любит становиться дурным вестником.
– Я узнал, что моя невеста меня ждет, – улыбнулся Робер. – Эта новость не может быть плохой.
– Как сказать, сударь, – не согласился адвокат, – невесты бывают всякими, а жены – тем более. Я искренне надеюсь, что святой Оноре и молитвы Жозины сохранят вас от неудачной женитьбы.
Если б Робер разливал вино, вину пришел бы конец. Повелитель Молний оторопело уставился на гостя, а тот как ни в чем не бывало вытащил второй футляр.
– Мой друг привез еще одно послание.
– Благодарю… Я не думал, что жду именно вас.
– Жизнь непредсказуема, – адвокат вздохнул и еложил руки на объемистом животе, – в этом и состоит ее главная прелесть.
Робер не стал спорить, он просто взял письмо. Подписи не было, но почерк был знаком, хоть и стал тверже и проще. Лионель, в отличие от брата, писал матери много и охотно, а графиня Савиньяк показывала письма друзьям из Эпинэ. Тогда все они были друзьями, а теперь? Не враги, и на том спасибо…
О том, что одним прекрасным утром королева на портрете в приемной деда обзавелась бородой и усами, а король – цветастой юбкой, знали только дед, отец и вызванные на дознание Робер с Мишелем. Мишель сознался, и дед успокоился. Про мирно спящих в южном крыле гостей никто и не вспомнил… Эпинэ отложил письмо:
– Человек, назвавший известное мне и графу имя, – вы. Я вас слушаю.
– Извольте. – Адвокат больше не улыбался. – Упомянутый вами граф предлагает то, что уже косвенно одобрено вами и вашим ближайшим помощником, а именно договор, согласно которому Старая Эпинэ и примкнувшие к ней графства получают совершенно определенные права. Граф не сомневается, что регент Талига, будет ли им Рудольф Ноймаринен или же Рокэ Алва, подтвердит взятые маршалом обязательства, о чем вы будете тотчас уведомлены.
Маршал принимает на себя полную ответственность за безопасность тех, кто восстановит законный порядок в Олларии, ее ближайших окрестностях и Старой Эпинэ. Разумеется, ни о каких преследованиях участников восстания, вызванного преступным и недальновидным управлением губернатора Колиньяра, не может идти и речи.
Теперь о лицах, за которых вы ходатайствуете. Отъезд ее высочества Матильды Алати, Удо Борна и Дугласа Темплтона делает ваше требование в значительной степени беспредметным, однако маршал, не зная всех обстоятельств, ручается за их жизнь и безопасность. Более того, Борну и Темплтону не будут предъявлены обвинения за участие в мятежах Карла Борна и Эгмонта Окделла. Последнее относится и к вам.
Что касается Ричарда Окделла, то, по мнению маршала, его следует для его же пользы заключить под стражу. Если вы с этой мерой не согласны, герцог Окделл останется на свободе, но за все, что он при этом совершит, ему придется ответить в соответствии с военным временем и законами Талига. Прежде чем перейти к последнему и самому сложному вопросу, я хотел бы услышать ваше мнение о первых предложениях маршала.
– Мэтр Инголс, сначала я хотел бы узнать, как давно вы получили эти письма.
Юрист усмехнулся и приподнял бокал:
– Когда мы беседовали в прошлый раз, они были со мной. Я получил их ранним утром.
– Чего вы ждали?
– Конца процесса, разумеется. Кроме того, мне следовало, уж вы меня простите, проверить вашу добросовестность. Я заговорил с вами об отторжении земель. Если б мои советы всплыли на суде, письма отправились бы в огонь.
– Понимаю, – Робер опрокинул бокал, не почувствовав вкуса, – вы бы убедились, что я двуличная тварь, хотя ваша проверка била не только по мне, но и по Алве.
– Вы ошибаетесь, – покачал головой юрист, – то, что в гальтарских законах обвинители, в отличие от обвиняемого, не смыслят ни кошки, было очевидно еще до начала процесса. Если б Джаррик использовал мои слова, Алва из него сделал бы фрикасе. Я ответил на ваш вопрос?
– Да. – Робер взглянул в медвежьи глазки и медленно произнес: – То, что вы нам предлагаете, не просто хорошо, но очень хорошо. Я был бы глупцом, если бы хотел ббльшего. Что до Дикон… до герцога Окделла, Карваль передаст герцогу Придду мою просьбу доставить Ричарда в Ноймаринен. Если маршал Савиньяк походатайствует о снисхождении… О том, чтобы до конца войны с Диконом ничего не случилось…
– Можете быть спокойны, – заверил мэтр. – Ноймаринен отложил наказание даже Манриков и Колиньяров, а их вина очевидна.
– И все же я просил бы Лионеля… графа Савиньяка написать регенту.
– Он напишет, – заверил мэтр. – Таким образом, остается признать, что во всем, что не касается судьбы Ракана, мы сошлись. Теперь самое неприятное. Ни маршал, ни регент не могут обещать жизнь и свободу Альдо Ракану. Если бы маршал пообещал вам подобное, вы имели бы все основания заподозрить его во лжи. Единственное, в чем вы можете быть уверены, так это в том, что судьбу господина Ракана определит не месть, а закон и здравый смысл. Ваше здоровье, герцог!
Вот и все. Слово сказано. На одной чаше жизни южан, Дикона, того же Дэвида, может быть – Марианны, на другой – человек, называющий тебя другом, только вот дружба для него не значит ничего. Как и любовь, благодарность, совесть…
– Я знаю, что Альдо не любят, – начал Робер и замолчал, не представляя, что говорить дальше.
Я не знаю, за что этого господина не любят другие, – пришел на помощь мэтр, – лично мне он неприятен за сочетание жестокости, безответственности и уверенности, что чем подлее выбранный способ, тем большей удачей он обернется. Такой человек не может быть ничьим другом, и все данные ему обязательства ничего не стоят, так как не являются обоюдными.
Возразить было нечего, но от адвокатской правоты легче не становилось. Альдо мог быть каким угодно… Он разбил любовь Матильды, потерял Мэллит, Удо, Дугласа, но они не ударили в спину. Они могли уйти, ведь за ними никого не было… Робер тронул браслет:
– Мэтр Инголс, вы – замечательный защитник. Может быть, лучший из ныне живущих. Я ценю вашу помощь и ваши советы, но ни один адвокат не защитит человека от самого себя. Я знаю, каков Альдо, и знаю лучше вас, но меня это не оправдывает.
– Значит ли это, что вы не настаиваете на сохранении Альдо Ракану жизни и свободы любой ценой? – Мэтр был само равнодушие, и Робер был за это только благодарен.
– Не настаиваю. – Эпинэ оттолкнул бокал, словно он мог обжечь. – Что мне следует делать?