давились смехом, пряча глаза друг от друга. Прекрасной Урсуле глаз прятать было некуда, и они буквально искрились весельем. Почтенный Морвед счел это хорошим предзнаменованием: в конце концов, если невеста с улыбкой идет под венец, то есть надежда, что семейная жизнь окажется медом.
Торжественность момента едва не нарушила Берника, появившаяся невесть откуда в самый неподходящий момент. Но и на этот раз Хокан не подкачал и на руках унес беснующуюся женщину с глаз долой. Незаменимый он человек, этот суранец.
– Кто эта женщина? – Урсула с любопытством наблюдала за бурной сценой.
Почтенный Морвед поморщился:
– Местная сумасшедшая. Тоже решила поприветствовать будущую королеву Кимбелинии.
– Почему же ей помешали, – удивилась Урсула. – Я бы с удовольствием ее выслушала.
– Думаю, что такая возможность тебе еще представится, благородная госпожа, – усмехнулся почтенный Морвед, предлагая невесте руку.
Долгое путешествие и бурная встреча сильно утомили эборакскую принцессу и, сославшись на усталость и предстоящий завтра трудный день, она отклонила предложение почтенного Морведа, украсить своим присутствием сегодняшний пир. Король Кимбелинии не настаивал: в конце концов, молодая женщина ничего не потеряет, если проведет этот вечер вдали от пьяных рож и грубых речей, коими мужчины подбадривают будущих супругов перед решительным шагом. Впрочем, совсем уж без женского общества не обошлась и нынешняя пирушка. Поскольку благородные дамы отказались разделить ее с достойными мужами, то пригласили менее благородных. Получилось даже веселее и непринужденнее. Особенно усердствовали молодой принц Эдвин сын Гилроя, родной брат невесты, и уже изрядно намозоливший всем глаза Хокан сын Эшера. Почтенный Морвед благосклонно смотрел на проделки молодежи, а все прочие достойные, но уже не молодые люди до того устали за день, что после обильных возлияний не способны были реагировать даже на юбки. Сам король Кимбелинии тоже принял несколько больше, чем это полагалось жениху накануне свадьбы и уснул прямо за столом. После чего он был перенесен с большими предосторожностями в собственную спальню четырьмя гвардейцами под бдительным присмотром Леденца, который в этот день успевал повсюду.
– Не слишком ли ты стараешься? – с досадой заметил Волк.
– Так для тебя стараюсь, – возмутился Леденец.
– Я и вижу. Прямо землю роешь.
Сердит Волк был, конечно, не на Леденца, но, к сожалению, объект его неудовольствия был сейчас довольно далеко. Капризный это был объект, и уж слишком непостоянный в своих решениях.
– Тебе тоже придется поработать этой ночью, – расплылся в сахарной улыбке Леденец. – Нам с тобой придется увезти из города некую Бернику, дабы эта шлюха не испортила предстоящий праздник. Вот бумага за подписью почтенного Морведа, так что никто нам чинить препятствий не будет.
Волк с удивлением посмотрел на Леденца:
– Не понимаю.
– Девушку красть будем? – вежливо полюбопытствовал Леденец. – Или ты собираешься уступить ее дураку Морведу?
– Я предлагал ей побег в пути.
– Молодец, – возмутился Леденец. Ты сорвал бы нам все дело в Арпине. После вашего побега почтенный Гилрой разогнал бы суранскую милицию.
– Она отказалась, – хмуро бросил Волк, – так что и говорить не о чем.
– Мы свое дело сделали, – продолжал Леденец. – Сдали прекрасную Урсулу почтенному Морведу, а куда она исчезла из его дворца, это уже не наша забота. То есть забота наша, но уже в неофициальном порядке.
– А если она не согласится?
– А кто ее спрашивать будет? – удивился Леденец. – Потом спасибо скажет.
– Кому скажет?
– Твой выбор, – пожал плечами Леденец, – твое и спасибо.
Волк огляделся по сторонам: часть гостей уже покинула зал, часть заснула прямо за столом, и только самые выносливые еще продолжали любезничать с девушками, стараясь держаться подальше от светильников. Женские повизгивания сливались с дружным мужским храпом, но эта ночная музыка затухающего пира была только на руку меченым в предстоящем нелегком деле.
Предусмотрительный Морвед выставил охрану у покоев невесты: два осовевших от недосыпа стража важно прохаживались по коридору, стараясь не греметь железом.
– Берника, – тихо позвал Леденец.
Закутанная в длинный гуярский плащ женская фигура вынырнула из темноты навстречу меченому.
– Стража, – негромко предупредила она по-гуярски.
– Стража – это пустяки, – махнул рукой Леденец, – но в ее покоях куча служанок. Хай поднимут такой, что не только пьяные, но и мертвые проснутся.
– Девушек я уговорила, – прошептала Берника. – Заберите эборакскую стерву.
– Стерву заберем, – пообещал Леденец и уверенно двинулся навстречу гвардейцам. Гвардейцы икнули почти одновременно и так же дружно осели на пол. Спеленать их по рукам и ногам было делом одной минуты. Меченые, ни секунды не медля, затащили бесчувственные тела в чулан и аккуратно прикрыли за собой двери.
– Сюда, – кивнула Берника на дверь. Поскольку бывшая пассия почтенного Морведа заранее договорилась с кимбелинскими девушками, то ни одна из них не проснулась – вот она клановая солидарность! И только в спальне Урсулы зашевелилась старая кикимора, оказавшаяся няней принцессы. Леденцу пришлось с ней изрядно повозиться. Удовольствия это ему не доставило, поскольку уж очень стара и костлява была эборакская ведьма. Зато Волк со своей задачей справился куда быстрее: завернутая в плащ Урсула синей гусеницей извивалась у него на плече.
