родным. Ценность картины представляет разве что для матери. Но, согласись, тогда и вовсе непонятно зачем Костя их украл?
– А кражу действительно совершил племянник?
– Полной уверенности нет ни у меня, ни у Ирины Васильевны. Впрочем Бердовой сейчас не до кражи и не до картин. Вчера вечером Костю нашли мертвым. Он умер от передозировки наркотиками. Такая вот нелепая смерть.
С последним определением спорить было трудно, но с наркоманами такое случается, и не совсем понятно, почему Виктору эта смерть показалась подозрительной. Скорее ее можно считать вполне логичной: украл, продал, купил дозу, укололся и заснул вечным сном.
– В принципе, конечно, – кивнул головой Чернов. – Но меня смущают картины. Костя отлично знал, что цена им грош. А в квартире Ирины Васильевны осталось немало ценных вещей, которые продать гораздо легче. Но он их почему-то не тронул. И еще одно обстоятельство: как показали приятели умершего, вокруг него крутился какой-то человек. Возраст под сорок, ходит в кожаной куртке и в кожаной же кепке. Больше они о нем ничего не знают. Но я не исключаю, что в город вернулся один из сообщников Эдуарда Бердова и сейчас пытается отыскать пропавший клад.
Ничего невозможного в этом, конечно, нет. Судя по перечисленным Черновым именам художников, цена пропавших картин измерялась в сотни тысяч долларов. Было из-за чего суетиться и бить ноги.
– Дело может быть опасным, Игорь, я тебя заранее об этом предупреждаю.
– Очень мило с твоей стороны. И какой помощи ты ждешь от меня?
– Надо встретиться с одним человеком. Он бывший следователь прокуратуры и вел тогда это дело. На меня не ссылайся ни в коем случае. Представься журналистом, вздумавшим покопаться в старом деле. Редактору Краюхину я позвоню, в случае нужды он подтвердит твой статус.
Мне показалось, что Виктор рассказал мне далеко не все. Я не знал подробностей той, шестилетней давности истории, но кое-какие слухи до меня доходили. Я тогда только что вернулся из армии, и мне было не до чужих проблем. Но сейчас мне хотелось узнать, почему расстроились отношения Чернова с Натальей Бердовой. Ведь пара, что называется, смотрелась. И чувство, во всяком случае со стороны Чернова, было глубоким.
Прежде чем вплотную заняться следователем прокуратуры, Александром Михайловичем Кузнецовым, ныне преуспевающим чиновником областной администрации, я решил повидаться с капитаном милиции Рыковым, старым приятелем Чернова. Рыков меня знал и потому звонку нисколько не удивился.
– Опять вышли на тропу войны, доктор Ватсон? – полюбопытствовал он, подсаживаясь в мою машину. – И кто же у нас в роли профессора Мариарти?
Рыков был круглолиц, курнос и насмешлив. Про таких в народе с симпатией говорят – рязанская морда, имея в виду не только внешность, но и хитроватый характер. Пальца в рот я бы ему не положил, но в серьезном деле такие ребята обычно не подводят. Хотя блюсти свой интерес очень даже умеют. Я, например, далеко не уверен, что отношения Рыкова и Чернова носят совсем уж бескорыстный характер. Но как говорят в таких случаях умные люди, ссылаясь при этом на мудрую и бессмертную книгу: не судите да не судимы будете.
– С Александром Михайловичем Кузнецовым ты знаком?
– А, – сказал Рыков и сразу же помрачнел.
Видимо, ему все стало ясно, но что касается меня, то я терялся в загадках, а потому и попросил капитана поделиться со мной знаниями.
