— Для меня — достаточные.
— То есть лишь догадки. Но все равно я знал, что когда-нибудь ты начнешь действовать. Я совершил ошибку и до сих пор сожалею о ней. Поэтому я и солгал тебе, поклялся, что это был несчастный случай. Я хотел спасти тебя, Джонни. Одно время я прочил тебя в преемники.
— Кто станет им, когда меня не будет?
— Наверное, Копплстоун. На его пьянство я смотрю сквозь пальцы. При нашей работе человеку нужна хоть какая-то отдушина… Последние месяцы я каждый день по полчаса размышлял, как, где и когда ты начнешь. Позволь сказать вот что: я понимал, что Гаррисону не удастся завербовать тебя. Ты станешь действовать в одиночку. Жаль Гаррисона. Славный, способный малый. Однажды я предложил ему присоединиться к нам. Он предпочел жизнь бродяги.
— Кому он служил на сей раз?
— Моя откровенность имеет свои пределы. Во всяком случае, я рад, что не твой труп сейчас собирает толпы в Уоберне.
— Да, на мою долю придется лишь скромная фотография в «Вестерн Морнинг Ньюс».
— Боюсь, что так. Но ты мог бы этого избежать — встал бы на мое место и в конце концов заслужил некролог в четверть колонки в «Тайме».
— Моя мать гордилась бы мной.
— Все это очень печально. Но, к счастью, всегда можно найти компромисс и избежать щекотливого положения.
— Вы предлагаете сделку, сэр Джон?
Шеф мрачно усмехнулся.
— Если пожелаешь. Карьере твоей крышка. Но ты можешь найти себе другое занятие. Ты человек слова. Обещай выбросить из головы мысль о моем убийстве, перестань работать на кого бы то ни было и никогда не рассказывать ничего о Ведомстве. Это великодушное предложение — другому я бы его не сделал.
— К тому же оно спасет вам жизнь, когда я выйду отсюда.
— Если выйдешь, спасет. Но своей жизнью я не очень дорожу… Дай слово, и ты свободен.
— Чтобы тут же нарушить его и прийти по вашу душу?
— Если бы я считал тебя способным на подлость, я бы ничего тебе не предложил. Дай только честное слово. Ну?
Гримстер покачал головой:
— Все очень просто, сэр Джон. Вы убили мою возлюбленную, и я отомщу вам. Я задумал убить вас. И убью. Все очень просто и недвусмысленно.
— Ты так меня ненавидишь?
— Я хочу лишить вас жизни. И все. — Гримстер ясно представил выезжающий из-за поворота автомобиль, который обгоняет другая машина. Увидел аспидный блеск озера далеко внизу, голубое небо с валами гигантских облаков, вообразил, как падает автомобиль, катится, корежась, среди вереска и гранитных валунов.
Сэр Джон встал и направился к выходу:
— Жаль, что все так получилось.
Он ушел, заперев дверь. Гримстер взял бутылку обеими руками и налил себе бренди. Сэр Джон дал ему шанс, от которого он отказался. Никаких торгов между ними быть не могло. Сэр Джон уже ничем не откупится. Гримстер обязан выполнить свой долг перед памятью Вальды. Никто и ничто его теперь не сдерживает. Справедливость восторжествует только со смертью сэра Джона. А потом Гримстер устроит себе сносную жизнь.
Он глотнул бренди и закурил сигару.
Глава пятнадцатая
В полдень Кранстон с Копплстоуном принесли Джону ленч и сняли наручники. Гримстера заперли за решеткой. Кранстон ушел, оставив Копплстоуна наедине с осужденным.
Перед Гримстером стояли холодное мясо, салат и бутылка белого вина. Не обращая внимания на еду, он потянулся к вину. Копплстоун сидел на табурете по другую сторону решетки и курил. Внешнюю дверь, уходя, запер Кранстон.
— Зачем ты остался? — спросил Гримстер.
— Сэр Джон приказал. При тебе до самого конца должен кто-нибудь быть.
— Когда он наступит, конец?
— Сегодня вечером.
— Как вы собираетесь это сделать?
— Несчастный случай во время рыбалки. Ты упадешь со скалы у пруда. Официальная версия будет такова: ты взглянул вниз и поскользнулся на мокрых листьях. Труп поздно вечером обнаружит поисковая партия.
— А потом вскрытие установит естественную смерть. Понятно.
Ему и впрямь все было понятно. Промашки не будет, ничто не вызовет подозрений ни у полиции, ни у патологоанатома. Гримстер — фигура в Ведомстве. Он погибнет, не бросив на Ведомство тень.
Гримстер отхлебнул вина и спросил:
— В камере есть «жучки» или телемониторы?
— Нет. Раз человек попал сюда, значит, мы о нем все уже знаем. Тебе об этом должно быть известно.
— Сэр Джон там будет?
— Нет. Повезем тебя мы с Кранстоном. А он получит отчет утром.
— И будет разочарован.
Копплстоун покачал головой, тронул корочку от бритвенного пореза на подбородке:
— Нет, Джонни. Не будет. Хотел бы я так думать. Но этого не случится. Жаль, что я не увижу на твоем месте сэра Джона.
— И тогда бы ты стал главой Ведомства.
— Возможно. Я ненавижу Ведомство, но ничего другого у меня нет. Моя жизнь в этой работе, она убила во мне все чувства, кроме одного. Честолюбия. На нем только я и держусь. Даже по нашим меркам сэр Джон зашел слишком далеко. Потому Ведомство таким и стало. Власть развращает. Будь я у руля, я сделал бы Ведомство более гуманным.
— А может быть, разрушил бы изнутри или, по меньшей мере, навлек на него позор?
Копплстоун и бровью не повел:
— Ты переоцениваешь меня.
— Тем не менее ты думаешь именно об этом.
— Время от времени.
Вместе мы, возможно, что-нибудь и сообразили бы.
— Надежда — последнее, что тешит заурядных людей, Джонни. Но для такого, как ты, она, наверное, станет главным орудием. Однако я не могу заключать сделки, руководствуясь дружбой или честолюбием.
— Я не говорю о надежде. Речь идет о фактах.
Копплстоун бросил окурок на пол и придавил его каблуком:
— Как вино, Джонни?
— В порядке. Но давай потолкуем о фактах. О непреложной истине. Насчет надежды ты прав. Давно я ими не кормился, и вообще они никогда ни к чему не приводили. Последние исчезли, когда разбилась Вальда.
— Несчастный случай, который ты посчитал убийством. И не так давно. Ты выдал себя, и сэр Джон заметил это. Еще бы, ведь он этого ждал. Ты, Джонни, хотел видеть здесь убийство, превратил его в
