муж, который давно умер — на свое счастье, подумал Джордж, — был егерем в Рид-Корте у Рейнбердов. Сама миссис Гредидж время от времени работала у Рейнбердов судомойкой, а потом — поденщицей. То, чего не знала она, знал ее муж. В незримой войне классов для нее было так же естественно подслушивать под дверью или совать нос в лежащее на столе письмо, как для ее мужа — во время охоты незаметно приближаться на расстояние слышимости к господам, когда те закусывали на свежем воздухе, или стоять в старой куртке маскировочного цвета где-нибудь в кустах и сравнивать поведение человеческих особей с брачными играми животных, рыб и птиц, чьи повадки он хорошо знал. Миссис Грэдидж поведала Джорджу, как Шолто вел себя с женской прислугой, с заезжими дамами, посещавшими усадьбу, и местными матронами. Шолто не настаивал на droits de seigneur, но частенько его получал. И неутомимо пил с половины одиннадцатого утра до самого отхода ко сну. (Джордж, жаря гренки на кухне и припоминая разговор с миссис Грэдидж, был совершенно уверен, что сказал Бланш о падении старика в пьяном виде с лестницы. Неужели он ей все-таки не говорил? А ведь собирался. Наверное забыл, пока выкладывал другие сведения. Господи, до чего отвратительная ведьма эта миссис Грэдидж! Только бы Бланш не дала ему нового задания, для выполнения которого пришлось бы снова отправиться к старухе.) Самой многообещающей жилой, которую стоило разрабатывать, были обстоятельства, связанные с младшей сестрой мисс Рейнберд, Гарриет. После разговора с миссис Грэдидж Джорджу не составило труда собрать разрозненные сведения в единую картину, заполняя пробелы при помощи собственного богатого воображения.
Обе сестры в молодости были недурны собой, но в отличии от Грейс Рейнберд, миниатюрной и похожей на птичку, ее сестра была несколько долговяза и, в противоположность самоуверенной Грене, страдала почти патологической робостью и неуверенностью в себе. Когда Грейс исполнилось тридцать (у миссис Грэдидж была феноменальная память на даты, она помнила в какой день и какого числа произошли события многолетней давности), сестры примирились с мыслью о том, что им уже не выйти замуж. Грейс, с ее резкостью суждений и разборчивостью, всем кавалерам давала от ворот поворот, а тех, кто ей более или менее нравился, подозревала в стремлении завладеть ее богатством. Что касается Гарриет, то у нее право первой ночи (франц.) непреодолимым препятствием на пути завязывания любовных отношений стали робость и неуверенность в себе. Если же какой-нибудь решительный мужчина, побуждаемый расчетом или сердечной склонностью, замечал ее, то Шолто (желавший, чтобы сестры жили только ради него, вели хозяйство, давая ему возможность вволю пить и путаться с женщинами) тут же использовал все свое влияние, чтобы отбить у поклонника желание бывать в Рид-Коте. Под личиной внешней благовоспитанности Шолто был грубым неотесанным эгоистом.
Но за три года до Второй мировой войны Шолто угодил в больницу с почечной коликой и пролежал там три недели. И за эти три недели Матушка Природа, улучив момент, сыграла одну из своих злых шуток. Грейс и Гарриет одни отправились на благотворительный бал в ближайший гарнизон (обычно их везде сопровождал Шолто). Грейс провела вечер как обычно. Гарриет же пригласил поужинать слегка подвыпивший офицер-танкист, ирландец. За ужином она, поддавшись уговорам, выпила лишний бокал вина, почувствовала в себе силы и желание насладиться жизнью, и пока Грейс танцевала «Пол Джоунс», офицер увлек Гарриет на заднее сиденье своей машины и совратил. Гарриет держала это в тайне от Грейс, отдаваясь новым, доселе неведомым переживаниям, и три недели встречалась со своим дружком в лесу у речки, о чем Грейс не подозревала, но зато знал добрейший Гредидж, у которого было чутье на любое совокупление в радиусе двухсот ярдов. За день до возвращения Шолто офицер вместе со своим дивизионом отбыл на Ближний Восток. Больше Гарриет его не видела и никаких известий от него не получала. Она ничего не сказала Грейс, но когда поняла, что должно с ней произойти, посвятила в свою тайну Шолто, который выбрав момент, пока Грейс отсутствовала, спешно собрал Гарриет, отвез ее в Нортумберленд и оставил в доме своего верного друга. Здесь в положенный срок Гарриет родила сына, которого через сутки у нее забрали навсегда, и она никогда не узнала, где он и у кого.
Только много лет спустя она рассказала Грейс эту историю. К тому времени офицер-ирландец уже погиб, смертельно раненый в танковом сражении под Тобруком.
