Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном

в свой кабинет, сказал: «Садись, Эриксон».

«Эриксон, – начал он, – ты здорово хромаешь. Не знаю, отчего это у тебя, да и не мое это дело. Я свою хромоту принес с первой мировой войны, перенес 29 операций по поводу остеомиелита. Мне теперь до смерти хромать. Слушай, Эриксон, если тебя интересует психиатрия, тебя ждет успех, уверяю. У всех будущих пациенток твоя хромота вызовет материнское сочувствие, а мужики не станут тебя опасаться: калека да и все, какой с него спрос, ему и рассказать все можно, не стесняясь. Одно слово – калека. Ты, главное, ходи с невозмутимой физиономией, навостри уши, да глаза открой пошире».

К совету я прислушался и от себя кое-что добавил. Придя к какому-нибудь заключению, я записывал его на листке бумаги, запечатывал в конверт и оставлял в ящике стола. А когда я позже приходил к другому выводу, я тоже его записывал и сравнивал с предыдущим.

Вот вам пример. Когда я работал в Мичигане, там была одна секретарша, жутко застенчивая. Ее стол стоял в самом дальнем углу комнаты. Писала ли она под диктовку или выслушивала поручение, она никогда не поднимала глаз и не смотрела на говорившего.

Как правило, она приходила на работу без пяти восемь, на пять минут раньше. В восемь она уже работала. Обедать уходила в пять минут первого, на пять минут позже установленного времени, а возвращалась без пяти час. Работу мы заканчивали в четыре, но она всегда прихватывала лишние пять минут.

Все мы имели двухнедельный оплачиваемый отпуск. Рабочая неделя продолжалась с 8 часов утра понедельника до 12 часов дня субботы. Уходя в отпуск, Дебби начинала собирать вещи в дорогу только в пять минут девятого в понедельник, и у нее, таким образом, пропадали конец субботы и воскресенье. Из отпуска она возращалась точно без пяти двенадцать в субботу, теряя еще полтора дня отдыха. Она была добросовестна до болезненности.

И вот иду я как-то летом по больничному коридору и вижу: идет впереди незнакомая девушка. А я в больнице всех знал (я отвечал за кадры), кто как ходит, кто как руками размахивает, кто как голову держит. А тут вдруг совсем незнакомая девушка. Как же так? Я заведую кадрами, а ее не знаю. Тут она свернула в бухгалтерию, и я узнал профиль Дебби.

Придя в свой кабинет, я достал листок бумаги, записал свой вывод, положил его в конверт, запечатал и отдал своей секретарше: «Заверь своей рукой, проставь дату и запри у себя в столе».

Она заперла конверт в ящике, единственный ключ от которого хранился у нее, так что я не мог тайком заглянуть в свой вывод. Я прямо сам себе не верил. (Эриксон улыбается и смотрит прямо перед собой, возможно, на Салли.)

Месяц спустя приходит моя секретарша с обеда, и ее прямо распирает от новости: «Я такое узнала! Спорю, что вы ни за что не догадаетесь!» «Я бы тебе не советовал спорить, – заметил я. – Я все равно выиграю. Этим летом Дебби не уезжала в отпуск, а тайно вышла замуж. Сегодня за обедом она призналась». Тогда я сказал: «Мисс X., загляните в конверт, который мы заперли месяц тому назад». «Ой, ну что вы, как можно!» (Смех). Она мгновенно выудила конверт, открыла и прочитала мой вывод: «Либо у Дебби бурный любовный роман, либо она тайно вышла замуж, и у нее хорошо идет сексуальная адаптация».

А здесь уместно еще одно наблюдение. Для мужчины секс – явление местного значения. Это не то, что отрастить усы, например. Так, рядовое событие.

Половая жизнь для женщины – это биологическая функция ее организма, вовлекающая в действие все тело. Как только она начинает регулярно жить половой жизнью, несколько изменяется линия волос на голове, надбровья слегка выступают, нос чуть-чуть удлиняется, подбородок слегка тяжелеет, губы полнеют, линия челюсти незначительно изменяется, изменяется содержание кальция в позвоночнике, смещается центр тяжести, грудь и бедра становятся шире либо плотнее. (Говоря об изменениях, Эриксон указывает на различные части своего тела.) Она ходит уже по-другому, потому что центр тяжести смещается книзу. И руки у нее двигаются по-другому. Если внимательно наблюдать за большим количеством людей, то можно научиться все это замечать.

