взял книги с фотографиями преступников, но и там ничего не нашел. Оставалось одно. Впервые он увидел священника, когда тот выходил из здания посольства. Возможно, там о нем знали.
Проникнуть в посольство оказалось сложно. Охранники долго проверяли его документы, но внутрь не пропустили.
— Я бы хотел увидеть посла, — заявил Дженнингс. — Мистер Торн сказал, что возместит мне стоимость фотокамеры, которую он сломал.
Охранники позвонили наверх, а потом, к удивлению Дженнингса, попросили его пройти в вестибюль, сказав, что ему позвонят туда из кабинета. Через несколько секунд Дженнингс разговаривал с секретаршей Торна, которая интересовалась, какую сумму должен переслать посол и на какой адрес.
— Я бы хотел объяснить ему лично, — сказал Дженнингс. — Я бы хотел показать ему, что можно купить на такие деньги.
Она ответила, что это невозможно, так как у посла сейчас важная встреча, и Дженнингс решил идти напролом.
— Говоря по правде, я надеялся, что он сможет помочь мне по личному вопросу. Может быть, и вы сможете. Я разыскиваю одного священника. Это мой родственник. У него было какое-то дело в посольстве, и я подумал, что, может быть, его здесь видели и могли бы мне помочь в поисках.
Это была очень странная просьба, и секретарша промолчала.
— Он невысокого роста, — добавил Дженнингс.
— Итальянец? — спросила она.
— Я думаю, он провел какое-то время в Италии, — уклончиво ответил Дженнингс, ожидая, какое впечатление произведет такое заявление.
— Его имя не Тассоне?
— Видите ли, я не совсем уверен. Я разыскиваю пропавшего родственника. Понимаете, моя мать и ее брат были разлучены еще в детстве, и он поменял фамилию. Моя мать сейчас при смерти и хочет его разыскать. Мы не знаем его фамилии, у нас есть только внешние приметы. Мы знаем, что он очень маленький, как и моя мать, и что он стал священником. Один мой знакомый увидел, как из посольства примерно неделю назад выходил священник. Приятель утверждал, что тот священник был очень похож на мою мать.
— Здесь был один священник, — сказала секретарша. — Он сказал, что приехал из Рима, и его звали, по-моему, Тассоне.
— Вы знаете, где он живет?
— Нет.
— У него было дело к послу?
— Похоже, что так.
— Может быть, посол знает, где он живет?
— Не думаю. Вряд ли.
— Можно будет его спросить?
— Да, я спрошу.
— А когда?
— Попозже.
— Моя мать очень больна. Она сейчас в госпитале, и я боюсь, что дорога каждая минута.
В кабинете Торна зазвенел сигнал селектора. Голос секретарши осведомился, не знает ли он, как найти священника, который приходил к нему две недели назад. Торн похолодел.
— Кто об этом спрашивает?
— Какой-то человек, который утверждает, что вы разбили его фотокамеру. Он считает, что священник — его родственник.
Помолчав секунду, Торн произнес:
— Попросите его зайти ко мне.
Дженнингс сразу же отыскал кабинет Торна. Все вокруг было обставлено в современном стиле. Кабинет находился в конце длинного коридора, по обеим сторонам которого были развешаны портреты всех американских послов в Лондоне. Проходя мимо них, Дженнингс с удивлением узнал, что Джон Квинси Адамс и Джеймс Монро занимали этот пост, прежде чем стали президентами США. Неплохое начало карьеры! Может быть, старина Торн волею судеб тоже станет великим.
— Входите, — улыбнулся Торн, когда репортер открыл дверь в кабинет. — Садитесь.
— Извините, что я врываюсь…
— Ничего.
За все годы работы в амплуа фотоохотника Дженнингс впервые находился так близко от своей жертвы. Попасть сюда оказалось проще, чем он думал. Теперь же его трясло: дрожали колени, учащенно колотилось сердце. Возбуждение было так велико, что почти граничило с сексуальным.
— Мне бы хотелось еще раз принести свои извинения за разбитую камеру, — сказал Торн.
— Она все равно была старая.
— Я хочу возместить вам убытки.
— Нет, нет…
— Мне бы очень хотелось. И вы должны мне в этом помочь.
Дженнингс пожал плечами и кивнул.
— Скажите, какая камера самая лучшая, и вам ее доставят.
— Ну… Вы очень великодушны.
— Просто назовите мне самую лучшую.
— Немецкого производства. «Пентафлекс-300».
— Договорились. Скажите моему секретарю, где вас можно найти.
Торн изучал репортера, рассматривал каждую мелочь, от разных носков на ногах до ниток, свисающих с воротника куртки. Дженнингсу нравилось вызывающе одеваться. Он знал, что его внешность ставит людей в тупик. В каком-то извращенном смысле это давало ему нужные зацепки в работе.
— Я видел вас на собрании, — сказал Торн.
— Я всегда стараюсь быть в нужном месте и вовремя.
— Вы очень усердны.
— Спасибо.
Торн встал из-за стола, подошел к бару и откупорил бутылку бренди. Дженнингс наблюдал, как он разливает напиток, потом взял предложенный стакан.
— Вы отлично разговаривали с тем парнем вчера вечером, — сказал Дженнингс.
— Вы так считаете?
— Да.
— А я не уверен.
Они тянули время, и оба это чувствовали, ожидая, что собеседник первый приступит к делу.
— Я с ним согласен, — добавил Торн. — Очень скоро газеты назовут меня коммунистом.
— Ну, вы же знаете цену прессе.
— Да.
— Им тоже надо на что-то жить.
— Верно.
Они пили бренди маленькими глотками. Торн подошел к окну и, выглянув в него, спросил:
— Вы ищете родственника?
— Да, сэр.
— Это священник по имени Тассоне?
— Он священник, но я не уверен в точности имени. Он брат моей матери. Они были с детства разлучены.
Торн взглянул на Дженнингса, и репортер почувствовал в его взгляде разочарование.
— Итак, вы его, собственно, не знаете? — спросил посол.
— Нет, сэр. Я просто пытаюсь его найти.
Торн нахмурился и опустился на стул.
