правоту, и тогда Санаубар, желая им счастья, постаралась примирить их и погасить пламя вражды. Она стала увещевать и наставлять их, усмирила взаимный гнев и направила стороны к примирению, заставив их снять покрывала с лиц, чтобы они увидели красоту друг друга. Царица, увидев лицо шахзаде, который был облачен в роскошные одеяния и блистал, словно солнце, в мгновение ока влюбилась в него, не задумываясь, поместила свое сердце, словно камень в перстне, в кольцо его локонов. Устыдившись, она уставилась в землю, прекратила упреки и укоры, отдала ему свой царский венец и мантию, а сама облачилась невестой и села в закрытый паланкин.
Так Фаррухфал благодаря стараниям Джафара, сначала отведав горечи страданий и тягот, испил напиток желания и обнял свою желанную возлюбленную. А Джафар с разрешения своего властелина женился на Санаубар и тем самым заставил ее древо плодоносить. Он был назначен первым везиром, и все государственные дела были доверены ему.
Рассказ о купце Азизе, которым овладела пустая мечта, о том, как он ради страсти пустился странствовать по пустыням, повидал много чудес и стал в конце концов отшельником
Те, кто украшает предания, словно машшате невесту, разубрали этот удивительный рассказ и открыли его взорам, чтобы заслужить похвалу.
Рассказывают, что в городе Удджайне жил купец по имени Азиз. Чаша его жизни, была до краев полна жизненными благами, кубок его достатка переливался богатством, ибо он получил хорошую долю в сокровищах этого мира и был безмерно богат. Все его желания были исполнены, и он лишь вдыхал ароматные благовония жизни. На его помыслы, словно на диск солнца, не садились пылинки огорчения, зеркало его мыслей, словно поверхность луны, не знало ржавчины злоключений [173]. Небо расстелило ковер его счастья в доме благополучия, а сама судьба просила у него подаяния. На поверхности земной не было таких сокровищ, которыми он не владел бы, а на изумрудном небе не было начертаний, которые противоречили бы его желаниям. Все свое время он проводил на пирах, наслаждаясь музыкой, всегда возлежал он на ложе счастья, держа в объятиях красавицу-удачу. Натура его была подобна цветущим базиликам, а роза его сердца непрестанно расцветала под ветром преуспевания.
Однажды Азиз устроил роскошный пир и созвал своих друзей. Они пили из блестящих хрустальных кубков багряное вино во здравие друг друга. Азиз, полагая, что золотой кубок небес полон до краев вином его счастья, был опьянен довольством. И вот, когда веселье было в самом разгаре, в дом вошел какой-то чужестранец и сел в сторонке, бросив на пирующих горестный взгляд, застонав и проливая из глаз жемчужины слез, так что застольное веселье обернулось грустью. Все тяжко вздохнули, жалея его. Азиз также огорчился и стал расспрашивать чужестранца. Но на все расспросы тот отвечал только молчанием, и это повергло всех в еще большее изумление, а Азиз забеспокоился и решил не отставать от юного чужеземца. Он так умолял его поведать, из-за чего тот страдает, что заставило его так мучиться, что юноша вынужден был раскрыть уста и заговорить.
