Анафема: хроника государственного переворота

Ю. М. Слободкина, автора проекта Конституции, поддержанного к тому времени почти миллионом подписей граждан. А Генеральный прокурор страны В. Степанков при попытке напомнить охранникам о соблюдении депутатской неприкосновенности просто был физически отброшен в сторону, получив при этом даже удары. И все это происходило при огромном стечении народа, прессы, перед глазами президента и руководителей правительства, наконец, при трансляции на всю страну. А что же наши «либералы»? Они в очередной раз промолчали, поскольку Ю. Слободкин был не «их», только посетовали на нравы, позубоскалили о потерянном ботинке…

Таким образом всем понимающим людям было недвусмысленно продемонстрировано, что после репетиции на VII Съезде в декабре 1992 года и телевыступления Ельцина 20 марта 1993 года с объявлением о введении в стране «особого порядка управления», сорванного коллективными усилиями оппозиции и части верных тогда закону и Конституции должностных лиц «коллективный Распутин» встал на путь непосредственной подготовки полномасштабного государственного переворота. Теперь понятно, что эта подготовка велась по нескольким направлениям.

Первое. Максимальная дискредитация законодательной ветви власти. После IX Съезда добавилась дискредитация Конституционного суда и вице-президента.

Второе. Привлечение западных специалистов по политической рекламе, тотальный контроль над радио и телевидением. Странная пассивность руководства Верховного Совета и недостаточная скоординированность действий оппозиции помогли режиму получить удовлетворительные результаты на референдуме 25 апреля 1993 года. Эти результаты опять же с помощью беспардонной лжи были представлены как невероятная победа — поддержка всем народом проводимого режимом курса. Однако произошла осечка в главном: несмотря на все старания, по вопросу о досрочных выборах депутатов не удалось дотянуть до требуемых по Закону о референдуме 50% от числа избирателей. То есть, с точки зрения закона, вопрос о досрочных выборах теперь поднимать никто не имел права. Тогда-то и было придумано «конституционное совещание» из назначенных «коллективным Распутиным» дизайнеров, ликвидаторов коммунальных квартир и прочих «крупных конституционалистов». Но, поскольку обойти глав администрации краев и областей было нельзя, то пришлось пригласить и их. И вот тут-то вскрылась масса противоречий, вплоть до отказа подписать якобы согласованный текст проекта Конституции. В частности, глава администрации Тюменской области, несмотря на откровенное давление на него, текст не подписал. Параллельно с этим была предпринята попытка конституировать Совет Федерации, прежде всего как альтернативу законному Верховному Совету. И опять осечка. Собравшись 18 сентября, то есть непосредственно перед переворотом, главы областей и республик отказались учреждать Совета Федерации на условиях Ельцина и его окружения…

Таким образом можно констатировать на основании совершенно непреложных фактов полный политический проигрыш режима к концу сентября 1993 года. Все незаконные, хотя пока и мирные, инициативы президентских аналитиков в политической сфере потерпели сокрушительное поражение.

В области экономики дело обстояло еще хуже. Напомню, что в декабре 1992 года на VII Съезде после утверждения Черномырдина премьером правительству было дано поручение в течение 3-х месяцев представить в Верховный Совет конкретную программу стабилизации экономики и дальнейшего плана реформ. Попутно замечу, что Черномырдин стал премьером исключительно благодаря голосам оппозиции и почти шесть месяцев в его адрес со стороны парламентской оппозиции критика практически отсутствовала. Это я пишу для тех, кто сегодня в Думе и Совете Федерации надеется наладить «конструктивное взаимодействие» с клятвопреступниками.

