Она промолчала, но я попал в точку. Еще чего не хватало – быть подкупленным пучеглазой рыбиной! Засмеют же… Ну, ей простительно – не понимает, кого подкупает, но я-то… Я не имею права… То есть, право я имею, и не только на это – хоть всю реку могу обобрать, но не могу себе этого позволить…
– Ты так плохо обо мне думаешь?
– Простите меня, глупую…
– Не извиняйся. Я не сержусь… Ладно, найду применение твоему подарку. Но впредь – не нужно подобных жестов! Я даже не хочу предполагать, чего ты надеялась добиться этим подарком…
– Как можно! Я – от чистого сердца!
Сердца? А есть ли оно у тебя, милая? Скольких мужчин ты утащила на дно, на корм своим питомцам?
– Ступай же! Я не буду ходить к реке. Если мне понадобится войти в воду, я постараюсь не причинять вреда.
Она наклонилась, собираясь поцеловать мою ногу, но я вовремя отпрыгнул:
– А вот этого делать не следует! Я запрещаю!
– Как пожелаете, – ох, хитрунья, ничего из моей речи ты всерьез не приняла…
Водяничка поднялась, спеша вернуться домой, но когда ее хрупкая фигурка растворилась где-то в волнах цветущего луга, я услышал:
– Высокого Полета, dan-nah!
Ай-вэй, милая, ты хотела сделать, как лучше, но вместо этого ранила сильнее, чем могла бы надеяться… Я поднял глаза в яркое небо. Что-что, а летать я никогда не буду. Да и не хочу это делать, если вдуматься… Мне хватает тех снов, что приходят в канун дня моего рождения. Каждый год, и всего – один раз в году, я вижу во сне Полет. Не знаю, похожи ли мои грезы на реальность – никто не расскажет… Зато, я хорошо помню страх. Липкий. Душный. Горький. Чего я боюсь? Не знаю. Наверное, того, чего нет на самом деле. Но каждый раз, просыпаясь, облегченно вздыхаю, понимая, что это был всего лишь сон – стрела напряженного до боли тела, пронзающая грозовые облака. В моих снах всегда идет гроза… К фрэллу полеты и все, с ними связанное! Мне достаточно земли и ее обитателей. Вот, с водяниками уже знакомство завел… Стыдно, конечно – не мой уровень, но кто меня осудит? Никто не увидит, никто не наябедничает…
– Так рано, и уже – гости! – преувеличенно бодро провозгласил гном.
Я едва не потерял дар речи: если он видел, с кем я разговариваю…
– А кто это был? – щурясь на солнце, спросил Гедрин. – Мальчонка какой из деревни прибегал, что ли?
Какое счастье, что он либо подслеповат, либо с похмелья не разглядел подробностей! Я подхватил сверток с жемчугом, взглянул на гнома и понял, что сделаю с навязанным мне даром водянички. Я его тоже подарю!
