– Знаешь что, Свет, – сказал Саша, садясь в машину после заправки, – я думаю, нам с тобой надо для начала съездить на место происшествия. Может, у тебя какие-то мысли появятся?
– Хорошо, – кивнула она.
На дороге, кроме поломанного ограждения, ничего не говорило о произошедшей на этом месте страшной аварии. Света долго задумчиво бродила туда-сюда, потом спустилась в кювет и пропала в кустах. Саша, чтобы не мешать ей, сидел в машине и курил. После пятой сигареты Света появилась метрах в пятидесяти впереди и слабо махнула рукой: сюда.
Лицо ее было зеленовато-бледным, глаза с огромными зрачками слезились.
– Света, ты нормально себя чувствуешь? – испуганно спросил Саша.
– Нормально, нормально, – тихо ответила она. – Я, кажется, что-то нашла...
– Что?
– Не знаю. Чувствую какой-то слабый след... – Света махнула рукой, Саша вышел, последовал за ней. – Вот здесь... здесь лежал ребенок... – Саша немного испугался Светиного голоса. Жуткий, глухой, практически без интонаций, кажется, именно такой и называется загробным. – А перед этим он... летел... из машины, наверное... лежал недолго... подняли... понесли... – Света, как сомнамбула, двинулась через кусты. Саша рванулся за ней, потом вспомнил, что не закрыл машину, бросился назад, заметался. Плюнул на машину, догнал Свету. Тихо пошел сзади, лишь иногда вздрагивая, когда ветки слишком уж сильно хлестали по ее лицу. Она этого, кажется, и не замечала.
Метров через двести они вышли на тихую улицу. Здесь Света немного замешкалась, постояла, наклонив голову, повернула направо. Пошла вдоль домов, время от времени останавливаясь, словно прислушиваясь к какому-то своему внутреннему голосу.
– Ах, черт, там же Юрий Адольфович в машине остался! – вспомнил Саша. – Надо было его с собой взять!
Около четвертого или пятого дома Света резко остановилась.
– Здесь, – слабо махнула рукой и покачнулась. Саша еле успел подхватить ее, чтоб не упала.
– Света! Тебе плохо? – Он ужасно испугался. Ему и самому было как-то не по себе: колотилось сердце, не хватало воздуха. – Постой здесь, я сейчас пригоню машину. Сможешь постоять?
Света кивнула. И тут, на их счастье, на другом конце улицы показался Серебряков. Саша замахал руками со скоростью ветряной мельницы в ураган. Гришка подбежал, испуганно глянул на Свету:
– Что случилось?
– Потом объясню. Гриша, стой здесь, держи Свету, я – за машиной! – Саша рванул обратно на дорогу. Теперь уже он не обращал внимания на злые плети кустов, хлещущие по щекам. Выскочил на шоссе чуть дальше, чем рассчитывал, подбежал к машине.
– Скорее! – почему-то выкрикнул букет. – Торопитесь!
Машина взревела, срываясь с места. Саша, к счастью, еще раньше заметил съезд с дороги, поэтому, не петляя, буквально через минуту выскочил на ту самую улицу.
– Умоляю, поторопитесь! – кричал Юрий Адольфович, подскакивая на сиденье. – Она может в любой момент потерять сознание и снять блок! – Сашу колотило, как в лихорадке. Подъезжая, он увидел, что Света сидит на траве, а рядом бестолково топчется Серебряков. Резко затормозил, подняв огромный клуб пыли, выпрыгнул из машины. – Света, Света, не волнуйся, Света мы его нашли? – Она смогла слабо кивнуть. – Он в доме? – Еще кивок. – Света, не волнуйся, все нормально, твоя задача сейчас – только держать блок, слышишь, Света? – Он схватил ее ледяные руки, сжал их и, чувствуя, как за спиной разверзается уже черная ненасытная пропасть, быстро-быстро заговорил: – Держись, Светило, держись, ведь, если не мы, то – никто, понимаешь, никто не сможет помочь, пожалуйста, держись, я верю в тебя, я люблю тебя... – Саша вскочил и, почти не видя ничего вокруг, бросился вперед, сорвав с петель ветхую калитку. Словно кто-то вел его слабеющей рукой – он вбежал в дом, безошибочно повернул направо, проскочил почти пустую кухню, ворвался в комнату. Испуганно вскрикнула женщина, не успевшая заслонить собой лежащего на кровати ребенка.
