решился после долгих колебаний, похоже откладывалось на какой-то срок. С одной стороны, он почувствовал облегчение, но с другой, ему хотелось, чтобы все это случилось побыстрее. В конце концов, после долгих приготовлений у Кеннета может в последний момент не хватить решимости.
Тах толкнул дверь и первым ступил через порог. Кеннета, шедшего за ним следом, обдало паром таким горячим, что он едва не задохнулся.
– Вперед, благородный король Кеннет, – подбодрил его Тах почти невидимый в полумраке. Кеннет в очередной раз послал его к черту и осторожно двинулся вперед, стараясь не растянуться в полный рост на влажном и скользком полу. Он не сразу понял, что кроме Таха в помещении есть еще кто-то, а когда понял, что эти кто-то женщины, ему сразу же захотелось уйти. Невесть откуда взявшийся Тах подтолкнул его в спину и шепнул на ухо:
– Иди, не бойся. Она сама все сделает.
Кеннет, раскинув руки и с трудом передвигая разом ослабевшие ноги, двинулся вперед и непременно упал бы, если бы ему на помощь не вынырнула из горячего пара чья-то белая рука и не потянула за собой.
– Ложись на лавку, – услышал он чей-то шепот и покорно подчинился.
– Веничком его, – посоветовал из дальнего угла невидимый Тах, – он у тебя быстро дозреет.
Кто-то засмеялся рядом с Тахом, и смех этот был женским. Похоже, меченый время зря не терял. А Кеннет лежал тихо, подставляя под хлесткие удары бока и дозревал. Он не рискнул взглянуть в лицо женщины, да и вряд ли он узнал бы ее в полумраке, но женское тело он видел очень хорошо, оно буквально слепило ему глаза. Он даже не заметил, когда она отложила веник и принялась гладить его тело руками. Из угла, где находился Тах, послышался стон, и Кеннет невольно скосил туда глаза. Пар немного рассеялся, и то, что он увидел, обожгло его сильнее, чем горячая вода.
– Иди ко мне, – шепнула ему женщина, и Кеннет потянулся к ней, привычно повинуясь ее рукам. Никогда он не думал, что чужое тело способно вызвать в нем такую бурю эмоций. Кеннет нырнул в это белое тело, спасаясь от распирающего желания, и на минуту ему показалось, что сердце его остановилось, а потом и вовсе едва не разорвалось от ощущений, лишь угадываемых ранее, но никогда до сих пор не испытываемых во всей полноте.
Кеннет выскочил из парилки растерянный и восхищенный. И еще бог знает какие чувства он испытывал в эту минуту. Голый Тах в обнимку с голой Гильдис Отранской встретили его появление дружным смехом. Меченый протянул ему кубок, наполненный вином. Кеннет осушил кубок с наслаждением, а потом обессиленный опустился на лавку.
– Согрешил, значит, – подвел итог Тах. – Ну, иди греши дальше.
– В каким смысле? – не понял Кеннет.
– В прямом. Ты нам мешаешь.
Кеннет был так доволен случившимся, что думал уже о том, как бы благополучно унести отсюда ноги, но Тах, похоже, считал, что все еще только начинается.
– Ты хоть поблагодари женщину, зря, что ли, она для тебя так старалась.
Гильдис Отранская захлебнулась смехом и уткнулась лицом в плечо Таха. Вот бесстыжая девка, стоит голая, ржет как кобыла и не капли смущения на лице. И меченый тоже хорош…
– Вот вам и благородный король Кеннет, – сказала Гильдис отсмеявшись. – Изменил жене и ни тени раскаяния на лице.
– Ты не суди его, благородная Гильдис, – протянул Тах голосом очень похожим на голос старого Эйнара Саарского, – все, что ни делает государь, делается исключительно для блага государства.
И оба они едва не поползли под лавку от смеха. А Кеннет едва не задохнулся от возмущения. Уж кто бы его судил, только не эти двое.
– Иди, женщина заждалась, – посоветовал ему Тах сквозь смех. – Потом оправдаешься.
– Чтоб вы провалились со своим дурацким смехом!
Рассерженный не на шутку Кеннет толкнул дверь и не сразу понял, что перед ним стоит Кристин. А понял, когда его обдало жаром с ног до головы. Пар почти рассеялся, открывая его взору тело вызывающе прекрасное в своей бесстыжей наготе.
– Нехорошо, государь, искать утехи на стороне, имея рядом законную жену.
Кеннет вдруг хрюкнул от смеха и прижался лицом к смеющемуся лицу Кристин. На этом и закончилось первое любовное приключение благородного короля Кеннета.
Глава 7
Дела семейные
Владетели Ожский и Ульвинский вернулись из Сурана в самом конце лета с большим хлебным обозом, но утешительных вестей не привезли. На землях Храма не было мира, как не было и понимания надвигающейся опасности. Суранские города враждовали друг с другом, со степняками, с варварами восточных лесов, по храмовым землям гуляли бесчисленные банды, а тут еще и стая, изменив веками протоптанный маршрут в сторону Лэнда, обрушилась на юго-западные области Сурана.
С хлебом Бесу помог старый знакомец хан Дуда, но ни о каком военном союзе против гуяров он и слышать не хотел, в близкую опасность не верил. Разоренный войной Лэнд его не прельщал, куда выгоднее и безопаснее было трясти суранские города, которые без проволочек откупались от степняков дарами, а то и нанимали их для разборок с бандами. Кроме того у хана были свои соперники в степи и за ними нужен был глаз да глаз. Словом, Дуда посочувствовал лэндцам, поцокал языком, посодействовал в приобретении зерна и даже предоставил охрану для хлебных обозов, но рассчитывать на него в борьбе с гуярами не приходилось.
