обгоняя ветер. От страха перед дивом я бежал без передышки ровно три дня и три ночи и прошел немалый путь, но все еще не обнаружил людского жилья. Я шел ужасной долиной, где не было даже намека на спасение, от голода и жажды я лишился сил и, наконец, свалился, словно мертвый, на склоне горы. Тут я посмотрел вперед и увидел что-то напоминающее снежно-белую циновку. Я очень взволновался, вскочил на ноги и поплелся в том направлении. Светлое пятно оказалось белой травой, напоминающей камфару, которую какая-то птица расщепила на тонкие полосы, расстелила по земле и снесла туда семь яиц величиной с тыкву каждое. Яйца были самых разных цветов. Умирая от голода, я счел эту находку манной небесной и начал есть по одному яйцу в день. На седьмой день у меня стали расти крылья и перья, словно трава из земли, вскоре я совсем превратился в птицу и почувствовал, что могу взлететь. Я дивился своему разноцветному оперению, которое в лучах солнца играло всеми цветами радуги, а также тому, как пестра и капризна судьба. Я взлетел в воздух, надеясь увидеть с высоты людское жилье, стал подниматься все выше и, наконец, заметил вдали какое-то селение. Я полетел в том направлении и опустился осторожно на дерево, которое росло поодаль от города. Меня увидела издали толпа людей, но они испугались моего странного вида. Одни считали меня чудом, другие - напастью, и поэтому никто не смел приблизиться ко мне. Наконец, после долгих рассуждений и советов они порешили на том, чтобы подстрелить меня из ружья. Один из тех людей собрался осуществить этот замысел, поднял ружье и собирался Уже запалить фитиль и свалить меня с дерева в пучину небытия. Тут уж я в ужасе закричал: «Не торопись! Подумай сначала, я ведь человек!»
Услышав мои слова, стрелок изменился в лице, его охватил ужас, он бросил ружье на землю и пустился наутек. Остальные последовали его примеру. Они прибежали к правителю города и рассказали ему о чуде, и вот он во главе большого отряда пеших воинов выступил из города и направился ко мне. Дерево окружили плотным кольцом, и правитель приказал убить меня, хотя я ни в чем не был виновен. Но по счастливой случайности среди собравшихся я увидел одного знакомого юношу. Я решил воззвать к его великодушию, попросил подойти поближе и стал умолять его спасти меня. Сначала этот юноша очень боялся и не хотел приближаться ко мне, но я стал напоминать ему наши встречи и совместные похождения, и он тогда поборол страх и с опаской стал поближе. Я рассказал ему свою историю от начала до конца. Удостоверившись в правдивости моих слов и освободившись от страхов, он пошел к правителю и, передав ему мой рассказ, получил от него прощение для меня, а потом пришел ко мне с приятной вестью. Я, видя, что мне ничто уже не угрожает, сполз с дерева и отправился к правителю. Я воздал ему подобающие почести, стал восхвалять его. Люди, видевшие меня, громко выражали мне сочувствие. И вокруг столпилось столько народу, что я уже не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Правитель же поместил меня в уединенной комнате, обеспечил едой и питьем. Спустя семь лет подул ветерок божественных милостей, мои трудности стали ослабевать, перья мои начали осыпаться, и вскоре на мне не осталось ни одного пера. Я вернулся в прежнее состояние, и все мои страдания обернулись радостью. Иными словами, я вылечился в божественной лечебнице, и болезнь моя сменилась полным выздоровлением. Я попросил правителя отпустить меня и двинулся в путь, желая вернуться в родную страну. Я недолго пробыл в пути и в скором времени оказался у себя дома.
Когда первый юноша довел свой рассказ до этого места, второй товарищ, который не знал никаких недостатков в искусстве изложения и выражения тонких мыслей, пустил коня речений вскачь по ристалищу слога и так рассказал о том, что приключилось с ним.
Рассказ второго товарища
- Однажды, - начал он, - по воле судьбы, от сетей которой сердцу человека не спастись, я поселился в городе Сринагаре. И вот как-то по свойственной человеку слабости я отправился на базар, беззаботно прогуливаясь по рядам и наблюдая за ремесленниками, которые сидели у своих лавок и занимались делом. Для меня это был цветник жизни, и я смотрел на них, стараясь извлечь для себя пользу, срывал розу на каждой лужайке, вдыхая аромат каждого цветка, слушая пение каждого соловья. Вдруг я обратил внимание на молодого продавца кофе. Его благоухающие жасмином кудри пленяли даже ароматный утренний ветерок, слова, слетавшие с его уст, напоминавших цветы персика, заставляли распуститься бутоны сердца. Он сидел, как ясный месяц, в кресле с инкрустированными ножками и, наполняя чашки кофе, одарял ими своих друзей. Его изогнутые брови, словно сложные иероглифы, сводили праведников с правильного пути, а его томные повадки толпами убивали невинных.