Разумеется, никакой программы в установленный Съездом срок представлено не было. Бесконечные судорожные политические движения отвлекали «коллективного Распутина» от столь трудной темы, да и в правительстве была ситуация «лебедя, рака и щуки». В частности, попытка Черномырдина только заикнуться о введении ограниченного контроля над ценами немедленно была пресечена командой Гайдара. Приглашение Черномырдина в Верховный Совет летом, то есть через полгода после Съезда, закончилось тем, что он направил письмо с просьбой отложить еще рассмотрение этих вопросов и прислала вместо себя вице-премьера О. Лобова. Наконец, в августе состоялось расширенное заседание правительства, на котором от Верховного Совета присутствовал Ю. Воронин и во время которого была публичная полемика между ним и Черномырдиным. Все наблюдателя помнят слова премьера в адрес Воронина о том, что «не надо нам здесь устраивать ликбез». Думаю, что к тому времени процесс подготовки переворота был уже развернут и Черномырдин больше не нуждался в нормальных отношениях с парламентом. Программа действий правительства на этом заседании все-таки утверждена и документ наконец-то поступил в Верховный Совет.

Трудно однозначно прогнозировать его судьбу, если бы дело дошло до обсуждения, но я думаю, что ни Верховный Совет, ни Съезд в таком виде эту программу правительства утверждать бы не стали. Ничего нового по сравнению с гайдаровским периодом она не содержала и несла в себе все противоречия и колебания, которыми была отмечена деятельность правительства Черномырдина весь 1993 год. И уж тем меньше шансов имел этот проект для утверждения на Съезде после скандального возвращения в правительство Гайдара. Скандального, поскольку Ельцин объявил об этом откровенно угрожающим тоном, во время визита в одну из «придворных» дивизий.

Сегодня, когда подведены итоги 1 квартала 1994 года и было официально заявлено о спаде промышленного производства еще на 30%, стал ясно виден результат действий правительства по этой самой никем не утвержденной «программе»…

В Верховном Совете в этот период произошло резкое ослабление позиций будущих пособников палачей. После декабрьского (1992) и мартовского (1993) демаршей Ельцина даже часть правоверных ельцинистов заколебалась. Этому способствовала совершено дуболомная практика чиновников из администрации президента, которые в старом партийном духе бросились выполнять новую (после марта) установку по покупке депутатов должностями в исполнительных структурах. Разумеется, вся предыдущая назойливая болтовня о необходимости разделения властей в правовом государстве была тут же забыта. Ничего, кроме подозрений в подготовке переворота, раздражения и презрения к инициаторам этих предложений, такая практика в этот период на вызывала и вела только к росту оппозиционных настроений. И все-таки, несмотря на все эти «труды менял» травлю Верховного Совета в прессе, регулярные угрозы разгона, в парламенте нарастали прежде всего прагматически, а отнюдь не «экстремистские» настроения. После избрания В. Исправникова заместителем Хасбулатова, В. Соколова председателем Совета Республики, а В. Мазаева председателем комиссии по экономической реформе, «прагматическое» направление резко усилилось. По инициативе Верховного Совета (идея совещания была выдвинута Н. Павловым, которому пришлось более 40 минут объяснять Председателю ВС РФ перспективы и политические последствия такого мероприятия. — И. И.) было проведено в июле 1993 года 1 Всероссийское экономическое совещание, на которое, кстати, членам правительства не разрешили явиться, хотя первоначально оно планировалось как совместное с правительством. На осень готовилось второе такое совещание, как этап в подготовке к Х Съезду.

То что в Верховном Совете в этот период были преобладающими прагматические настроения, доказывается простым фактом. В. Исаков при избрании его председателем комитета по конституционной реформе прошел минимальным количеством голосов. Это человек, в профессиональной компетенции которого никто из его политических оппонентов не сомневался! Осторожность у многих депутатов вызывали именно его политические позиции, якобы слишком радикальные. Вообще надо заметить, что, несмотря на известную ожесточенность, дискуссии с «раскаявшимися марксистами» шли в рамках одной программы, а именно — рыночной, если говорить об экономике. За что, кстати, парламентскую оппозицию клеймили «слева» не меньше, чем режим.

Только уж совсем рептильные служители агитпрома нынешнего режима могли утверждать, что такие радикальные оппозиционеры, как М. Астафьев или И. Константинов хотят «возврата назад» к планово-распределительной системе. Люди, которые в отличие от номенклатурных коммунистов типа Гайдара, не состояли ни одного дня в инкубаторе «перестройщиков» и за свои политические убеждения страдавшие не под одеялом или на кухне, а в реальных столкновениях с репрессивными органами (как, например И. Константинов), просто в принципе не могли желать «возврата назад».