Только не наблюдайте за вашими друзьями и членами семьи, не следует вторгаться в их личную жизнь. Но вы можете наблюдать за пациентами, медицинскими сестрами, вашими студентами, практикантами, потому что это ваша работа – знать пациентов и тех, кто за ними ухаживает. Вы преподаете студентам-медикам и должны знать их проблемы, потому что они – будущие врачи. Вы можете изучать своих практикантов, но оставьте в покое семью и друзей, избегайте бесцеремонного любопытства. Я никогда не знал, когда у моих дочерей менструация. Но когда ко мне приходила на прием женщина, я всегда мог определить, на какой стадии цикла она находится.

Однажды одна секретарша в Мичигане как-то ляпнула моему другу Луи и мне: «Вы, чертовы психиатры, думаете, что знаете все на свете!» «Практически все», – скромно ответил я. (Эриксон улыбается.)

Эта секретарша, Мэри, была замужем за торговым агентом. Он вечно мотался по командировкам – на пару дней, на неделю, две, три. В общем, совершенно непредсказуемый супруг. Прихожу на работу как-то утром, а из-за двери раздается стук ее пишущей машинки. Я послушал, открыл дверь, заглянул в ее комнату и сказал: «Мэри, сегодня утром у тебя началась менструация», – и закрыл дверь. Мэри не стала возражать. Несколько месяцев спустя я послушал, как она печатает, и заметил: «Мэри, вчера вечером вернулся твой муж». (Эриксон весело хмыкает.) У Мэри и капли сомнения не было, что я все знаю.

А некоторые сестры и секретарши приходили ко мне каяться заранее. Однажды вошла в мой кабинет одна такая «грешница» и говорит: «Пусть ваша секретарша выйдет, мне нужно с вами поговорить». Я попросил ее выйти и выслушал признание: «Прошлой ночью у меня началась любовная связь. Я решила сама вам сказать, прежде чем вы заметите». (Общий смех.)

Ваше чувство благородства и уважения к личной жизни ваших друзей и членов семьи вовремя остановит вас. Но пациенты и ухаживающие за ними сестры – это другое дело. Студентам-медикам предстоит работать с больными и вам следует знать, все ли в порядке у них самих.

Вы люди взрослые и мои коллеги. Вас я изучать не буду. Я буду читать ваши лица и сразу узнаю, если я кому-то неприятен. Вот вы двое, вы ведь знаете, что я могу читать по лицам? (Обращается к Салли и Саре.)

Салли: Читать по лицам? Да, можете.

Эриксон: Я вам расскажу еще одну историю болезни. Один профессор прошел двухгодичный курс психоанализа у нас в стране, а его жену анализировали в течение года. Затем они отправились в Европу, где профессора в течение года анализировал сам Фрейд, по пять раз в неделю, а его женою в течение года занимался один из учеников Фрейда. На следующее лето они вернулись в Америку и предложили свои услуги вустерской больнице.

Профессор рассказал мне о двух годах психоанализа, о встрече с Фрейдом и о двух годах психоанализа его жены. Он и его жена хотели пройти у меня курс психотерапии. Я только что начал работать в исследовательском отделе и был очень загружен своими делами. Я сказал, что придется подождать, пока я смогу выкроить для них время.

В первую же неделю моей работы в Вустере проходила книжная ярмарка. Я любил покупать книги, особенно когда распродавались привезенные издателями остатки. Профессор присоединился ко мне, он тоже был книголюб. Идем мы по улице, и тут из магазина, метрах в пяти перед нами, выходит чрезвычайно тучная женщина, ростом метра полтора и такой же ширины.

Профессор повернулся ко мне и вздохнул: «Милтон, тебе не хочется взять в руки такую вещь?» «Нет, не хочется», – ответил я. «А я бы взял». Вернулись мы в больницу, я вызвал к себе жену профессора и рассказал: «Шли мы сегодня по улице позади очень толстой женщины, прямо кубарь – полтора на полтора, а ваш муж спрашивает, не хочется ли мне подержаться за этот зад. Я ответил, что у меня нет ни малейшего желания, а он сказал, что подержался бы».

Жена прямо взвилась: «Так и сказал, что он подержался бы за эту необъятную жирную задницу?!» «Именно так, и причем с большим чувством», – ответил я. «Подумать только, – окончательно возмутилась она, – что все эти годы я морила себя голодом, чтобы сохранить стройные девичьи бедра. Конец голодовке!