?... - Он сорвал с головы наушники.
- Непорядок, - коротко пояснил я и включил связь. - Ронда?
- Я слушаю, - тут же откликнулась она. - Почему мы остановились?
- Мы этого не хотели. Просто мы лишились лепешки.
- Это происходит уже шестой раз подряд, - вставил Билко задумчивым тоном. - Стоит нам приблизиться к 'Миру свободы', как происходит расстыковка.
- Что тут творится? - раздался у меня за спиной требовательный голос.
Я оглянулся и увидел Кулашаву. Дама прожигала меня негодующим взглядом.
- Все, что нам пока известно, вы успели услышать, - ответил я ей. - Мы шесть раз лишались лепешки при попытке сблизиться с 'Миром свободы'.
Она перевела взгляд на Джимми. Казалось, такого сгустка негодования не выдержала бы и бетонная плита. Но Джимми не так-то легко пронять.
- Это не я, - проверещал он. - Я ничего не делал.
- Разве не вы ответственный за музыку?
- Джимми не виноват, - вмешался я. - Дело, скорее, в самом 'Мире свободы'.
Теперь сокрушительный взгляд устремился на меня.
- Конкретнее!
- Возможно, проблема в массе, - подал голос Джимми, по молодости не разбиравшийся, когда лучше заткнуться и изобразить неодушевленный предмет. - Поэтому, наверное, лепешки не способны сближаться с планетами...
- Перед нами астероид, а не планета.
- Да, но...
- Масса ни при чем, - отрубила Кулашава. - Другие гипотезы?
- Их двигательная установка, - предположила невидимая Ронда.
- Скажем, радиация от огромного ионоуловителя... Вдруг она их отпугивает?
- Или вообще убивает, - спокойно проговорил Билко.
При всей невероятности этого зловещего предположения оно пришло в голову всем нам. Мы ничего не знали о жизни и смерти лепешек; может, они вообще бессмертны? Мы знали одно: они помогали нам совершать дальние вояжи, и мысль, что мы могли стать косвенной причиной гибели сразу шести, была нам не очень-то приятна.
Во всяком случае, большинству она не понравилась.
- В чем бы ни состояла причина, результат налицо, - заключила Кулашава. - Каковы дальнейшие действия, капитан?
- Ситуация не очень-то отличается от той, которую мы ожидали,
- проговорил я, стараясь не думать об умирающих лепешках. - Разница только в том, что приблизиться к 'Миру свободы' будет легче легкого. Следуя за ним, мы рассчитали его вектор, поэтому нам остается всего лишь набрать такую же скорость, как и у них, а потом позволить лепешке облепить нас, чтобы снова подлететь ближе.
- Даже если это будет стоить жизни еще одной лепешке? - спросил Джимми.
- Ну и что? - нетерпеливо бросила Кулашава. - Их в космосе пруд пруди.
- К тому же мы не уверены, что причиняем им вред, - добавил я
- и тут же в этом раскаялся. На физиономии Джимми и так застыл ужас, а теперь я читал в его взгляде осуждение, адресованное любителю отрывать головы невинным птахам.
- Тогда за дело! - распорядилась Кулашава, нарушив неуверенное молчание. - Мы и так потеряли много времени. Вопрос к машинному отделению: долго ли продлится набор скорости?
- Это зависит от заданного параметра ускорения, - ответила Ронда ледяным тоном. Видимо, ей моя ремарка тоже пришлась не по вкусу. - При одном 'g' на это уйдет около часа.
- При взлете с Ангорски вы набрали два 'g', - напомнила Кулашава.
- Это продолжалось самое большее десять минут, а не полчаса, возразил я.
- Вы молоды и здоровы, - заявила она. - Если я могу это выдержать, то вы и подавно. Два 'g', капитан. Вперед!
Ронде потребовалось десять минут на запуск двигателей. За это время мы с Билко еще раз проверили вектор движения 'Мира свободы' и режим повышенного ускорения нашего корабля. Потом мы на протяжении двух часов переживали двойное тяготение - не очень-то приятное, но терпимое ощущение.
Гораздо серьезнее было другое - окруживший меня холод. Мои приказы немедленно исполнялись, штатные доклады звучали секунда в секунду, но все выговаривалось сугубо официальным тоном, без той непосредственности, которая всегда отличала обстановку на корабле. Я привык к натянутым отношениям с Джимми, но то, как на меня надулись Ронда и Билко, я счел верхом несправедливости.
Я отказывал им в праве на недовольство. Я допускал, что мое замечание было необдуманным; но, если разобраться, разве были у нас доказательства, что мы убиваем лепешки или вообще причиняем им какой-то вред, приближаясь вместе с ними к 'Миру свободы'? Лично я склонялся к мнению, что ввиду неких свойств астероида они отлепляются от нас вблизи этого небесного тела.
Однако моя попытка довести это суждение до сведения экипажа завершилась неудачей. С их точки