нескольких бумажных лир, в нем лежала плоская круглая коробочка размером с монетку в полкроны. Легко отвинтив крышку, я обнаружил внутри штук десять белых таблеток. Я взял коробочку, так как догадывался, какие таблетки это могли быть, и не такие уж они были безопасные. Их нужно отдать на экспертизу.
Задрав левую штанину, я обмотал рану, кровоточащую, но не опасную, полотенцем, умылся в кухне над раковиной. Куда хуже обстояло дело со следами зубов на моем плече — придется сделать инъекцию против столбняка и понадеяться, что Веритэ не станет ревновать.
Из холла я позвонил в отель. Я не сообщил Веритэ подробностей. Велел уложить вещи, отправиться на Римскую площадь и взять там машину, чтобы мы могли уехать из Венеции. Только сказал, что хочу как можно скорее повидаться с герром Малакодом.
Спускаясь вниз к лодке, я почувствовал, что хромаю, и только тут заметил отсутствие правого каблука.
Ее лодка была привязана возле нашей. Фрау Шпигель действовала профессионально. Она выследила Бэлди и, увидев нашу лодку, приготовилась к встрече. Я вынул из днища ее лодки затычку, посмотрел, как вода бежит внутрь, а затем отчалил от берега. Я двинулся по каналу Трепорти, и примерно через полчаса меня стошнило. Пройдет немало времени, прежде чем я смогу забыть крик несчастного Северуса.
Глава 15
Дважды уволенный
Вернувшись в Венецию, я оставил лодку возле улицы Гарибальди, а затем направился прямо к «Роял Даниэли».
В фойе нашел телефон и заказал Лондон. Я не застал ни Сатклиффа, ни кого-то знакомого и поэтому сообщил открытым текстом:
— 'Инспектор'. Северус мертв. Я уезжаю. Для получения новых инструкций я позвоню сегодня вечером.
На другом конце провода ответили:
— Спасибо, — и затем положили трубку.
Последующие события развивались стремительно. Я встретил Веритэ на Римской площади, которая находилась возле вокзала, а затем мы выехали к венецианской автостраде.
Веритэ обо всем заранее договорилась с водителем такси и, как я узнал позже, сделала уйму звонков. Она была такой же трудолюбивой, как и Уилкинс, и имела такой же дар не приставать с вопросами в самый неподходящий момент. Мне же совсем не хотелось разговаривать. У меня было о чем подумать.
Мы отправились на север в Тревизо, затем пересекли Тренто и поднялись к Больцано. Там, расплатившись с водителем, час просидели в привокзальном буфете. Потом пересели в сине-белый «роллс-ройс», у которого на заднем сиденье находился бар.
Я выпил большой стакан виски с содовой 'и тут же заснул. Проснулся, когда на перевале Бреннена нас остановили таможенники.
Судя по тому, что нам больше не попались таможенники, мы не выезжали за пределы Австрии, и в десять вечера машина, свернув, оказалась на частной дороге, петляющей между соснами.
Было слишком темно, и я слишком устал, чтобы интересоваться местностью, впрочем, догадывался, что этот охотничий домик в горах, или шале, у которого мы остановились, принадлежал Малакоду.
Толстая старушка с приветливым лицом принесла мне в спальню тарелку сандвичей с копченой рыбой и полбутылки «Шабли», а когда я покончил с едой, пришла Веритэ.
— Я должна взглянуть на твою ногу.
— Она заживет до утра. Где это мы?
— Ближайший город, или деревня, называется Шватц. Это недалеко от Инсбрука.
— А дом?
— Он называется шале «Папагей» и принадлежит...
— Герру Малакоду. — Сунув руку в карман, я передал Веритэ записку, которую Бэлди успел написать перед смертью. — Переведи, пожалуйста.
Она прочла записку. Я представил себе, как он, собрав последние силы, заставляет себя писать.
«Заферси опять услышал их в холле... Заферси, в десяти минутах... В. Сказала... хорошее место сбросить ЛБ или КС, не важно кого...»
Прочитав записку, Веритэ посмотрела на меня. Я по-прежнему был не в настроении объяснять что- либо.
— Когда приедет герр Малакод?
— Завтра.
— Завтра я обрисую тебе картину в целом, как я ее понимаю.
— Меня это не волнует. Ты, должно быть, потерял много крови. Дай я посмотрю.
— Не суетись. Все в порядке.
— Нет, не все в порядке. Ты обмотал ногу куском грязной тряпки. Может начаться заражение.
Я сдался Нога была перевязана, мне, как малышу, помыли руки и лицо. И наконец, меня уложили в постель и одарили поцелуем на ночь.
Когда она целовала меня, я спросил:
— Заферси — это не то, что я думаю, это озеро?
— Да.
Веритэ посмотрела на меня. Но промолчала, хотя, наверное, знала, о чем я думал. Она, как и я, поняла, что означали «ЛБ» и «КС».
Когда она ушла, я взял телефон и позвонил в Лондон.
— 'Инспектор', Нахожусь в шале «Папагей», в деревне Шватц, возле Инсбрука.
На другом конце провода мне ответили:
— 'Напагей' означает «попугай».
— Спасибо.
Я лег в постель и попытался заснуть, но мне удалось это далеко не сразу. Я мог бы дописать записку за Бэлди. Какую бы девушки ни выбрали — «ЛБ» или «КС», ей придет конец в озере в десяти минутах от... ну, это уже было нетрудно рассчитать. И в любом случае большой свинцовый ящик прошлой ночью исчез.
Утром Веритэ принесла мне кофе и булочки. Присела на кровать, чтобы позавтракать вместе со мной.
— Прости, что вчера я был резок.
— Я понимаю тебя.
— Да?
— Когда ты попросил меня перевести записку, ты ведь уже понял, что там?
— Да, это так.
— И если бы это было нужно тебе лично, ты бы не стал давать ее мне.
— Возможно. Я бы рискнул и воспользовался услугами какого-нибудь служащего в отеле, чтобы он перевел ее мне.
— Потому что ты увидел инициалы «ЛБ» и «КС»? О, ну конечно. Я знаю, что ты к ней испытываешь. И вчера весь день ты думал о ней. Я для тебя уже не существую.
Я попытался протестовать, но Веритэ покачала головой и улыбнулась:
— Даже если бы в записке не было «КС», ты бы сделал то же самое. Вот это один из твоих недостатков. Если ты что-то захочешь, что-то, чего у тебя нет, ты всегда начинаешь рисковать по-глупому в надежде получить желаемое. Так ведь?
