– Речь идет о займе под десять процентов роста, который мой отец предоставил почтенному Гилрою за эту самую крепость Измир.
Каков Гилрой! Морведа даже затрясло от возмущения. Вот и имей после этого дело с эбораками. Еще не просохли чернила на брачном договоре, а он уже умудрился продать крепость будущего зятя, даже не спросив разрешения хозяина. И такой человек рассчитывает породниться с почтенным Морведом?!
– Поскольку права почтенного Гилроя на крепость Измир спорны, – продолжал как ни в чем не бывало Леденец, – то отец считает, что почтенный Морвед вправе рассчитывать на равное с королем Эборакии возмещение убытков. Мой отец предлагает тебе заем в пять тысяч золотых на тех же условиях.
Скажите, как он благороден, этот горданский мерзавец. Впрочем, сумма в пять тысяч золотых достойна уважения. Аквилонцы запросили бы процент по меньшей мере в пять раз больший. Крепость-то они прибрали в свое время к рукам бесплатно. Что, собственно, выиграет Морвед, расправившись с Эшером? Крепость придется вернуть аквилонцам. А что проиграет? Во-первых неизбежна ссора с почтенным Гилроем, и это накануне свадьбы с прекрасной Урсулой, во- вторых, не исключено, что горданец действует с ведома, а то и по наущению Рикульфа из Гитардов, у которого свои счеты с аквилонцами. Выходит, придется ссориться еще и с Рикульфом, а это уже не в интересах Морведа. И наконец: пять тысяч золотых на дороге не валяются, а деньги нужны, на носу свадьба. Морвед из Кимбелинов ни какая-нибудь рвань, невесту должен принять достойно. Свои обязательства перед аквилонцами он выполнил, а то, что эти ротозеи проморгали крепость, исключительно их вина.
– Хорошо, – неожиданно для Кадора согласился король, – я уступаю крепость Измир достойному Эшеру на названных выше условиях.
Леденец протянул ему бумагу:
– Золото будет доставлено тебе уже сегодня к вечеру, почтенный Морвед.
Черт бы побрал этих торгашей с их интригами. Хотя, в данном случае, Морвед остался в барыше. Уважаемый Филон наверняка полезет на стену от огорчения, но так ему и надо паразиту. Ловкий человек, этот горданец, ничего не скажешь. Аквилонцы ему этой ловкости не простят, что, впрочем, тоже на руку Морведу из Кимбелинов – некому будет долг возвращать.
Морвед усмехнулся и, посапывая от напряжения, поставил подпись под договором.
Глава 8
Сговор
Нельзя сказать, что смерть Арвида Гоголандского очень уж огорчила благородного Леира, но задуманный праздник был сильно подпорчен. Какое уж тут веселье, когда на дворе у вас покойник. Черт бы побрал и этого Гоголандского, и этих лесных разбойников, неужели нельзя было свести счеты подальше от Хальцбурга? Леир приказал прочесать всю округу, но больше для очистки совести – убийц уже и след простыл. В двурогих благородный Леир не верил, наверняка смерть старого владетеля дело рук арверагов. Или вестлэндского короля Гольфдана Хилурдского. Недаром же его ближайший подручный Гунар сын Скиольда вынюхивал подробности о скором приезде Арвида. Никак благородных лэндцев мир не берет. Поговаривают, что смерть Гоголандского огорчила Седрика, похоже у короля Октии были на него свои виды, он хотел протолкнуть его на вестлэндский трон. Да не выгорело дело у благородного Седрика.
А девушки хороши, что та, что другая. Благородный Леир не спешил выказывать им своего расположения. Стоит присмотреться к благородным красавицам, да и обстановка вокруг прояснится. Пожалуй, дочка Хилурдского покрепче будет, в глаза смотрит не мигая. А Гоголандская уж больно пуглива, хотя на ее месте испугался бы и мужчина – шутка сказать, голову с Гоголандского сняли чуть ли не у нее на глазах. Так что с выводами торопиться не стоит. Пусть поживут пару месяцев под присмотром Ингерны, заодно попривыкнут к суровому виду будущего мужа. Интересно, пугает ли лэндских красавиц гуярская борода?