- Хотя твоя просьба, - сказал пришелец, - трудна и обременительна и я твердо убежден, что исполнение ее не принесет тебе пользы, но, коли ты так настаиваешь, мне ничего не остается, как поведать тебе частицу своей тайны и слегка приподнять завесу над ней. Да будет тебе известно, что у меня было столько богатств, что самый искусный математик не мог перечесть их. Однажды по совету купцов я с партией товаров отправился в Каннаудж в поисках прибыли. Многие знаменитые купцы сочли за честь войти в мой караван и присоединились ко мне. К несчастью, в четырех переходах от Каннауджа я со своими товарами отстал от каравана и затерялся в пустыне, где и не пахло человечьим жильем. Повсюду расстилалась устрашающая пустыня, и нить моих надежд на жизнь стала рваться. Расстроенный и встревоженный, я с утра до вечера бегал по сторонам, но так и не нашел дороги. Каждый миг мне слышались какие-то страшные звуки, от которых сердце мое замирало, ежеминутно перед глазами моими являлись какие-то страшилища, так что душа моя холодела. После захода солнца, когда проявилась чернота ночи и пустыня уподобилась бушующему морю, волны которого, казалось, похищали с неба созвездие Рыбы, когда ветви деревьев под порывами ветра касались земли, а по земле, словно волшебные змеи Фараона, неслись струи пыли, готовые поглотить весь свет, я уже приготовился к гибели, всецело положившись на волю судьбы, и сел под деревом в ожидании смерти. От страха и ужаса я так трепетал, что мои суставы и кости чуть не разлетались в разные стороны. Наконец, ветер донес до моего слуха звуки человеческих шагов. Я стал осматриваться и увидел вдалеке человека, который двигался быстро, словно на крыльях. А я был убежден, что в той безжизненной пустыне не может обитать человек, и потому решил, что это див или гуль, вознамерившийся погубить меня. Я тотчас спрятался в яме и скрылся под кустами, как напуганная птица от сокола, и стал молить бога сохранить мне жизнь. А тот человек прямо направился к яме и закричал: «Кто ты? Что делаешь в этой гибельной пустыне? Может быть, ты див, совращающий добрых людей с пути, чтобы погубить их в этом ужасном месте?» От страха слова у меня застревали в горле, зубы отбивали дробь, я оцепенел, словно безжизненный труп. Мое молчание распалило пришельца, на его челе появились приметы гнева, и он закричал мне страшным голосом: «Живо отвечай, кто ты такой, а не то я разлучу твою голову с телом!» Я, трепеща за свою жизнь, решился ответить. «О благородный муж! - сказал я. - Не гневайся и не сердись, я - человек, по воле обманчивого неба я отстал от своих и обрек себя на скитания по этой гибельной пустыне. Теперь я сам не знаю, как мне быть и как выбраться отсюда на торный путь. Ради бога, сжалься надо мной и моей незавидной долей, подай мне руку помощи, как подобает благородным мужам, и укажи мне дорогу, уподобившись Хызру, чтобы я мог присоединиться к своим товарищам, а потом и вернуться домой, к родным и семье».
- Когда тот юноша узнал о моем печальном положении, - продолжал чужестранец, - туча его гнева рассеялась, в нем проснулась жалость, и он сказал мне: «Успокой свое сердце и не страшись смерти, ибо ты уже покинул гибельные места и выплыл из смертельной пучины на берег благополучия. Здесь неподалеку расположен прекрасный город, окрестности его услаждают душу, словно райские сады, жители его, подобно обитателям рая, готовы обласкать и утешить каждого пришельца. На каждой улице там расставлены яства, дома чисты, а рядом с дворцами картины Мани кажутся жалкой копией. С давних пор этот город называют Луубат-баз [175], а я служу там привратником, и мне завидуют даже обитатели рая. В городе столько прекрасных дворцов, обитатели его так похожи на райских гурий и прелестны, а сады так радуют глаз, что меня называют Ризваном Луубат-база. А теперь торопись и следуй за мной быстрее ветра, и тогда ты спасешься из этой гибельной пучины и прибудешь в тот райский город, где сможешь отдохнуть на ложе неги».
- Я поверил его ласковым словам и утешительным речам, - рассказывал чужестранец, - помолился богу за него и поспешил за ним, словно тень, и вот мы прибыли к воротам города. Когда я осмотрелся по сторонам, то моему изумлению не было предела, мне показалось, что это вышний рай.
Чужестранец довел свой рассказ до этого места, как вдруг с крыши свалились два кота, сцепившиеся в яростной схватке. Пирующие, которые сидели, не ведая о хитрых проделках неба, и внимали рассказу юного чужестранца, целиком превратившись в слух, повскакали с мест, устрашенные визгом котов, и бросились наутек, словно испуганные петухи. А чужестранец под общий переполох скрылся. Азиз, когда опомнился, огорчился безмерно, что чужестранец исчез, не докончив своей истории, и им овладело мучительное беспокойство. Чужеземца искали повсюду, но его и след простыл, он исчез, словно волшебная птица Анка. А желание Азиза узнать конец повествования превзошло всякую меру, покой покинул его, и, оказавшись во власти смятения и тревоги, он решил отправиться в Каннаудж. Как ни отговаривали его
