'Тормозная двигательная установка включилась без хлопка. Так, легонький толчок получился, небольшой шум. Засек время, отработал 39 секунд, доложил на Землю об окончании работы двигателя, стал ждать разделения. Секунды идут, смотрю на часы, идут вовсю. Табло «Приготовиться к катапультированию» не загорается. А ведь разделение должно идти через 20 секунд после отработки двигателя. А разделения нет. После остановки тормозной установки полетели хлопья, как снег. Во всех иллюминаторах это видно… Проходит минута, вторая, а глобус идет нормально, показывает местоположение над земной поверхностью, потому вижу: прохожу экватор, затем подхожу к Каспийскому морю… И вот тут началась болтанка. Ничего не могу понять. Я говорю на магнитофон, не успеваю говорить, так вращается корабль. Первое, что я увидел в правый иллюминатор, — лохмотья такие блестящие висели из термоплаты. Там торчат металлические детали и начинают нагреваться красным цветом… Что же делать? И в этот момент пошла раскрутка. Сначала медленно, потом стало сильно крутить. Раскрутка пошла с большой скоростью, и я не мог определить скорость вращения. Началось разогревание приборного отсека, стало мотать: невозможно было понять, как крутило меня… Уже было Каспийское море, середина его, за бортом бушевало настоящее пламя. И здесь произошел один рывок, другой — и все резко прекратилось. Загорелось табло: «Приготовиться к катапультированию». Значит, все: разделение произошло. Так прошло минут десять. Посмотрел на глобус — середина Каспийского моря. Ну, думаю, куда же я теперь сяду? Стал смотреть за кораблем. Он качался, быстро качался. Я включил киноаппарат. Снимаю, перегрузок пока не чувствую, только вращение корабля ощущаю. А потом стали постепенно увеличиваться перегрузки, медленно. Корабль стал как бы постепенно успокаиваться. Я смотрел вниз: видна вода, море видно. Вода мелькает, облака белые и суша. Наблюдаю, высоко ли до облаков. Потом вода кончилась…
Дали знать себя перегрузки. Вижу плохо. В глазах все темнеет, чувствую, как исказилось лицо, тяжесть давит на все тело. Какое-то время давило сильно, потом начался спад перегрузок. Корабль вращался все меньше и меньше. Я стал ждать катапультирования… В правый иллюминатор видно обожженное стекло и сквозь него — землю. Смотрю и пытаюсь определить расстояние до земли и облаков. Тщетно. Значит, надо ждать. Пора катапультироваться. Я сжался покрепче, приготовился, как говорил Гагарин: «Не надо смотреть назад, когда люк отскакивает». Я не смотрю, гляжу на приборную доску. Мгновенно услышал хлопок и увидел свет на приборной доске. Тут же меня вытолкнуло из кабины. Между ног увидел свой корабль, он вниз пошел. Крутится и падает. Какие-то ленточки висят, и пошел, пошел… Сам висел на тормозном парашюте. Потом открыл основной парашют. Меня дернуло, и я зубами ударился о скафандр. Парашют открылся… Кресло левее меня падало вниз. До земли еще высоко, далеко. Степь. Леса кучками небольшими, озеро вроде — болотистое, желтого цвета. Вот, думаю, не дай бог туда сесть… Дышать тяжело: воздух горячий идет из регенерационного патрона. Я открыл шлем и вдохнул воздух, приятный степной воздух. Увидел населенный пункт. Отдышался. И пошел вниз…'
Причины раскрутки, похоже, проанализированы по-настоящему не были. Не до того было — конструкторы изо всех сил старались поспеть за выполнением очередных заданий партии и правительства. Американцы по-прежнему наступали на пятки, и правительство все время требовало от Королева: «Давай что-нибудь новенькое…»
Многоместная эпопея. Таким «новеньким» стал переход к многоместным полетам; вместо «Востоков» полетели «Восходы». Но если вы думаете, что в конструкции кораблей что-либо радикально изменилось, то глубоко ошибаетесь. Просто в объем, предназначенный для одного кресла, конструкторы ухитрились поставить сразу три, сидеть в которых приходилось, что называется, друг у друга на головах. Причем втиснуться в эти креслица в скафандрах никак не удавалось. Поэтому пришлось пойти на огромный риск — в полет отправились люди в обычных спортивных костюмах.
Знали ли об этом риске конструкторы? Да, знали. Но С. П. Королев снял все возражения, по воспоминаниям К. П. Феоктистова, этаким «ходом коня». Дал задание, назначил жесткие сроки и сказал: «Справитесь, полетит кто-то из вас…»
«Да на таких условиях мы и в майках бы согласились лететь», — вспоминал Феоктистов. И полетели… Командир В. М. Комаров, врач Б. Б. Егоров и К. П. Феоктистов в роли бортинженера- исследователя.