Леир усмехнулся собственным мыслям и приподнялся на стременах, вглядываясь в горизонт. Пыль, клубившаяся у кромки земли, могла быть поднята стаей, для которой в это осеннее время была самая пора. Леир покосился вправо – до старой крепости храмовиков было еще далековато. Не слишком ли он увлекся размышлениями, так можно и в лапы монстра угодить.
Леир огрел коня плетью и галопом поскакал вперед. Немногочисленная свита с трудом поспевала за его сильным гнедым конем. До крепости было уже рукой подать, когда Леир внезапно остановил коня. Теперь уже можно было с уверенностью сказать, что впереди не стая, а самый обычный суранский обоз. В такую опасную пору, когда стая бесчинствовала в окрестностях озера Духов, отважиться на путешествие мог только очень легкомысленный человек.
Благородный Леир не ошибся в своих предположениях насчет владельца обоза. Вот уж действительно, дуракам счастье. Надо полагать, этот загорелый голубоглазый юнец родился в рубашке, либо уж очень усердно молила Бога о спасении его мать.
– Кто таков? – Леир небрежно похлопал плетью по запыленному сапогу.
– Хокан сын Эшера, веду обоз из Харога. А ты, вероятно, король Леир Киммаркский?
– Почему ты так решил?
– Короля за версту видно, – усмехнулся белозубый Хокан.
Не так-то он прост, этот суранский купчик, но уж очень самонадеян, даже охрана его обоза была небольшой, всего лишь двадцать узкоглазых и светловолосых варваров из Восточных лесов.
– У меня к тебе письмо, благородный Леир, от почтенного Рикульфа короля Гитардии.
Леир быстро пробежал письмо глазами:
– Рикульф затевает поход?
– Насколько мне известно, поход собирается возглавить достойный Осей сын Вортимера, он созывает под свои знамена гуярскую молодежь.
Скажите пожалуйста – достойный Осей! Леир презрительно скривил губы. Нахальный мальчишка, вот он кто, этот Осей из Кимбелинов. Хотя сам Леир был куда моложе сына Вортимера, когда впервые поймал в паруса ветер удачи. Счастье всегда улыбается молодым и дерзким. Вот и этот купчик проскочил мимо стаи, которая по расчетам благоразумных и предусмотрительных должна была разметать его обоз.
– Достойный Осей собирается выступить весной и рассчитывает, что окты и киммарки, пожелавшие к нему присоединиться, сумеют за зиму добраться до Сурана.
Вольному воля. Благородный Леир не собирался препятствовать киммаркской молодежи в поисках военной удачи. Король небрежно махнул рукой, и суранский обоз привычно запылил по степи. Белозубый Хокан поскакал вперед, нахлестывая коня. Конь был хорош, да и всадник уверенно держался в седле. Леир проводил его глазами и неспеша направился к крепости, где его уже поджидал высыпавший на стены гарнизон.
Благородная Ингерна была недовольна отцом. Можно подумать, что в Киммаркии некому границу прикрыть кроме короля. Что она должна говорить Хельге Хилурдской, которая уже месяц ждет решения своей судьбы? Не говоря уже о Дале Гоголандской, приболевшей после смерти деда, но теперь поправившейся. Не собирается же благородный Леир жениться сразу на обеих, то-то будет сплетен в округе. Кстати говоря, сплетен и слухов вокруг киммаркского трона и без того достаточно. Если благородного Леира не волнует собственное доброе имя, то побеспокоился бы о добром имени девушек, которым еще жить и жить. Да и репутация самой Ингерны подвергается серьезной опасности. Не сводня же она, в конце концов. Если благородный Леир не сделает выбора в ближайшие дни, то благородная Ингерна своей волей отправит претенденток домой.
Благородный Хольдрик сочувственно внимал расстроенной киммаркской принцессе. Положение самого Хольдрика тоже было двусмысленным. Вот уже месяц он торчал в Хальцбурге, формально ожидая выздоровления Даллы Гоголандской, которую вызвался отвезти домой, но, разумеется, и Ингерне, и королю Леиру, и всем окружающим были хорошо известны причины, заставляющие благородного окта все время откладывать отъезд.
