— Если это соответствует действительности, — произнес Дэмьен, — происшедшее — настоящий удар по миру на всем земном шаре.
— Можно считать ваши слова официальным заявлением? — выкрикнул другой репортер.
— Я осуждаю всякое насилие, но делать выводы слишком рано. Раздались многочисленные голоса, но Дэмьен, как бы извиняясь, развел руками и поспешил к дверям, которые один из его охранников услужливо распахнул перед ним.
Он уже заходил в здание посольства, когда услышал голос Кейт, позвавшей его. Дэмьен обернулся и увидел журналистку, проталкивающуюся к нему сквозь толпу.
— Доброе утро, миссис Рейнолдс. — Дэмьен кивнул телохранителю, и Кейт вошла в здание, не обращая внимания на возмущенную толпу репортеров.
Следом за Дэмьеном она добралась до лифтов и перевела дыхание. — Я вчера пыталась вам дозвониться, но телефон не отвечал. — Кейт взглянула на посла. В ее взгляде еще сквозило тревожное воспоминание о случившейся трагедии. — Сможем ли мы хоть как-нибудь исправиться?
— Как, например? — полюбопытствовал Дэмьен, останавливаясь у лифта и нажимая кнопку вызова.
Кейт пожала плечами. Пока она в уме лихорадочно перебирала все возможные варианты, Дэмьен сам пришел ей на помощь.
— Ну, к примеру, можно закончить интервью. Кейт благодарно взглянула на него. — Однако на этот раз я бы предпочел встретиться у меня, — продолжал Дэмьен. — Ваши апартаменты меня не очень-то устраивают.
Кейт облегченно вздохнула.
Дэмьен стоял перед разошедшимися створками лифта. — Вы можете остаться на обед, если захотите. — Он вошел в лифт. — Мы будем втроем.
Кейт в недоумении захлопала ресницами. — Вы, я и Питер.
«Почему Питер?» — подумала Кейт и выпалила скороговоркой: — Спасибо, но мне кажется, что Питеру необязательно присутствовать. — Мне бы хотелось, чтобы он пришел, — бросил на прощание Дэмьен, прежде чем дверцы лифта сомкнулись.
Кожа и дерево в кабинете Эндрю Дойла уступили место мебели, отвечающей вкусам Дэмьена. Сжав в руке телефонную трубку, Харвей Дин испытывал в кабинете Торна странное ощущение, будто все это уже происходило. Он стоял у окна и наблюдал за демонстрантами. Сквозь толстые оконные стекла до него долетали выкрики. Дин пытался определить размеры толпы.
— Когда Белый дом получил все это? — спросил он в трубку. Услышав ответ, Дин кивнул и бросил взгляд на часы. — Полагаю, мы можем ждать ответа… м-м-м… во сколько? К полудню по вашему времени? — Он помедлил, заметив, отряд полицейских, направлявшихся к площади, затем продолжал со странным удовлетворением в голосе: — Я уже давно не видел ничего подобного. Даже представить себе боюсь, как все это выглядит у израильского посольства.
Дин прошел на середину кабинета, потянув за собой телефонный шнур. На его лице играла торжествующая улыбка.
— Нет, — возражал он кому-то, — мальчик. — Тут Дин увидел входящего в кабинет Дэмьена. — Я потом перезвоню, Поль, — бросил он на прощание и повесил трубку.
Улыбка Дэмьена улетучилась. Здесь, за закрытыми дверями, он мог позволить себе быть самим собой и не прятать свое отвратительное настроение.
— Это был Бухер, — радостно объявил Дин, не уловив напряженности, висящей в воздухе. — Поль сообщил, что отправил сейчас в Белый дом доклад о Нубийском Фронте. Однако в этом докладе такие дыры, что впору танку проехать.
Дэмьен молча подошел к окну. — Спасибо за цветы, — продолжал Дин. — Барбара очень признательна. — Так как же все-таки насчет кинжалов? — раздраженно перебил его Дэмьен. Ему не хотелось говорить о мелочах.
Дин посмотрел на Торна, и вся его оживленность моментально испарилась.