– Да чем тут делиться, – вздохнул Рыков. – Это по его милости Чернова шесть лет назад выперли из органов. В общем-то, Витька и сам виноват. Ему надо было сообщить начальству о своих отношениях с Наташкой. Правда, никто тогда на Эдуарда Бердова компрометирующих материалов не имел. Выплыл он буквально в последний момент. Все получилось хуже некуда. Они пытались скрыться, мы их догоняли. Они отстреливались, мы тоже били по колесам. Но как потом показала экспертиза, Эдуард Бердов был убит пулей, выпущенной из пистолета старшего лейтенанта Чернова. Но и это еще не все. Уцелевшие Кривонос и Гальцев в один голос заявили, что кто-то предупредил Эдуарда Бердова о готовящейся операции. Следователь Кузнецов подавал дело так, что это именно Чернов сначала предупредил Бердова, а потом его убил, дабы тот не раскрыл его связи с преступным миром. Чернову впаяли служебное несоответствие и уволили из органов. Могли и посадить. Нет, конечно, Витька мог что-то сболтнуть Наташке, а та пожалела двоюродного брата, но Бердова-то он убил случайно. Я же был в той машине. Шли мы на скорости под сотню, дорога – сплошные ухабы. Выстрелить прицельно было просто невозможно.
Непонятно, кого пытался убедить Рыков, меня или себя. Резидент Шварц, между прочим, классный стрелок, и мы оба это знали. Как знали и то, что Виктор склонен к рискованным поступкам.
– Есть основания полагать, что в городе объявился один из подельников Эдуарда Бердова.
– Так, – задумчиво протянул Рыков. – Срок их отсидки действительно истек. Ты держи меня в курсе, Игорь. И в случае чего можешь рассчитывать на мою помощь. У меня свой счет к этим ребятам. Это по их милости я до сих пор хожу в капитанах.
После встречи с Рыковым, многое мне стало понятным. Шерлок Холмс закусил удила. Если тогда, шесть лет назад, он был ни в чем не виноват, то можно представить степень его ненависти к этому Кузнецову Александру Михайловичу и Бердовским подельникам. Эти ребята здорово покорежили его личную жизнь и карьеру. Да и пятно в биографии осталось. Замарана ментовская честь. Очень может быть, что для Чернова это не пустой звук. Все-таки он очень удачно начинал и, по словам того же Рыкова, обладал прямо-таки бульдожьей хваткой. Правда, я не мог исключить и другое: Виктор был замешан в этом деле, и обвинения, выдвигавшиеся в его адрес, не были беспочвенными. Оно конечно, некрасиво подозревать старого знакомого в делах неблаговидных, но у меня, к сожалению, есть основания впадать в задумчивость всякий раз, когда речь заходит о Викторе Чернове.
Кузнецов был удивлен, что какой-то там журналист побеспокоил его в неурочный час по поводу старого и давно забытого дела. Во всяком случае, он мне всячески это удивление демонстрировал, что не могло не навести меня на определенные размышления. Если дело старое и давно забытое, то почему ухоженный и упитанный Александр Васильевич, входящий во властную и деловую элиту города, все-таки согласился встретиться с некому не ведомым журналистом? Нет, тузом Кузнецов не был, но, надо признать, минувшие шесть лет не стали потерянными годами в его жизни.
Интересно, почему он оставил прежнюю профессию? Открылись иные перспективы? Помогла волосатая лапа? Или сам оказался настолько расторопен, что сумел ухватить за хвост птицу удачи?
– Вы получили наследство?
– Какое наследство?
– Это я так, к слову. Всегда интересно узнать, как люди достигают вершин. Особенно в наши дни.
Серые глаза бывшего следователя блеснули на меня из-под линз недобро. Судя по всему, вопрос был ему неприятен. Впрочем, это еще ровно ни о чем не говорило. Ну кто в наше время любит отвечать на подобные вопросы.
– Никаких особых вершин я, к сожалению, не достиг, а что же касается наследства, то о нем приходится только мечтать.
– Я тоже человек бедный, – поделился я своей печалью. – Вот и приходится подрабатывать журналистикой.
Толстые губы моего собеседника расплылись в обворожительной улыбке. Надо сказать, что Кузнецов производил почти приятное впечатление. Лицо не то, чтобы красивое, но породистое. Нос прямой. Слегка портили впечатления глаза, маленькие и на редкость невыразительные. Правда, здесь положение спасали очки в солидной роговой оправе.