Как легко придумать, что делать, но как мучительно и тягостно – продумывать, каким образом воплотить в жизнь свою фантазию! Не знаю, как вы, а я частенько попадаю в такую ситуацию. Вот и сейчас, когда в голове совершенно четко оформилась мысль о «передаривании» жемчужин, мне нужно сообразить, какие шаги с моей стороны для этого потребуются… Так, кажется, гном вскорости собирается нас покинуть – что-то такое я слышал позапрошлым вечером во время попойки. Не скажу, что сия новость меня сильно огорчает – скорее, она полностью соответствует моим скромным планам…
Разумеется, вчера мне так и не удалось заняться собой любимым, потому что требовалось привести в порядок кухню и те уголки дома, в которые веселье распространилось уже после моего отбытия ко сну. Но зато сегодня, после завтрака, во время которого чудовищным усилием пришлось заталкивать в себя недоваренную кашу (видимо, доктор так и не пришел в норму после выпитого), я заявил, что мне необходимо личное время. Эти слова были встречены по-разному. Доктор только вяло махнул рукой, пробурчал что-то насчет «волков, которых намедни видели недалеко от деревни», и налег на парное молоко, спозаранку доставленное одним из селян со словами «глубочайшего уважения». Принц, который явился-таки для принятия пищи, был слишком рассеян, чтобы вообще оценить мое смелое желание. Отличился только Борг: сначала его брови скакнули вверх, потом вернулись на место, но вслед за ними тут же пришли в движение уголки рта. Впрочем, даже если он и собирался вначале что-то сказать, то быстро передумал и заговорщицки подмигнул мне. Не знаю, какие мысли пришли в голову рыжего великана – уж не ожидал ли, что я собрался прошвырнуться «по девочкам»? – но я не стал его разочаровывать и хитро улыбнулся в ответ. Впрочем, как стало ясно впоследствии, он был недалек от истины…
Наводя ревизию в орудиях труда Гизариуса, я обнаружил массу швейных принадлежностей, что несказанно меня порадовало, но, в то же время, не нашел того, что мне требовалось, а именно: несколько кусков ткани или кожи. Спросите, зачем? Поскольку Борг так и не вернул подарок Мирримы, если я собираюсь отослать ей несколько жемчужин, нужно соорудить подобный кошелечек – листья кувшинок, конечно, выглядят очень мило, но только до тех пор, пока не засохнут, а сей момент неумолимо приближался… У кого есть клочки ненужной ткани? Только у того, кто занимается рукоделием! А кто у нас в деревне занимается рукоделием? Ручаюсь, что все женщины. Жаль, что я так и не завел знакомств среди селянок… Стоп! Ну уж одну-то я знаю достаточно хорошо! Правда, как она отреагирует на столь странную просьбу с моей стороны…
– Доброго дня, почтенная! – Мне не хотелось заходить в дом без приглашения, и открытое на двор окно весьма подходило для того, чтобы оное приглашение получить.
Увидев над подоконником мою голову, Рина на мгновение застыла, как камень, и я даже решил, что поступил слишком опрометчиво, являясь в этот дом после столь малого промежутка времени, пока в памяти еще живы все переживания, связанные с появлением на свет старостиного внука. Но я ошибался. Мрачная тень только коснулась глаз женщины своим крылом и улетела прочь – Рина вздрогнула и смущенно улыбнулась:
– Простите, я напугалась…
– О, тогда спешу принести самые искренние извинения! Простите ли Вы мое бесцеремонное появление? – Все, понесло. На кой фрэлл я с ней-то кокетничаю?
– Ну что Вы, ни к чему извиняться… – она качнула головой. – А почему Вы не заходите?
– Потому что я не считаю возможным переступать порог чужого дома без согласия хозяина, – важно пояснил я.
Она снова улыбнулась, на сей раз даже теплее, чем прежде.
– Заходите, сделайте милость!
– Вы не будете против, если…
Я подтянулся на руках и перекинул ноги через подоконник. Рина приняла мой маневр вполне благосклонно. Оставшись маячить спиной в окне (на случай, если вернется муж селянки), я продолжил беседу:
– Собственно говоря, не хочу отвлекать Вас от забот… – женщина недоуменно обвела взглядом комнату: в самом деле, что я назвал заботами? Мирно посапывающего в колыбели малыша? Так это же – одна радость! Шитье, отложенное при моем появлении? Для умелых рук оно тоже не составляет особых проблем… Ну да, я выразился вежливо, но несколько глупо. И в глазах Рины можно было прочитать вполне закономерный вопрос: если я что-то говорю о «заботах», так не имею ли я в виду, что оные скоро посетят этот милый дом? А от такой мысли до тревоги – один шаг, но я не дам его сделать!
– Это просто дань воспитанию, которое мне позволили получить, почтенная, не принимайте мои слова всерьез, – вздохнул я, а женщина расслабила плечи. – Я пришел попросить Вас о небольшом одолжении… Так сказать, чисто по-соседски…
– Одолжить немного муки или соли? – Готов поспорить, она не так уж простодушна, как кажется на первый взгляд!
– Вроде того… Вижу, Вы умеете и любите рукодельничать?
– Немного, – она польщенно зарумянилась.
