Угу. Постараюсь. В конце концов, скука – моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём, чем заняться…
– Ты что делаешь, негодник?! – завопил у меня над ухом Гизариус.
Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчирканные листки.
– Р-работаю…
– Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую!… Что всё это значит?!
Он выхватил у меня один клочок.
– «Д», «Г», «Р», «Р-неР»… Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!
Доктор опасно приблизился к истерике, и я поспешил успокоить:
– Да ладно, стоила… Не самое высокое качество, кстати. И если уж Вас так печалит, что я истратил несколько…
– Несколько?!
– Я могу написать пару слов моему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.
– Какому ещё знакомому? – Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.
– Есть один… Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.
Глаза Гизариуса хитро сощурились.
– Ну-ка, рассказывай: откуда у тебя такие знакомые?
– Откуда… Я же не всю жизнь нахожусь у Вас в услужении, – буркнул я, порядком устав от повышенных тонов беседы.
– Хорошо… Пиши!
– Что?
– Ты же сказал: пару слов знакомому…
– Ах, это… Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность… Вроде того.
– Вот сам и скажешь! – довольно заявил доктор.
– Почему это сам? – неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива немедленно последующего за оной встречей отбора невест меня не особенно радовала.
– А мы будем в Виллериме в середине зимы! – победно провозгласил Гизариус.
– Зачем?
– По делам!
Хороший ответ. Вот только, по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно рознятся…
– Ну и скажу! – надулся я. – Думаете, испугаюсь?
– Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, – заметил доктор.
Я фыркнул:
– Неправильный вывод! Я – отъявленный трус. И всего боюсь.
– Один мудрый человек сказал: «Бояться – не значит трусить. Бояться – значит быть осторожным», – усмехнулся Гизариус.
Я поднял руки:
– Сдаюсь!
– Покажи горло, – велел доктор.
Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.
– Вполне здоров, – удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.
Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным:
– Нравится болеть?
– Не-а.
– Тогда что?
– Не нравится работать.
Он хмыкнул:
– А не скучно без работы-то?
– Мне никогда не бывает скучно.
– Даже одному?
– А кто Вам сказал, что я – один?
Глаза Гизариуса округлились:
– Но…
– Я всегда с самим собой!
Доктор ошарашено выдохнул и качнул головой:
– Всё, зарекаюсь с тобой спорить!
– Почему? – искренне удивился я.
– Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!
Я довольно ухмыльнулся, сгребая свои заметки в кучу.
– Ты составил опись?
– Почти.
– Почти?
– Осталось совсем немного, – изображаю на лице невинную уверенность.
– Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду…
– Нам?
– А ты предпочтёшь остаться здесь? – подколол меня доктор.
– Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин…
– У него много забот и без тебя, – сообщил Гизариус.
– Значит, я – забота? – наигранно обижаюсь.
– В некотором роде… – он увильнул от прямого ответа.
– Ну, если так… – я сузил глаза, подбирая слова подходящей к случаю обвинительной речи, но мои планы были грубо нарушены.
В дверном проёме возникла раскрасневшаяся от долгого бега мальчишеская физиономия. Кажется, я знаю этого пацана – один из тех, кто потащил гнома на рыбалку… Светлые ресницы хлопнули несколько раз друг о друга, и мальчишка срывающимся голосом возвестил:
– Вас ведунья зовёт!
Мы с доктором переглянулись, потом хором переспросили:
– Кого?
– Вас!
– Кого из нас? – уточнил Гизариус, сообразив, что внятного ответа иным способом не добиться.
– Мастера!
Ситуация прояснилась. Чуть-чуть.
– Зачем?
– Она не сказала… – растерялся мальчик. – Но просила поторопиться!
Я вздохнул. Вылезать на холод совсем не хотелось. Только-только избавился от простуды, и снова появился шанс улечься в постель.
– Знаешь, я, конечно, уважаю желание сей достойной женщины…
Доктор нахмурился:
– Не пойдёшь?