– Боюсь, что с владетелями у нас будут неприятности, – сказал грустно Отранский. – Агенты Олегуна не теряли времени зря. Как бы владетели не договорились с гуярами нашими головами.
– Понять нордлэндцев и вестлэндцев можно, – вздохнул Ульвинский, – наши земли и замки пока при нас, а им терять уже нечего и нечего защищать.
– А что доносят твои лазутчики, благородный Гаук? – спросил Бес.
– Почти уже решено, что императором гуяров выберут Конана из Арверагов. Конан горячий сторонник похода в Приграничье и далее вглубь Сурана. Все новые и новые гуярские корабли прибывают из-за моря, и прибывшие хищники ждут своей доли добычи.
– Быть может, стоит договориться с гуярами, – осторожно заметил Эйнар Саарский, – и пропустить их через земли Приграничья в Суранские степи.
Отранский кивнул головой:
– Я посылал людей к знакомому вам Родрику из Октов, как мне кажется, он непрочь договориться.
– Так в чем проблема? – удивился Ульвинский.
– Проблема в том, что далеко не все гуярские вожди согласны с Родриком, большинство стоит за войну.
– Было бы безумием со стороны гуяров уйти в Суранские степи, оставив нас за спиной, – спокойно сказал Бес Ожский. – Надо полагать, что Конан из Арверагов это понимает. Я не против переговоров с Родриком, но следует быть готовым к любому повороту событий.
Сигрид ревниво наблюдала за Бесом Ожским, склонившимся над колыбелью. Может быть, кому-то это и покажется смешным, но она не считала его отцом Рагнвальда и Оттара, хотя и не отрицала, что родила их именно от него. Конечно, она проявила слабость в ту ночь, да еще и пыталась скрыть это от самой себя. Сейчас, вспоминая об этом, Сигрид испытывала неловкость – в ее-то возрасте разыгрывать из себя невинную дурочку. Но пусть этот человек не думает, что занимает в сердце благородной Сигрид хоть какое-то место. Союз – да. Но не более того.
Наверное, Бес не был ей совсем уж безразличен ни в полузабытые дни их юности, ни потом. Если бы в ту ночь, когда оскорбленная Гарольдом, она приехала в Ожский замок, к ней бы пришел любовник, а не насильник, кто знает, как бы сложились их отношения. Но тогда он не желал ее любви, он жаждал мести. И отомстил подло и низко. Как только может отомстить мужчина женщине. И разлучил ее с Оттаром. Две ночи она провела с Бесом Ожским и родила ему троих сыновей, без любви, без нежности. Он предпочел пустить в ход силу, обман и колдовство в придачу. А чем еще прикажете объяснить ее не раз уже проклятую слабость в ту ночь, когда были зачаты близнецы. Наверное, по большому счету, этот человек был вправе отомстить и ее отцу Бьерну Брандомскому, и ее мужу Гарольду Нордлэндскому, но этот большой счет не для благородной Сигрид.
В любви меченого Сигрид не сомневалась, но уж очень странной была эта любовь, рождавшая в ее душе протест и возмущение и против него, и против самой себя, которая хоть и не отвечала, но позволяла себя любить. Кое-чего этот человек от нее уже добился и почти без ее согласия. Недаром же его называют Черным колдуном. Меченый ей действительно нужен, но вовсе не как женщине, а как королеве. И, пожалуй, стоит ему сказать об этом прямо.
– Мне нужны деньги, владетель Ожский.
Бес оторвался от колыбели и удивленно посмотрел на женщину:
– Все доходы Ожского замка в твоем распоряжении.
– Деньги нужны не только мне, они нужны Отранскому.
– Почему же благородный Гаук сам не попросил их у меня?
– Благородный Гаук считает, что любовнице Беса Ожского сделать это гораздо проще, – зло проговорила Сигрид. – Все они считают Сигрид Брандомскую потаскухой, которая отдается меченому за золото и за помощь в спасении государства.
– И ты позволяешь им так думать?
– Позволяю, – надменно вскинула голову Сигрид, – потому что это правда. Королевы ничем не отличаются от прочих женщин, и когда им платить нечем, они платят своим телом.
– Положим, ты платишь не слишком щедро, – усмехнулся Бес.
Сигрид уже подняла руку, чтобы влепить ему пощечину, но передумала. В конце концов, он впервые недвусмысленно высказался о своих желаниях, хотя и в издевательской форме. Но от Беса Ожского большего ждать, пожалуй, не приходилось.
– Так ты дашь золото? – спросила она с вызовом.
– Дам конечно, – легко согласился он.
Сигрид была разочарована, и тут же рассердилась на себя за это неуместное разочарование. Неужели ей действительно хочется, чтобы этот двусмысленный разговор продолжался дальше?
Бес, как ни в чем не бывало, расположился в кресле у камина и пристально смотрел на Сигрид насмешливыми темными глазами. Самым умным было бы выставить его за дверь, но у нее накопилось к нему слишком много дел, так что приходилось терпеть его вызывающее поведение.
– Твой сын Тах спутался с Гильдис Отранской, это может не понравится благородному Гауку, а ссора с ним нам сейчас ни к чему.
– Но это ведь, кажется, вполне соответствует планам покойного Лаудсвильского, о которых он мне неоднократно намекал.
– Я рада, что ты даешь согласие на их брак.