Обратный путь проделали без сучка, без задоринки. Гвардейцам, стоящим у входа, Леденец шепнул пару слов на ухо, и они разразились хохотом, пропустив молодых людей с их драгоценной ношей без задержки. Городские улицы в эту пору были пустынны, только у самых ворот похитителей остановила кимбелинская стража, однако бумага, подписанная почтенным Морведом, позволила меченым без проблем покинуть спящий город.
Оказавшись за стенами Харога Леденец облегченно рассмеялся:
– Развязывай свою красавицу, а то как бы она не задохнулась.
– Негодяй! – это было первое слово, которое благородный Гаук услышал из уст возлюбленной, но не последнее, и, в конце концов, он пожалел, что избавил ее от кляпа. Как вскоре выяснилось, руки прекрасной Урсуле тоже развязывать не стоило, она тут же вцепилась ими в лицо благодетеля.
Леденец едва не задохнулся от смеха, глядя на мучения брата. Прекрасная гуярка выказала недюжинную силу, пытаясь обрести утерянную свободу. С трудом Волку удалось с ней справиться, заключив в объятия, но, видимо, эти объятья не показались девушки сладостными, поскольку она вдруг заплакала навзрыд. Волк рассердился:
– Я тебя отпущу. Возвращайся к своему придурку Морведу.
– Он король, – произнесла Урсула сквозь слезы.
– Как будто король не может быть придурком, – усмехнулся Леденец.
– Не тебе судить об этом плебей.
– Я бы на твоем месте всыпал бы ей десяток плетей, – посоветовал Леденец брату. – Сразу бы успокоилась.
– Обойдусь и без твоих советов, – буркнул Волк.
– Вольному воля, – согласился Леденец. – Только не вздумай отпустить ее раньше времени – провалишь дело.
Леденец поднял коня на дыбы, развернулся и поскакал назад в город, оставив влюбленную парочку, улаживать дела наедине.
Глава 6
Похмелье
Ночной пир сильно отразился по утру на самочувствии многих гостей почтенного Морведа. Леденец с трудом добудился до не протрезвевшего сознания достойного Эдвина сына Гилроя, которому в предстоящей церемонии отводилась немалая роль. Эдвин долго таращил глаза на незнакомого суранца и наотрез отказывался отрываться от колен патлатой красавицы, служивших ему в эту ночь подушкой. Кое-как, с помощью все той же красавицы, вылившей на эборакского принца два кувшина воды, его удалось привести в чувство. Во всяком случае, двигаться достойный Эдвин уже мог, хотя соображал с трудом. После долгих уговоров его все-таки убедили в том, что свадебная церемония без его участия состояться не может, поскольку именно принц Эдвин, замещая отца, согласно обычаю должен публично вручить почтенному Морведу свою сестру. Для поднятия духа сильно страдающего с похмелья принца, Леденец влил в него некоторое количество аквилонского вина. Эдвин ожил, в глазах его появился блеск, хотя походка и осталась неуверенной. В седло, однако, он взлетел соколом. Вся эборакская знать последовала его примеру, кто с большим успехом, кто с меньшим. Карета, запряженная шестеркой лошадей, уже катила к собору. Чтобы не отстать безнадежно, принцу Эдвину пришлось перевести коня в галоп.
– Похоже, моей сестре не терпится стать кимбелинской королевой.
Шутка достойного Эдвина была встречена одобрительным смехом. Свежий утренний ветерок принес облегчение жертвам ночного загула.
Почтенный Морвед, страдающий с похмелья не меньше эборакского принца, а потому мрачный и раздражительный, уже поджидал невесту на ступенях собора. Вся способная стоять на ногах кимбелинская знать толпилась вокруг короля. Несколько уж совсем до неприличия пьяных рож почтенный Морвед велел гвардейцам запрятать подальше в толпу. Все-таки свадьба короля, это не деревенская пирушка, надо же достоинство соблюсти.
В этот раз король Кимбелинии не стал разыгрывать из себя любезного кавалера: дверцу кареты распахнул гвардеец. Принц Эдвин из Эбораков помог сестре ступить на грешную землю. Густая вуаль, в соответствии с гуярскими традициями, закрывала лицо невесты. Эдвину, правда, показалось, что его сестра слегка располнела за ночь, проведенную под крышей дворца почтенного Морведа, но он не придал этому значения. Усилия эборакского принца были направлены на то, чтобы как можно тверже ставить ногу и не оскандалиться в самый ответственный момент. Король Кимбелинии принял руку невесты из рук ее брата. Церемония прошла выше всяких похвал: никто не упал и даже не покачнулся, к большому облегчению собравшихся. Все таки гуяр, он и под венцом гуяр. И кто вообще сказал, что ночная пирушка способна выбить из колеи настоящего мужчину. А то, что почтенный Морвед настоящий мужчина, было видно по тому, как уверенно он вел невесту к грядущему счастью.
Венчание не затянулось. Никто особенно не прислушивался, что там бормочет харогский епископ, каждый был озабочен тем, чтобы не икнуть в самый ответственный момент или каким-нибудь иным неприличным звуком не нарушить торжественность церемонии. Почтенный Морвед даже вспотел от напряжения, и в голове у него прояснилось. С облегчением он произнес свое «да» и почти с ликованием услышал «да» из уст невесты. Оставались совсем уж пустяки: поцеловать законную супругу на ступенях собора при скоплении народа.