Благородный Леир был, казалось, не против родственных уз с благородным Хольдриком, но недвусмысленно дал понять, что окончательное решение за Ингерной. А благородная Ингерна хоть и обращалась с Хольдриком дружески, с ответом не спешила, ссылаясь на предстоящую свадьбу отца. Был момент, когда благородный Хольдрик едва не приревновал будущую невесту к суранцу Бьерну. Уж слишком вольно вел себя мазилка в доме киммаркской принцессы. Но, присмотревшись к избраннице поближе, Хольдрик понял, что эта гордая и высокомерная красавица даже октского вождя не считает себе ровней, что уж тут говорить о простом суранце. Здесь в Хальцбурге Ингерна была настоящей королевой, и не было в городе, да и во всей Киммаркии человека, который осмелился бы пренебречь ее волей. У дочери благородного Леира характер был сильный и властный, настолько властный, что Хольдрик не раз уже подумывал об отступлении. Что он, собственно, мог предложить Ингерне взамен Хальцбурга? Разве что свой не слишком роскошный Фондемский замок в нордлэндском захолустье. Привлечь такую девушку можно только блеском короны, которой у благородного Хольдрика, увы, нет, хотя он пока не потерял надежды добыть ее. Возможно, он напрасно скрывает честолюбивые замыслы от избранницы? Ингерна истинная гуярка, способная поддержать мужа в высоких устремлениях. Король Леир медлит, присматриваясь к будущему зятю и возможному союзнику, так может быть дочь подтолкнет его к более решительным действиям? Седрик метит в императоры всего Лэнда и все меньше считается с Леиром. Такое положение не может устраивать киммаркского короля.
– Король Седрик самый сильный из гуярских королей, – нахмурилась Ингерна.
– Но он не вечен, – совсем не случайно вырвалось у благородного Хольдрика.
Ингерна, как показалось окту, взглянула на него с любопытством. И еще один человек отреагировал на слова, не предназначенные для его ушей. Суранец Бьерн чуть заметно ухмыльнулся в светлые усы. Это ухмылка не понравилась октскому вождю, но он сдержал себя, в конце концов, суранец мог улыбаться своим мыслям, безотносительно к чужому доверительному разговору.
А разговор этот происходил в большом зале нового дворца, который заканчивали расписывать художники. Оттар сидел под потолком и насвистывал под нос веселенький мотивчик. Его брат Рагнвальд трудился внизу, обучая прекрасную Даллу Гоголандскую нелегкому ремеслу художника. Вел он себя, по мнению окта, слишком вольно: левая его рука, обнимавшая девушку лежала так низко, что это место при всем желании уже нельзя было назвать талией. Красавица по этому поводу только розовела, но отнюдь не протестовала. Будь на ее месте гуярская девушка, Хольдрик, возможно, вмешался, но с лэндками иной раз не знаешь, как себя вести, дабы не попасть впросак.
– Ты мог бы попросить своего брата, не столь откровенно обнимать девушку?
Вопрос благородной Ингерны был предназначен Бьерну, сидевшему на лесах всего лишь в двух шагах от рассерженной принцессы, но услышали его все. Даже Оттар свесил голову, любопытствуя. О гуярских кумушках из свиты самой Ингерны и говорить нечего, эти буквально обратились в слух.
Хольдрику показалась, что несчастная Далла сейчас заплачет, от унижения и обиды у нее затряслись губы. Конечно, Ингерне стоило вмешаться, но зачем же так громко, привлекая внимание всех собравшихся в зале.
– Я всего лишь обучаю благородную Даллу искусству рисования, – немедленно отреагировал Рагнвальд. – И очень жаль, что некоторые особы усматривают в этом нечто предосудительное.
– Тебе следует умерить пыл, суранец, – отрезала Ингерна. – Я отвечаю за девушку перед ее родителями, пока она находится в моем доме.
По мнению благородного Хольдрика, прекрасная Ингерна уж слишком многое позволяла суранским мазилкам. Конечно, все трое были умными и воспитанными людьми, но это еще не повод, чтобы сажать их за один стол с гуярами и проводить целые дни в их обществе. Немудрено, что мальчишки обнаглели до такой степени, что стали заглядываться на благородных девушек.
– Кое-кто слишком много мнит о себе, забывая, что рожден в грязи. – Ингерна смотрела при этом не на Рагнвальда, а на невозмутимо продолжавшего