Вот об этом и поведала Джорджу миссис Грэдидж, а он пересказал все Бланш. С особым удовольствием миссис Грэдидж сообщила, что хотя полгородка знало о происшедшем в Риц-Корте и в Нортумберленде, ни Шолто, ни миссис Грейс Рейнберд не догадывались, что их семейная тайна просочилась за пределы дома.
Миссис Грэдидж дала понять, что может еще о многом порассказать, если это интересно. И вовсе не потому, что любила сплетни и скандальные истории. Иногда, например, любовники встречались в старой рыбачьей хижине, где Грэдидж держал тростник для крыш сколько парочек прошло через эту хижину!… Джордж не выдержал и сбежал в «Золотую митру», где залпом проглотил три порции виски, чтобы отбить мерзкий привкус во рту, оставшийся после беседы.
Теперь, жуя подгоревший гренок с джемом, потягивая кофе и думая о Гарриет и о том, сколько ему по заданию Бланш пришлось копаться в грязи, он чувствовал непреодолимое отвращению ко всему этому предприятию. Его счастливая звезда, как видно, сбилась с пути. Такая работа и образ жизни явно предназначались не ему. Нет, кому-то другому любителю хихикать и шушукаться со всякими миссис Грэдидж. Какой-то чертов болван там, наверху, спутал все карты, и ему, Джорджу, здесь на земле выпал совсем неподходящий жребий. Если бы Джордж мог выбирать, он предпочел бы что-нибудь более романтичное и достойное мужчины… Он бы не возражал против роли офицера-танкиста, ирландца, — только чтобы не погибнуть — или тайного агента разведки с блестящими манерами и утонченным вкусом по части континентальных красавиц, старинного фарфора, каких-нибудь японских нэцкэ и прочих редкостей. Он видел себя в роли спасителя прекрасных героинь, вознаграждаемого по заслугам; защитника слабых и бедных, который сражается с тиранией и сокрушает зло.
Он посмотрел на Альберта, лежащего на коврике на кухне, и сердито крикнул:
— Ты что это делаешь, черт этакий?
Альберт жевал утреннюю «Дейли Мейл». Джордж выхватил у него газету, помятую и мокрую, и встряхнув ее, принял решение. Он должен изменить свою жизнь. У него есть способности, обаяние, ум и свои представления о чести. К черту эту мышиную возню. От таких, как миссис Грэдидж, его тошнит. И если уж быть откровенным, он иногда чувствует себя неловко с Бланш. Непонятно, то ли она наполовину, то ли окончательно спятила с этим своим спиритизмом. В любом случае, он не создан для того, чтобы морочить голову старым дамам и вытряхивать у них чеки на осуществление таких бредовых идей, как храм Астродель. Кем Бланш себя возомнила? Дочерью Соломона? А этот паршивец Генри? Где она его выкопала? Наверное, прочитала о нем в детской книжке «Рассказы о железной дороге Британии». Нет уж, хватит, он достаточно поработал на Бланш. Друзьями они могут остаться — и добрыми друзьями, но он больше не намерен играть в эти игры. Он поедет в Солсбери, прогуляется вокруг собора и спокойно поразмыслит о новой жизни. Лучшего места для этого не найдешь. Потом перекусит в «Красном льве», а после этого отправится к Бланш и все ей выскажет. А может, удастся уговорить ее начать новую жизнь вместе…, там видно будет. Взглянув на Альберта он произнес:
— Теперь, черт возьми, все пойдет по другому. Альберт приподнял седые брови и вильнул хвостом. В то время как Джордж завтракал и строил планы новой жизни, Рейнберд тоже завтракала — совсем без аппетита, она чувствовала себя разбитой после беспокойной ночи. Гарриет снова приходила к ней во сне и была очень настойчива. Странно — иногда она являлась такой, какой была в молодости, иногда старой. И этим приводила Рейнберд в замешательство. Но чего она хочет было совершенно ясно. «Найди моего мальчика. Найди его и возьми к себе. Он Рейнберд!»
Когда она произнесла «Он Рейнберд!», ее голос звучал, как потустороннее эхо.
Мисс Рейнберд провела ужасную ночь — Гарриет завывала словно плохая актриса в плохой мелодраме. Найти ее мальчика, как же! Взять его в Рит-Корт, чтобы после ее, мисс Рейнберд, смерти все досталось ему… Если бы даже она разыскала его, неизвестно еще, что бы это оказался за тип. Взять его в дом означало бы обнародовать всю эту историю, опозориться на весь Чилболтон, на всю округу. Конечно, она не настолько глупа, чтобы не понимать: кое-кто в городке мог знать о случившемся. Какая же дура была Гарриет! Не потому, что влюбилась — если это была любовь, а не просто физическое влечение, — а потому, что вела себя, как безмозглая деревенская девчонка. Свидания в рыбачьей хижине! И как она допустила…, ну, то есть любой полупорядочный мужчина принял бы меры предосторожности. И что за сын может быть у такого человека? Не трудно себе представить! Ну хорошо. Предположим она его разыщет — совсем не