Розовый улыбающий младенец, пуская слюни и взбрыкивая ножками, лежал на кровати. Именно такой, каким себе его и представлял Саша. Симпатичный, смешной. И совершенно безобидный. Стоявшую рядом женщину Саша не успел разглядеть. Так, что-то маленькое, до смерти напуганное, в сером платьице.
– Не забирайте его... – тихо сказала женщина. И Саша моментально понял и этот просящий тон – разве так скажут о родном? – и заметил разные пеленки: рядом со сложенными стопкой ветхими, застиранными, явно, нарезанными из старых простыней, лежали тоненькие, дорогие, с кружевами и вышивкой. Вышивкой? Словно специально для Саши, снизу высовывался уголок с престранным рисуночком. Что за мастерица вышивала это маленькое ухо с выползающей из него змейкой? “Знак – змея”. Вот оно, недосказанное пророчество отца Евгения... Словно боясь прикасаться к детскому тельцу, Саша быстро и неловко завернул ребенка в пеленку, схватил и выбежал на улицу.
Саше показалось, что с ним снова сыграли шутку с перемещением и за дверью оказался другой мир.
Да нет же, все тут, кажется, на месте. Та же улица, Сашина “Тойота”, Света сидит на траве с бесконечно усталым лицом... Что же изменилось?
Да все. Все, мужики, стало вдруг лениво-простым и безразличным. Молчал букет, стоявший на заднем сиденье машины. Серебряков протягивал Свете кружку с водой. На соседнем дворе загорелая тетка в сарафане, с любопытством оглядываясь, развешивала выстиранное белье. Возились в пыли шустрые деревенские воробьи... А самое главное – исчезло ощущение бездонной черной пропасти за спиной.
– Ну, что, космонавт нашелся? – весело спросил Серебряков, подходя к Саше. – Э-э-э, капитан, я вижу, тебе уже и автограф дали... – Ребенок разулыбался, продолжая писать на Сашину рубашку.
Как вам такой поворот? Герой в мокрой рубашке. На руках у него гулюкает новоявленный Антихрист. Рядом в траве сидит любимая ведьмочка. Жутко переживает превращенный в букет цветов гениальный музыкант. И все мы со страшной силой радеем за судьбу родного человечества. Да нет, почему же юродствую? Просто пытаюсь объяснить, как все выглядит со стороны.
– Какие же мы все-таки дураки, – сказал Саша, перекладывая ребенка в руки упирающемуся Серебрякову. – Неси его в дом, сейчас разбираться будем.
– А чего тут разбираться? – Гришка перехватил младенца под мышки. – Если у тебя не очень мокрые руки, можешь достать у меня из кармана факс от Грым-мов. Компьютерная реконструкция аварии показала, что детское сиденье от удара просто вылетело из машины и плавненько урулило в кусты.
– Угу, угу, – покивал Саша, – урулило.
– ...где и было найдено гражданкой Ляпиной, – казенным тоном закончил подошедший лейтенант Миронов и строго посмотрел куда-то мимо Саши. – Нехорошо, гражданочка Ляпина, нехорошо! Зачем вы ребенка прикарманили? Опергруппа из Питера тут с ног сбивается, ищет, а вы себе и в ус не дуете! Вы знаете, чей это ребенок? – На его строгий выговор никакой реакции не последовало, и Миронов вполголоса пояснил для Саши: – Я думаю, она и вправду не знала, чей он. У нее и телевизора дома нет. Одинокая она. Верующая. Муж три года как умер. Нашла ребеночка, вот и обрадовалась. А соседям сказала, что сестра у нее в Балашихе заболела, за мальцом некому ухаживать. – Загорелая тетка, та, что только что вешала белье, с любопытством прислушиваясь, уже стояла у калитки.
– Гриша, разбирайся тут сам, – устало произнес Саша и повернулся к Миронову. – Руки где можно помыть?
– Ей за это что-нибудь будет? – спрашивала Света, сидя в светлой уютной кухне дома у лейтенанта Миронова.
Полчаса назад они проводили Серебрякова, Козлодоева и младшего Кашина в Москву, надавав кучу ценных указаний по работе с младенцем. В Москву, потому что, во-первых, “дело космонавта” приняло, по слухам, серьезную политическую окраску. А, во-вторых, Саша совершенно себе не представлял, что теперь делать с этим ребенком, раз уж не удалось его придушить сразу.
– Бу-удет! Конечно, будет! – важно отвечал Миронов, пытаясь размешать в чае восьмую ложку сахара.
Света переводила тоскливый взгляд с него на Сашу, потом в окно – на гулявших по двору кур, потом снова – на Сашу. Где-то у соседей надрывно лаяла собака. Из стоящего на допотопной этажерке