От его благоухающих амброй локонов я обезумел, по зову трепещущего сердца я сел перед ним, словно шип перед розой. А расторопный и умелый продавец кофе продолжал заниматься своим делом, и его чашки с кофе опьяняли и приводили в восторг. Я стал частенько бывать там, чтобы иметь возможность постоянно видеть его, стал завсегдатаем того заведения и подружился там с одним молодым купцом. Красота продавца кофе была для нас предметом общего удовольствия, и в скором времени мы познакомились близко.
Однажды я вопреки своим правилам уступил просьбе приятелей и поехал на охоту Я увлекся ловлей в степи, погнался за добычей и ускакал далеко от товарищей, а там потерял из виду добычу и скакал по степи, словно вспугнутая газель, но так и не встретил никакого селения. Солнце уже перестало благоволить и начало печь беспощадно, жажда начала одолевать меня, я лишился сил и уподобился раненой дичи.
Каким- то чудом мне удалось выбраться оттуда, и к концу дня я оказался в окрестностях города. Издали я увидел дом, крыльцо которого было чисто подметено и полито водой. Перед ним росло тенистое дерево, к которому была прикована цепями обезьяна. Я решил напиться воды в том доме, но язык у меня от жажды присох к нёбу и я не мог вымолвить слова. Тогда я решил пойти на хитрость и ударил плетью обезьяну. Та страшно завизжала от боли, из дверей выбежала красивая невольница и принялась громко бранить меня. Я не обратил на ее слова ни малейшего внимания и попросил жестами напоить меня. Догадливая служанка тут же сменила гнев на милость, побежала в дом и вынесла чашу с прозрачной водой, которая была приятнее великодушия благородного мужа и холоднее подлости мерзавца. Она вручила мне чашу и этой милостью повернула вспять утекшую воду моего ручья. Невольница, видя, что мой дух, изнуренный и увядший от жажды, вновь воспрянул, заговорила вежливо и приветливо, утешая меня. «Моя госпожа, -говорила она, - хоть и затворница, но слава о ее гостеприимстве вознеслась до самых небес. Молва о ее красоте разорвала покров помыслов Зухры, словно распустившийся бутон, но тем не менее она благосклонна к страждущим, а стол ее всегда доступен бедным. Если ты хоть ненадолго отдохнешь от знойного солнца в тени того стройного кипариса и вкусишь плодов от пальмы ее пленительного стана, то, вне сомнения, ты обретешь все блага земные».
Ее упоительные слова захватили повод моего сердца, утешительные речи пробудили во мне радость, и я почувствовал ветерок желания. Моя неспокойная природа и стремление к наслаждениям побудили меня привязать к тому дереву коня, и я тотчас вбежал внутрь дома. Благодаря своей счастливой судьбе я столкнулся лицом к лицу с луной, пред сияющими ланитами которой солнце сгорало, словно мотылек, от зависти к стройному стану которой лопалась сосна. Ротик ее был меньше доля бедняка, глаза жестоки, словно небесный воин Бахрам, брови изогнуты, будто индийский меч, а сама она, как небо, переменчива. Та пленительная луна поймала мое сердце, словно рыбу, в сеть своих локонов, стала являть мне милости, которые трудно вообразить, и уселась со мною рядом, плечом к плечу. Я счел, что настал самый удобный момент, привлек к себе тот букет цветов и сорвал упоительный поцелуй с ее губ, подобных райскому Салсабилу. Я обвил ее обручем рук, так что мы стали походить на созвездие Близнецов на ложе. От покорности она не противилась, я же от нетерпения был стремительнее вращающегося неба и вот уже снял чары с серебряного клада, и рубин устремился в золотой ларец. По моей неосторожности раздались звуки свершения, и побежала ртуть. Но как у времени за каждым утром следует вечер, так в этом мире за каждым зернышком кроется силок. Наше пиршество не успело еще достичь расцвета, а наше наслаждение - разгара, как коварное и злобное небо стало завидовать моему успеху, примешало к моей халве чеснок и расстроило мое празднество. Иными словами, невольница ворвалась к нам, словно нежданное горе, и, задыхаясь, сообщила нам убийственную весть: «Вернулся хозяин дома, да скрутит его небосвод, словно кудри моей госпожи!»
- Что же мне оставалось делать? - продолжал второй товарищ свой рассказ. - Я готов был залезть в