Смельчакам опять повезло, и «люди в майках» благополучно вернулись на Землю. А вот со следующим «Восходом-2» дела обстояли далеко не столь хорошо.
Рекорд по численности экипажа был уже установлен, и потому в полет на сей раз отправились двое П. И. Беляев и А. А. Леонов. Они уже смогли надеть скафандры. Да и без них на сей раз никак было не обойтись, поскольку в программу полета входил выход одного из космонавтов в открытый космос. Для этого к люку «Восхода» был пристыкован складной шлюз.
Я видел этот шлюз своими глазами. Представьте себе гармошку из серебристой многослойной пленки, которая под давлением газа может расправиться в трубу диаметром чуть больше метра и длиной метра три. С обеих сторон труба эта перекрыта дверцамилюками. Через одну космонавт должен был из кабины перейти в шлюз, через другую — выйти в открытый космос.
Шлюз необходим для того, чтобы не выпускать весь воздух из кабины. Делать же трубу складной пришлось по конструктивным особенностям «Восхода». Диаметр обтекателя ракеты-носителя не столь велик, чтобы вывести на орбиту шлюз жесткого типа, заранее пристыкованный к кораблю.
И это были еще далеко не все сложности. Как вспоминал сам А. А. Леонов, вышел он без особых затруднений. А вот когда пришло время возвращаться, оказалось, что войти «как учили», ногами вперед, не удается. Мягкий скафандр под действием поданного в него воздуха стал довольно жестким, а главное, раздулся, подобно мячу, и не пускал космонавта в узкий лаз люка.
В конце концов Леонову пришлось сбросить давление в скафандре до минимального, развернуться головой вперед и передвигаться, цепляясь руками, буквально втискивая себя в узкую трубу. В кабину он ввалился, что называется, на грани фола: и воздуха в скафандре оставалось уже не так много, и сам он от усиленных физических упражнений изрядно перегрелся, был на грани теплового удара.
Но главная опасность была даже не в этом. Сброс давления до минимума грозил кессонной болезнью. Однако бог миловал: перед выходом в открытый космос Леонов какое-то время дышал чистым кислородом, поэтому азота в крови у него было немного и при резком понижении давления он не вскипел. Угроза «кессонки» миновала.
Но на том приключения экипажа вовсе не кончились. Когда пришло время приземляться, оказалось, что автоматика спуска не работает. Пришлось перейти на систему ручного управления. В итоге вместо привычных казахстанских степей экипаж приземлился в пермской тайге, откуда его эвакуировали целые сутки.
В общем, командир, видно, изрядно перенервничал; вскоре у него стала развиваться язва желудка. Он до последнего скрывал ее, и, когда Павлу Ивановичу стали делать операцию, выяснилось, что резервы организма уже во многом исчерпаны… В общем, в начале 1970 года он умер.
Кстати, это была не первая потеря отряда космонавтов от подобной болезни. В апреле 1968 года из-за язвы был вынужден уйти восьмой кандидат в космонавты Дмитрий Заикин. Он, пока был дублером, чересчур нервничал, и на очередной медкомиссии, обнаружив язву, его списали по здоровью.
Надо сказать, что в отряде космонавтов всякий раз остро переживали потери. Ведь уже более трети состава покинули первый отряд. «Мы тяжело переживали их уход, — вспоминал Георгий Шонин. — И не только потому, что это были хорошие парни, наши друзья. На их примере мы видели, что жизнь — борьба и никаких скидок или снисхождений никому не будет…»
Но главные потери были еще впереди.
«Союз-1» и другие. Началась подготовка к полетам на кораблях нового поколения — «Союзах». В качестве командиров совершить полеты на них готовились космонавты Владимир Комаров, Юрий Гагарин и Валерий Быковский, а в качестве бортинженеров — еще не летавшие тогда Алексей Елисеев, Евгений Хрунов и другие.
Владимир Комаров был утвержден командиром «Союза-1», Валерий Быковский — «Союза-2». По программе первым должен был стартовать Комаров: через сутки — Быковский, имея на борту еще Елисеева и Хрунова. После стыковки на орбите Елисеев и Хрунов должны были перейти на борт «Союза-1», выполнить ряд исследований и через неделю вернуться на Землю. Такова была программа в общих чертах. На деле же получилось совсем иначе. Причем несчастья начались еще до старта.
В январе 1966 года неожиданно, после неудачной операции, скончался С. П. Королев. Отряд