Сидели мы за столиком в полупустом кафе, расположенном недалеко от здания областной администрации. Я договаривался с бывшим следователем по телефону, который дал мне Чернов. Правда, сослался я при этом на «своего» редактора.
– Краюхина я знаю, – кивнул головой Кузнецов. – Он ведь писал об этом деле. Помнится, весьма острая была статья.
Для меня интерес Краюхина к делу об убийстве коллекционера был новостью, но высказывать свою неосведомленность вслух я не стал. Собственно, ничего удивительного в этом не было, по той простой причине, что Краюхинская газета не первый год пробавляется подобными детективными историями.
– Открылись некоторые любопытные обстоятельства. Ограблена мать покойного Бердова. По нынешним временам событие заурядное. Однако вместе с золотыми цацками воры унесли и картины кисти Эдуарда Бердова. Художником он был, как вы знаете, сомнительного таланта, вот мне и подумалось – а может быть, эти полотна из той самой коллекции? Знаете, иногда на украденном холсте малюют другую картину, чтобы запудрить глаза таможенникам.
– Нет, это исключено, – откинулся назад Кузнецов. – Мы в первую очередь обыскали квартиру матери Бердова. Было изъято полдюжины его работ. Их даже собирались конфисковать. Но потом искусствоведы установили, что никакой художественной ценности они не представляют, а мать убитого Бердова ходатайствовала о возвращении полотен сына. В общем, было принято решение, из соображений гуманности вернуть полотна. Я сам подписывал представление.
– Значит, имущество Бердова не конфисковывалось?
– Не было у него имущества, – засмеялся Кузнецов. – Так же, впрочем, как и у его подельников. А вот похищенные картины нам найти не удалось. И скорее всего сейчас они либо уже вывезены за границу, либо осели в частных коллекциях. По нашим сведениям, у Бердова был подельник. К сожалению, нам не удалось доказать его вину.
– И как фамилия этого предполагаемого подельника?
– Чернов. Тогда он был офицером милиции, а сейчас возглавляет не то юридическую фирму, не то детективное агентство.
– Ну что ж, спасибо за информацию, Александр Михайлович.
– Какие пустяки, – благодушно улыбнулся кузнецов. – Кстати, если вам удастся узнать что-нибудь новенькое или потребуются консультации – звоните, не стесняйтесь. Я хоть и отошел от следственных дел, но иной раз непрочь вспомнить молодость. Да и дело, согласитесь, любопытное.
Я охотно поддакнул Александру Михайловичу, меня это дело заинтересовало в не меньшей мере, чем его.
Кузнецов моим появлением был озабочен, возможно даже напуган. Во всяком случае мне показалось, что он нервничает. Отчасти он подтвердил это, предложив свои услуги в качестве консультанта. Дабы повысить градус переживаний бывшего следователя я подбросил ему уже по выходе из кафе еще одну информацию:
– Вы знаете, что убили Костю?
– Какого Костю? – резко повернулся он в мою сторону.
– Двоюродного брата Эдуарда Бердова. Шесть лет назад ему было лет шестнадцать, но не исключено, что он многое знал.
– По делу этот молодой человек не проходил, – нахмурился Кузнецов, – но кто его знает – может, действительно причастен.
После встречи с бывшим следователем у меня возникли кое-какие предположения, но подтвердить их или опровергнуть мог только один человек – Наталья Бердова, двоюродная сестра убитого шесть лет назад Эдуарда и родная сестра умершего вчера Кости. Честно говоря, я испытывал большую неловкость, беспокоя ее в столь неурочный и трагический час. Оправданием мне служило только то, что действовал я не из праздного любопытства. До меня доходили слухи, что Наталья выходила замуж, но семейная жизнь не сложилась. И сейчас она, кажется, одинока. Я не видел ее несколько лет и был удивлен происшедшими с ней переменами. Раньше это была очень яркая и жизнерадостная девушка, а сейчас предо мной стояла пожившая и много чего повидавшая женщина с сухим и строгим лицом. Нельзя сказать, что она выглядела старше своих лет, но горе никого не красит, это точно.