— Бухер выясняет. Очевидно, кинжалы появились на аукционе, где были куплены священником, передавшим их в какой-то итальянский монастырь. — Дин подошел к письменному столу и заглянул в свои записи. — Суби… В общем, что-то в этом роде, — припомнил он.
— Субиако, — уточнил Дэмьен. — Монастырь святого Бенедикта.
— Да, точно, — согласился Дин. — Мы подключили к этому наших итальянских ребятишек, так что…
— Слишком поздно, — резко оборвал Дина Торн. — Птички уже вылетели из клетки. — Он не отрываясь смотрел в окно. — Они уже в Англии. Пытаются засвидетельствовать рождение Назаретянина и уничтожить меня прежде, чем я сотру их с лица земли. — Дэмьен взглянул на небо. — Он родился этой ночью. Дин склонился над письменным столом. Листки бумаги, разлетевшись, упали на пол.
— Как только он родился, я сразу же почувствовал его присутствие, — поворачиваясь к Дину, произнес Дэмьен. — Это как вирус, пожирающий мои силы, иссушающий мое тело.
Дин впервые видел Торна таким измученным. Под глазами черные круги, лицо прорезали морщины. Это был уже не прежний, молодой и подтянутый Дэмьен. Он как бы состарился за одну ночь.
— Изо дня в день, пока он живет и растет, — монотонным и тусклым голосом констатировал Торн, — мои силы будут таять.
Он снова отвернулся от Дина и уставился в окно невидящим взглядом. — Назаретянин, неужели ты такой трус, что боишься встретиться со мной наедине? Прячься, если хочешь, но рано или поздно я выслежу тебя. Ты пригвоздил человечество к своему жалкому кресту. Вот так же я распну тебя на кресте забвения.
Дин вздрогнул и подошел к окну, пытаясь разглядеть то, что видел Дэмьен, стремясь понять и разделить его боль. Он заметил в центре толпы человека с плакатом. Плакат выделялся среди прочих: «Возрадуйтесь рождению Христову!»
Дэмьен и Дин увидели глаза священника, державшего плакат. Во взгляде его светилось торжество. Это были глаза победителя.
Дэмьен вздрогнул, отпрянул от окна, устало покачал головой и рухнул в кресло.
С наступлением вечера толпа постепенно рассеялась, площадь опустела, и только один человек оставался сидеть на скамейке. То и дело посматривая на здание посольства, он наблюдал, как постепенно гаснет свет в его окнах. Когда ко входу подкатил огромный лимузин, Мэтью поднялся и приблизился к посольству, но к автомобилю никто не вышел. Водитель сидел в машине и дремал. Только в одном окне горел свет, и Мэтью разглядел силуэты двух мужчин.
— Возрадуйтесь, — еле слышно произнес он, — ибо Христос снова с нам и…
Дин начинал беспокоиться. Дел накопилась целая куча, а Дэмьен наотрез отказывался к чему- либо прикасаться. Вместо этого он впился мрачным взглядом в площадь и не произносил ни слова. Напряжение в воздухе достигло предела, и Дин то и дело выбегал в ванную, чтобы хоть на мгновение избавиться от него.
Священник на площади не трогался с места. — Чего он там сидит? — нарушил молчание Дин. — Он ждет меня, — тусклым голосом объяснил Дэмьен, — заманивает в ловушку.
Дин негодующе хмыкнул: — Да, он, похоже, идиот. — И тут же почувствовал, как его ладонь инстинктивно сжимается в кулак. Уже одно присутствие священника было оскорбительным. — Что заставляет его думать, будто ты клюнешь крючок?
— Он знает, что именно это я и собираюсь сделать. Дин недоуменно пожал плечами. Он вдруг вспомнил человека в студии, его обгоревщий труп, и внезапно ему в голову пришла мысль, что один из кинжалов находится у этого священника.
Дэмьен приблизился к письменному столу, взял бинокль и навел его на скамейку.
— Если у него не хватает времени, я трачу время впустую, — заметил он.
Дин покачал головой. Это было слишком сложно для него. Полная бессмыслица. Дэмьен опять заговорил загадками. Но, может быть, лучше и не понимать всего этого.
